Можно закрыть глаза – тогда шум волн покажется отголосками реальности, слышимыми сквозь сон. И тогда, устроившись рядом с бочонком пресной воды, закрепленным у борта, можно смаковать такое явление, как перемены. Просто наслаждаться ощущением того, как спадает прошлое, со всем тем лишним, что в нем было, улетает прочь, как пыль, сбиваемая порывами ветра, и остается только то, что хочется оставить.

Как просто иногда стать чем-то другим. Для этого достаточно сменить примелькавшийся доспех из драконьей кости на обычное дешевое платьишко, упаковать мечи в тюк и заплести волосы в девчоночьи косички. И Героини Ферелдена и Командора Серых Стражей больше нет – есть эльфиечка, которых сотни, существо, к лицу которого не присматриваются. И все это имеет приятный вкус свободы. Свободы от самой себя. От себя, которую тащишь, как камень на шее – потому что ты обязана собственной славе столько всякого «не можешь» и столько всякого «должна», что от этого порою становится тошно.

Над головой мерцают звезды. Ночное небо кажется бесконечным – где-то там, далеко оно становится темной морской гладью, замыкая реальность в кольцо, где существуют только море, небо и ты, плывущая навстречу тому, что будет. И не важно, что в этом «будет» уже давно капают минуты, отсчитывая срок. Может быть, тех самых тридцати лет ты и не проживешь. Всякое в жизни бывает. Ведь не важно сколько – важно как и кем. Даже если для того, чтоб в очередной раз найти себя, придется стать просто эльфом в недобром к эльфам мире. Будет что будет. Делай… что хочешь.

Ветер швырнул в лицо горсть мелких соленых брызг – и как это их так занесло? Как странно привыкать к тому, что было забыто. И вот опять. А впрочем, ты ведь сама этого хотела – нельзя ходить по земле, не пачкая ног пылью, так что добро пожаловать в эльфийское «обычно», время слезть с лавр победителя.

Покачиванье палубы и шум голосов, где-то там, за занавесом света фонаря. Фонарь, ступени, за дверью – каюты. Если хочешь спокойно добраться до точки назначения, не привлекая к себе внимания – неразумные выходки излишни. Это не стоит забывать, даже если иногда ладони просят рукоятей. Терпение и смирение - это добродетель, особенно для убийцы. Не так ли? Ничего личного. Когда клинок покидает ножны, все, за что тебя можно задеть – должно развеяться, как дым. Ты и твоя работа – ни больше, ни меньше. Так надо. Иначе – не надо. Вот такой простой счет: плюс и минус, таково основное правило. Хотя, огр меня побери, непривычно. Уже непривычно и иногда задевает, вызывая злость, которую, как собаку, приходится ставить на место командой «фу, к ноге». Как многое я забыла… Как быстро привыкаешь к собственной значимости.

Может быть, не стоило покидать трюм? Уснуть, устроившись на собственном тюке с вещами… Дождаться до порта назначения… А там что? Случится что-то, и не выдержат нервы – и сломаю маску, выдам себя. Нет, лучше привыкать сейчас и здесь - в Антиву должна приехать маленькая, ничего не значащая эльфийка. Серая мышь. Чтоб не вызывать подозрений.

Я иногда завидую Валендриану – его спокойствию, выдержке. Способности многое пропускать через себя и придерживаться при этом собственного курса. Где ты сейчас, хагрен эльфинажа Денерима, жив ли ты? Я непростительно проворонила тебя, не успела, позволила увезти… Это – моя ошибка, я постараюсь ее исправить, если смогу. А пока – я оставила нашим детям сказку, которая им была так необходима, чтоб они могли играть в меня, и ушла, чтоб этой сказки не разрушить. Мне надо, чтоб в их играх жил кто-то из своих, а не люди, на которых они потом будут смотреть снизу вверх, забывая себя или наоборот – отравляя собственное сознание ненавистью или чувством собственной ущемленности. Это – мой им подарок… для их будущей жизни в мире людей.

