День выдался удачный. Накануне, со всею помпой и с банкетом, был наконец подписан договор, по сути отдававший город во владенье того, кому фактически давно принадлежал. И всё же, несмотря на поздний час, остаться в доме компаньона было бы необдуманно. Зевран пока не обзавёлся собственным жильём в Селени, но главною причиной, по которой он решил провести ночь в карете, было желание скорей вернуться в великолепный дом у чистого лесного озера, вдали от всех этих интриг и суеты. Он сразу же, посреди ночи, отправился в обратный путь, сопровождаемый только одним верным охранником, который нужен был скорей для форсу и для того, чтобы гильдмастер не утруждался сам хлопать дверьми и поднимать оброненные вещи, да кучером, который, впрочем, куда как больше беспокоился о лошадях. Пока происходил банкет, все кони успели заплести на гривах по девятнадцать кос, подобрать чёлки ленточками, и выглядели очень миленько: никак не свирепыми драконами, готовыми мчать экипаж Хозяина Всея Антивы в любой её конец. Зевран, про себя, посмеялся забаве кучера. Четыре «льва», сверкающих, как золотые слитки, что вихрем пронесли его главной улице Селени, вызывая восхищение и зависть, сейчас смотрелись прогулочными дамскими лошадками. Но в темноте нет большой разницы, как выглядит твоя упряжка, лишь бы летела, как стрела.
Несколько раз гильдмастер засыпал, под ровный стук подков слаженной резвой четвёрки и столько же раз просыпался, когда колесо ловило выбоину или камень. Под утро в поселении Азола сменили лошадей. Ну, разумеется, не на худых крестьянских кляч и не на ожиревших фермерских тяжеловозов. В Азоле карету ожидала упряжка не менее ретивых, рыжих, как пламя, рысаков, рычащих, словно гарлоки, и роющих землю копытами, будто в намерении сожрать любого, кто встанет на пути. С первым лучом солнца, Зевран, до самого моста у поворота на свою усадьбу, лично сменил на козлах кучера, поскольку больше не мог вынести бездействия, да только и смотрел вдаль на дорогу, ведущую в поместье «Рагнатела», где надеялся узнать ещё лучшую весть: о возвращении Эвлара.
Долийский воин, когда-то звавшийся Героем Ферелдена, тот самый Победитель Архидемона… Кто бы подумал, что он покинет родной клан, откажется от службы королеве, от богатства и почестей и встанет на путь Ворона? Вернее, будет, как бесстрашный хранитель, как талисман, сопровождать по этому пути того, на ком с некоторых пор сосредоточился смысл его жизни. В Антиве грозное прозвание «Палач» давно пристало к эльфу, который, между делом, хоть и оправдывал своё кровавое прозвание, не забывал поправить сломанную ветку и подсадить в гнездо упавшего птенца.
Он был в отъезде уже ровно двадцать дней, понятно, что не просто так. Миссия Палача на этот раз была опасна не больше и не меньше, чем обычно и всё-таки Зевран определённо начал беспокоиться. Со дня на день, он ожидал, что вот, раздастся стук копыт и чёрный всадник возникнет, как из небытия, на просторном дворе «Рагнателы». Должно быть, он уже приехал, пока Зевран был занят столь важными делами.

Карета гильдмастера Антиванских Воронов лихо подкатила к усадьбе, но не завернула ещё к крыльцу дома, как изнутри требовательно застучали по дверце: «Останови». Не дожидаясь полной остановки, Зевран выскочил на дорожку. Его внимание привлекла стоящая посреди цветника лошадь без всадника, но в полной сбруе и с волочащимися по земле поводьями. Неподалёку происходила непонятная суета: управляющий орал на работницу конюшни, а та, указывая на животное, отмахивалась и что-то вопила в ответ. Поодаль сцену наблюдало несколько разбойников и челядь, переговаривались и подшучивали.

Гильдмастер издали узнал вороную кобылу Эвлара. Ту самую, что двадцать дней назад увезла его отсюда чуть ли не к самой тевинтерской границе - в Бринлау по душу тамошнего обнаглевшего градоначальника.
Лошадь с пустым седлом и болтающимися поводьями… Первое, что подумал Зевран, было так страшно, что разум отказывался верить.
- Что происходит, Гридо? – тревожно спросил он управляющего.
- Господин Палач вернулся, босс.
- Когда? Что с ним?
- Да всё в порядке, босс. Он в дом сразу пошёл, уж час, наверное, как…
Проклятье! Браска! Чуть сердце не оборвалось из-за того, что эти лодыри не могут вовремя сделать своё дело!
- Так почему кобыла не рассёдлана, сукины дети?! Какого чёрта она делает на клумбе? Что, на конюшне кончился овёс и нынче в меню розы? Ну, хорошо, кнуты там, полагаю, не перевелись. Рикко!
Спокойнее, Зевран, всё скоро встанет на места.
Прислуга и не почесалась хотя бы сделать вид, что угроза произвела впечатление: не тот случай, чтобы действительно вывести из себя всеми любимого хозяина. Вороны, так и стоявшие неподалёку продолжали подтрунивать над работницей, и та, опять указывая на кобылу, теперь уже Зеврану, по-деловому предложила:
- А Вы к ней подойдите…

