- Вперед, - сухо произнесла, облизнула губы. Как же иногда бывает жарко.
Натянула тетиву, сжала зубы от боли. Стрела понеслась вперед. Дернулась раненная рука, выронив вторую стрелу.
Я, прикрыв ее щитом, протянул флягу.
Кивок, взгляд, полный боли.
Вытянула руку и отпустила зелье.
- Нет, - злой шепот.
Могу лишь пожать плечами.
И иду вперед, прикрывая ее и остальных.

Я помню, какой она пришла. Я помню, как недоверчиво она смотрела в мои глаза, как пыталась верить и не могла. Эльфы слишком долго живут в рабстве, она не могла этого забыть.
Я помню, какой она была. Как улыбалась рассказам, как удивлялась, как любовалась природой, как сидела у костра и смотрела на взлетающие к небу искры.
Я видел, как она менялась. Как ее рука все крепче сжимала лук, как взгляд становился острее, как голос приобретал резкость и жестокость. Она не могла простить тьму и Мор за то, что они лишили ее свободы, за то, что они лишили ее прохлады леса.
Я видел, как она делала выбор. Не я, не ведьма, не кунари, не кто-либо другой, а она. Мы лишь могли согласиться с ней, или поспорить, но выбор делала она. Я знаю, как он менял ее. Как она шептала себе, как пыталась оправдаться, как пыталась понять – правильным ли было ее решение.
Я видел все это.
И ничего не мог сделать. Да, я пытался ей помочь, но не мог. Плохо старался? Возможно.
Ничего не мог сделать.
Со шрамом, появившимся на ее щеке; с лицом, исказившимся от ярости и боли; с жестокостью, ставшей неоправданной. Ничего не мог сделать.
И вот мы в огненном Аду, в пылающем Денериме. И не можем ничего сделать. И этот эльф, что крутится вокруг нее… до сих пор крутится, до сих пор пытается завладеть ею.
Прости, Антиванский Ворон – ей давно не до тебя и не до меня.
Ей уже все равно.

- Пора остановиться, - хрипит Зевран, подволакивая перебитую ногу.
Чародейка из Круга кивает, облизывая сухие губы.
- Хорошо, - ее голос холоден.
Ее рука ранена, но ее это не заботит.
Винн помогает эльфу перебинтовать ногу.
- Я был бы не против, если бы это сделала кое-кто другой, - подмигивает тот, пытаясь развеять напряжение. Брошенный на него взгляд заставляет его опустить голову.
- Марэн, тебе надо наложить повязку, - подхожу я. Качает головой. – Почему?
- Я вынесу всю эту боль, - тихо говорит она. Что-то обдумывает, потом говорит. – Идите к воротам.
- Ты совсем с ума сошла? – спрашивает Винн, закончив перевязку.
- Идите, - говорит она. – Я вынесу эту боль сама. Я должна.
Мы уже не имеем права перечить ей. И отворачиваясь от нее, я слышу
- Я вынесу эту боль. Тамлен, я вынесу эту боль. Прости, что не нашла тебя…
И я вспоминаю зараженного скверной эльфа. Я вспоминаю, как она убила его своими руками. Я вспоминаю, как она ушла в свою палатку, ни слова не сказав. Я вспоминаю, как она похолодела с тех пор.
Я могу только уйти? Нет, и я подхожу к ней снова
- Я должен вынести эту боль с тобой. Ради Серых Стражей, ради Дункана.
Кивок головы.
- Они не должны, - говоришь ты. – Они – никто. Есть только мы, зараженные.
- Зараженные и проклятые.
Кивок головы.

Я знаю все о Стражах.
Я знаю все об Архидемоне.
Я знаю обо всем.
Я знаю о долге.
И я буду помнить.
Я буду помнить, как ты пожертвовала собой.
Я буду помнить сияние твоих глаз перед тем, как ты их закрыла. Не мутные от ярости и бессилия зрачки, нет, я буду помнить зеленые чистые глаза.
Я буду помнить, как ты подошла – медленно, проговаривая что-то про себя. Как подошла к дракону, как взяла в руки меч, как вонзила лезвие в полумертвую сущность Мора и тьмы.
Я буду помнить, как все помутнело передо мной, как взвился черный столб и рассыпался в пепел. Я буду помнить, как ты упала.
Как смотрела в мои глаза, как шепнула: «Прости».
Я буду помнить.
Пусть все забудут – я буду помнить.
Как последний Серый Страж.
Пусть говорят что угодно – я буду помнить правду.
Как твой единственный соратник.
Как зараженный и проклятый.
Я буду помнить.