А люди – до чего они смешны. Заносчивостью и неизбывной тягой посмотреть ну хоть на что-то, да свысока, стремлением залезть хотя бы чуть-чуть вверх, чтоб плюнуть вниз. Поненавидеть, задеть, вытереть ноги. Показать этим: я , мол, выше и достойней – для них это… как воздух… Согнуть, поставить на колени. Войти в личное душевное пространство и там подмять под себя. Использовать. И мы болеем этим, заражаясь от них. Вернее, болезнь протекает иначе, но зараза – та же. И вот эльфийской разновидностью этой болезни - болею, в том числе, я… и высшей степени. Но течение хвори я постараюсь взять на себя и не разносить ее дальше. Это – самое сложное, это значит – пойти наперекор сознанию общества, которое на этом построено. Это тяжелее, чем просто побороть скверну. Но я попытаюсь.

Ночь. Прохладный ветер в лицо. Летите, мысли, как чайки… Найдите для меня ответ на вопрос «что дальше?». Не для меня, для всех нас - детей этой земли. Я не знаю ответа на него. Судно идет бакштаг, но ветер устойчив и даже за штурвалом – никого. Рулевой спустился вниз, помудрив что-то у колеса – видимо как-то зафиксировал его в установленном положении.

Дыхание ночного океана ощущается кожей. Это такая радость – быть частью всего этого. Глубоким вдохом зачерпнуть благодати мирозданья, пропустив ее по всему телу. Как там говорилось… самое высокое наслаждение – сделать то, что по мнению других, ты сделать не сможешь? Неправда. Самое высокое наслаждение – вот это. И минуты падают как капли, без счета, в тихий восторг. Катарсис.

Хлопок двери, шаги по палубе и голоса. Пьяные, мужские, за левым плечом. Те самые, крепкие мужские слова, которые почему-то считаются визиткой мужественности, и обещания кому-то чего-то… смех. Слегка повернуть голову, чтоб оценить обстановку. Двое матросов. Не то, что я не люблю пьяных вообще – я не люблю пьяного быдла, вне зависимости от его социального положения. Со времен Вогана – не люблю особо...

Я не готова портить себе вечер и решать дилеммы добра и зла, этики, морали и эстетики, а рядом нет родного антиванского «метра шестидесяти пяти» с острым языком и неизменным ножом при себе, да и все мое оружие – в тюке внизу, чтоб не вызывать лишних вопросов. Поэтому, на всякий случай, лучше тихо уйти сейчас. Правда, для этого пройдется пройти мимо них – уж слишком неудобно они вышли… но если вдоль борта…
- О, смотри - остроухая сучка.
Еще что-то - тихо, между собой.
Они пьяны, совершенно. Ускоряю шаг, надеясь пройти мимо. Я – тихая, приличная девушка. Тихая, приличная, совершенно безобидная и потому мне – отсюда и быстро.
- Стой, куда!
Шаги вдогонку. Догоняют. Пытаются поймать. Касание чужих рук к собственному телу – как разряды маленьких молний. Неприятно.
- Отстаньте!
Куда там, они знают, что они выше, поэтому думают, что сильней. И они пьяны.

Хват за левое плечо и талию – это ошибка, грубая ошибка, удержание и фиксацию противника так не делают. Что-то комком ворочается чуть пониже ребер, тянет силу из старой памяти, отзываясь на ее отголоски, как скверна на крик Архидемона. В этой памяти – самодовольная физиономия Вогана и морды его стражников. Нельзя, не надо… Пальцы, вцепившиеся в волосы на затылке и приближающееся чужое дыхание с винными парами… Спаси Создатель. Нет!..

Да... Старая память сломала самоконтроль, вырвалась и коснулась сознания, властно беря свои права. Как было… давно и недавно, в усадьбе эрла Денерима. Подстегнутый болью от корней волос, комок бешенства рванул в затылке и растекся мурашками по коже головы, вспышка ярости наполнила сознание уверенным и нетрепеливым ожиданием. Это сладкое слово месть. И пошел счет времени, где каждый миг – это часть действия, даже если он наполнен недеянием. В кончиках пальцев отозвалась странная, нечеловеческая физическая сила, полученная в Тени, в башне на озере Калленхад, в кошмарном сне. Сердце бешено гнало кровь по венам. Оружие убийце не нужно. Достаточно желания убивать.