На зов хозяина из экипажа появился худой черноволосый эльф, внешность которого никто не представлял без дюжины серёг в ушах и множества колец на пальцах. Вслед за Зевраном, он направился к кобыле, попутно погрозив работнице. Та снова замотала головой: «Нет, я боюсь…» Чего бояться пока было непонятно: лошадь по кличке Шёлк, несмотря на свою трагически-чёрную масть и грозную осанку, была добрейшим существом, и вряд ли дело было в ней. Напротив, кобыла, видимо, давно ждала, чтобы её освободили ото всей этой амуниции и отвели в конюшню. Вот и сейчас она охотно потянулась к Зеврану, узнав его. Гильдмастер сам не погнушался бы расседлать эту лошадь: она не раз, бывало, выручала и его, и Палача, но дело-то происходило не в походе, а во дворе его собственной усадьбы, где несколько распустившихся тунеядцев в виде слуг и охранников вполне должны были бы это сделать за него. Поэтому он лишь провёл рукой по морде лошади и подхватил её поводья, намереваясь передать их ближайшему бездельнику.
- Демоны! Что за вонь?
- Вот там оно и есть… - жалобно пискнула работница.
- Ах, вот в чём дело!
С другого бока к седлу была приторочена человеческая голова. Значит, всё сделано как надо. Ну, у тебя и выходки, Эвлар! Как будто мало слова.
- Эй, Рикко, позаботься-ка о лошади, - велел гильдмастер своему охраннику.
- А с этой дрянью что?
- Да закопай в лесу.
И напоследок обратился к мёртвой голове:
- Ты и при жизни был вонючей падалью, Бриссон, я тебе это доказал.

Он за секунды вспомнил, когда прежде видел эту лошадь с пустым седлом.
В первый же год своего триумфального возвышения в Доме Воронов, он с верными людьми устроил базу в отбитом у соперника поместье «Трапола». Вот в том дворе…
Спустя несколько месяцев после того, как судьба, неизвестно за что, наградила Зеврана казавшейся невероятной встречей с любимым, разыскавшим его в Антиве, борьба за власть меж Воронами переросла в настоящую войну. Однажды претендующий на место Аранная союзник и предатель Дирк Фанго затеял самым неблагородным способом использовать эту вражду - напасть на удачливого соседа. Не сам конечно: такой опытный интриган не собирался подставлять своих разбойников. Состряпав хитрые фальшивки, он натравил, на «Траполу» сразу двух боссов враждебной группировки, чтобы затем попировать на тризне побеждённых и отхватить их долю. И в тот момент, когда люди Зеврана пытались отстоять поместье в открытой стычке с нападавшими, разбойники команды Фанго неумолимо подступали по лесной дороге, готовые добить измотанных противников. Об этом прохрипел задыхающийся парнишка из деревни, работавший на Воронов, верных Зеврану. Эвлар сказал: «Ты должен оставаться со своими».
Когда Зевран наконец мог вздохнуть: «Мы победили…», он первым делом увидел во дворе вот эту лошадь с пустым седлом. В её загривке торчали две стрелы, она испуганно косилась и дрожала. «Коней!» - крикнул Зевран и полетел, не дожидаясь остальных, на этой самой лошади.
Поляна между деревней и поместьем была завалена убитыми. Вряд ли кто мог поверить, если бы не видел сам этой картины, что их остановил один лишь воин и два его меча. Единственный живой на страшном поле битвы ещё держался за реальность, наверное, одной лишь силой духа. Вороны уважали Палача и прежде, зная, кто он таков, но теперь они только что не молились на него. Эвлара внесли в дом, сплошь залитого чужой и своей кровью, и положили на стол в нижней комнате. Вечно нетрезвый лекарь со столичным образованием и бабка-знахарка до ночи резали на нём одежду, вытаскивали стрелы и зашивали раны. По счастью, яд из корня смерти, которым щедро смазывали своё оружие разбойники, не был опасен Серому Стражу.
Потом долийские маги-целители залечат эти шрамы. Не из сочувствия, конечно, а потому что Араннай будет держать заложницей супругу хагрена. Он даже после немного поругается с Эвларом из-за этого поступка, несмотря на то, что самому претило неволить ни в чём не повинную соплеменницу. Он даже обращался с ней, будто со знатной дамой, а не пленницей. Зевран не был жесток. Не более жесток, чем остальные боссы. Но ради своего Эвлара он перережет собственные вены, не то что глотку чьей-то женщины. Как хорошо, что не пришлось этого делать!
Зато с каким кровавым упоением свершённой мести, спустя ещё полгода, он вытащил кинжал из сердца Дирка Фанго!