Рука легко взметнулась вверх, скользнув ладонью между своим и чужим телом, пальцы впились в кадык противника. Выверять некогда, но удалось точно там, куда надо. Вдавить и сжать пальцы, резко с хрустом давя хрящ, и дернуть на себя. Кончики ногтей ходят под кожу и пальцам становится влажно. Умри! Мне легко и улыбка играет в уголках губ… Тот, кому вздумалось побаловаться насилием, иногда … получит то, во что хотел поиграть. И это ему может не понравиться.
Завалить находящееся в ступоре от боли тело на борт – чтоб кровью не заляпал, захлебываясь. И пока второй насильник не сообразил в чем дело – переключиться на него. Как же неудобно, когда объект такой высокий – ни ногой в пах не достанешь, ни затылком в нос.

Беглый взгляд под ноги. Хватка пьяного на мгновение ослабла – видимо до замутненного алкоголем сознания дошло, что с его дружком что-то не то и он не блюет. Просесть чуть вниз, резким движением и потом - пол оборота на выход из захвата. Удар локтем в солнечное сплетение, четко в ритм его дыхания, как только запах вина откатится - на вдохе. Тебе хотелось познакомиться поближе? Ну что ж, здравствуй, это я. Тело падает на пол. Десять секунд чтоб обернутся и, подхватив за ноги, перевалить первого через борт – в любую минуту может вернуться рулевой – не надо терять времени. За потраченные мгновенья второй приходит в себя, пытается встать, опершись руками о палубу. Погоди, мы еще не договорили. Удар каблуком по пальцам левой руки, с хрустом ломает фаланги. Он падает навзничь хватает ртом воздух, пытается прикрыть рукой голову. Неплохо. Удар сбоку, по корпусу, в открывшееся пространство под мышкой… Не точно и… слабо. Тогда… Прыжок и удар локтем в падении, в основание черепа, сопровождаемый звуком ломаемого позвоночника.

Подняться на ноги. Выдохнуть. Сердце все еще бьется в безумном ритме. Вдох… Выдох… И это бурлящее внутри что-то, которое приходится утихомиривать, глубоко дыша. То, которому понравилось и оно просит еще, лететь, скользя на волне ненависти. Скверна? Нет, иное. Это было до скверны. У этого есть отец. Его зовут Воган. И за это я ненавижу…

Так, спокойно! Тихо. Спокойно… как на погребальном костре – никто не встал и не ушел.

Тело – за борт. Это – дольше всего, он очень громоздкий… Быстро подойти к бочке. Зачерпнуть ковш воды и плеснуть на внешнюю сторону борта - смыть кровавые потеки, чтоб в глаза не бросались. Окончательно следы уберут брызги, летящие с поверхности волн. Ковш на место. Все… Демон! Он меня кровью заляпал! Правда немного… Думаю, в темноте не заметят…

Снова хлопок двери. Это возвращается рулевой. Человек… Еще несколько глубоких вдохов. Хватит! Он не при чем. Фу! К ноге!

Поправляя растрепавшиеся косы, снова подставляю лицо под ветер – так, как будто ни чего не произошло. Запрятать это, бурлящее, глубоко-глубоко… Вот это, то что гудит в висках. На эльфиечку в потрепанном платьице мало кто обратит внимания. Но платье придется выбросить. За борт. Чуть поздней.

Сколько ненависти, эмоции - как же все это непрофессионально. Вот вам и катарсис, и высокая философия. Да только вот, сетовать можно сколько угодно, есть одно маленькое замечание – а как могло быть иначе? Нет, я могла бы не убивать их. И чем бы это закончилось? Я ведь эльф! Причем эльф, рожденный и выросший в городе. То есть, для людей – остроухая шваль, для многих из долийцев, если не обманывать себя, – плоскоухое отребье. А где-то между этими двумя догмами – живая я, которая хочет быть как можно дальше и от первой, и от второй точек зрения. И которой сейчас препаршивейше от того, что она преступила поставленные самой себе рамки, профессиональные рамки. Потому что она больна той болезнью, которой ее наградила жизнь – жизнь эльфа в мире людей. И вот та самая зараза ходит по Тедасу. И если задуматься – уже же не важно, кто и в какие седодревние времена начал первым, важно – что теперь с этим делать.

Лунная дорожка бежит по поверхности волн. Я, Серый Страж, Мирелл Табрис, мое назначение – бороться с порождениями тьмы в этом мире. А кто будет бороться с той тьмой, которая – порождение этого мира во мне?