Зевран ещё немного злился на своих людей: «Вот если сейчас обнаружу у себя седину, то это из-за них. Надо подловить момент и поинтересоваться у управляющего как ему лучше написать в рекомендации: «уволен» или «вышвырнут пинком», причём публично. Пора уже взбодрить и Гридо, и всех работников поместья. А то совсем страх потеряли!» И всё-таки, с привычной вежливостью, ответив на приветствия кивком, прошёл в свои покои. Он баловал своих людей и все они, надо признать, того заслуживали, поскольку были мастера один лучше другого, а главное, ценили своего хозяина и никогда не говорили о нём гадостей даже между собой. Просто дурацкий случай во дворе действительно встряхнул нервы Зеврана.
Как ни хотелось поскорее встретиться с Эвларом, гильдмастер заглянул сначала в кабинет и спрятал в сейф свои бумаги. Он торопился, будто несколько секунд могли теперь иметь значение. В роскошной спальне было пусто. Прямо у входа на пол свалены доспехи, а на комоде шлем и два меча. Чуть дальше – ворох грязного тряпья.
Зевран открыл дверь ванной комнаты и остановился, залюбовавшись видом: его желанный друг снова был дома. Он нежился в душистой воде, покрытой розовыми лепестками. Руки его расслабленно покоились на бортиках, а голова запрокинута назад на край ванны. Служанка, стоя на коленях, смывала пену с его длинных волос. Девушка, явно увлечённая процессом, вздрогнула, увидев, что неожиданно вошёл хозяин, нечаянно толкнула таз, плеснувшая вода намочила ей юбку. Ойкнула, поднялась и кокетливо захлопала ресницами, укутывая руки фартуком, будто стесняясь, что они в мыле.
Эвлар не шевельнулся. Его глаза были закрыты, а выражение лица… Спокойствие и кажущееся безразличие к происходящему были обычны для него. Холодное и строгое, будто изваяно из драгоценного мрамора с таинственным узором долийской росписи. Черты его были достойны статуи эльфийского божества, но вызывали дрожь в поджилках у врагов. Мгновение назад Зевран всё отдал бы, чтобы скорее увидеть это лицо. И вот твоя награда за томительное ожидание, гильдмастер. Он, только дёрнув бровью, велел служанке выйти прочь и тотчас занял её место.
Тёплая вода из кувшина приятно щекотала руку, ещё приятнее было прикосновение. Тёмные пряди, извиваясь под льющейся водой, послушно повторяли движение её потока.
- «Струятся волосы твои сквозь пальцы, легко и мимолётно, как молодость моя, как время…» - вот по таким стихам Зевран когда-то изучал древний язык своих предков.
- Я ждал тебя ещё на прошлой неделе. Всё нормально?
Эвлар не отвечал. Тогда он начал заново в своей излюбленной шутливой манере:
- Я ждал тебя несколько лишних дней, а ты меня ещё немного подождать не мог? Тебе ж наверняка сказали, что я вот-вот подъеду.
- Хм… ты это про служанку?
- А что, полагаешь, раскрошил в воду пару бутонов шиповника и там ничего не разглядеть?
- Зев, я не мылся три недели, и ждать ещё просто не мог: уж лучше сон про Архидемона и его гадких бесенят. И вообще, дико устал.
- Так сильно устал, что велел девчонке… Нет, судя по её лицу, она сама тебе подмогу предложила. А может ты ей разрешил и спинку потереть?
Эвлара завела его ирония:
- А что, если и так?
- Тогда я прикажу её повесить.
Таким радостным тоном, как будто «приглашу потанцевать». Конечно, милый понял его шутку и тотчас поддержал, только, хвала Создателю, горничная не подслушивала, а то бы в обморок упала, не разобрав по голосу Эвлара, дошло ли до него, что босс имел в виду.
- Мне прикажешь?
Зевран склонился и поцеловал его в висок.
- Разве кто-то может приказывать Долийскому Палачу?
- Да есть тут один эльф…
Отжав лишнюю влагу, Зевран переместился на край ванны и убедился, что черты холодного лица смягчились и чуть заметная улыбка свидетельствует о блаженном состоянии.
- А ну-ка, расскажи.
- Ну, он… весьма хорош собой.
- Это разумеется.
- У него бронзовая кожа, светлые волосы, почти как лён, его глаза…
- И не поймешь, какого цвета. Вроде бы какие-то жёлтые, да?
- Я говорю: тигриные, в них смелость хищника, в них щедрость золота, в них свет его души, какой не всем дано увидеть, и в них всегда играет солнце, даже ночью.
- Ммм… об этом можно слушать бесконечно. Кажется, я нашёл его. Взгляни.
Сколько раз это повторялось, столько же раз сердце лихого Ворона трепетало как колокольчик. Долиец устремил на него взгляд такой небесной чистоты…

Вечность назад, валяясь на окровавленной траве, с переломанными рёбрами, Зевран уже мысленно попрощался с жизнью, досадуя, что вряд ли кто оценит его последнюю иронию.
Взывать о пощаде бессмысленно: ты проиграл. Могучий воин, тяжёлый меч которого коснулся шеи, примеряя к ней последний удар, внезапно обернулся: «Ты хочешь допросить его?» И Ворон сразу понял, что его шанс – сказать всю правду, что если кто-то и спасёт его, то лишь вот этот – которого было приказано убить… Никто не мог тогда догадываться, что свяжет их в дальнейшем, но потом казалось, что уже первое мгновение такого странного знакомства определило всю их дальнейшую судьбу.
По крайней мере, это было сразу - такой пронзительный, бездонный взор, которому нельзя было солгать, в котором можно было раствориться, отдавшись его воле, пропасть и возродиться вновь, и вновь желать его - так мог смотреть на него только он – Эвлар.

Он встретил солнечные блики золотистых глаз Зеврана и весь облик его потеплел.
- Да. Вот тот самый парень, который может мне приказывать.

Ещё минута изумительного счастья, без слов. Потом долиец то ли утвердил, то ли спросил:
- Ты и сам с дороги.
- Всех дел не переделаешь. О них потом. Чтобы не повторяться поговорим за ужином.
- В большой столовой?
- Сегодня – да. Мои славные Вороны имеют право знать, как идут дела, и время от времени лицезреть вот эту неземную красоту. – Он радостно хихикнул, - Не всё ж тебе!
- Распорядись тогда и, если можно…
- А тебе разве помощь не нужна?
- Расправь постель – больше всего на свете мне надо отключиться.
- Слово «постель» мне нравится. Главное – не засни прямо здесь.

Из комнаты вскоре послышалось: «Перлита! Вот это – в шкаф, а это – в стирку. Оружие не тронь, глупышка. Всё, удались с моих прекрасных глаз. Постой, у тебя нитка прицепилась. Ну-ка, что тут у нас? Жених-блондин на букву… сама посчитаешь. Всё, всё - ступай». Потом ещё: «Когда я научусь на них орать? Всё перепутала и улыбается, будто её похвалили! И вообще, моё ли это дело? На кой мне управляющий, и экономка когда приходится всё делать самому…»
Его прервал теперь уж не такой ледяной голос долийца, в котором при желании даже можно было угадать усмешку:
- Гильдмастер знает, как зовут прислугу?
- Гильдмастер знает, как зовут мышей в его подвале. В конце концов – это мой дом, и скоро, кажется, я научусь тут прибираться.
- Зато они все тебя любят.
- Да я их тоже…
- Вот как? И сильно?
- Кого конкретно «сильно»? Экономку, садовника или Перлиту?
- Пожалуй, я её повешу и без приказа.
- Да уж и остальных давай. И мы останемся с тобой одни. Нет, ты представь, как здорово: даже не надо будет запираться! И можно будет по всему дому, да что там - прямо по двору ходить вот так, как ты сейчас.
Эвлар вышел из ванной в одном лишь полотенце – на голове. Снял и его, встряхнул подсыхающими волосами, под солнечным лучом по ним пробежали медные искры. Впрочем, недолго Зевран мог любоваться его стройной фигурой: долиец задёрнул шторы, влез под тонкое летнее одеяло, тут же красиво обозначившее его формы, и потянулся.
- Блаженство…
- И не последнее. Не спи, я быстро.
Тот, кажется, не слушал. Отдалённые звуки двора, щебетанье птиц, плеск воды за стенкой – всё слилось в неразличимый фон. Он и вправду впал в забытьё на некоторое время, но вскоре был разбужен настойчивыми ласками.
- Так как насчёт приказа?
- Зев, милый, я устал больше своей лошади.
- О, так она устала меньше? Тогда иду в конюшню.
Эвлара, как всегда, развеселила его шутка. Он тотчас же поддался настроению этой забавной чепухи, на самом деле не хотелось отпускать милого друга, игра продолжилась.
- Зевран, ты ведь не хочешь, чтобы я клевал носом за ужином перед твоими егерями? Так дай вздремнуть пару часов.
- Не беспокойся, это не займёт пары часов. У тебя останется ещё куча времени, чтобы увидеть сон про Архидемонов. Минут пятнадцать на воспоминания хватит?
Не ожидая новых возражений, да и не встретив их, он страстно прошептал: «Тебе совсем не нужно больше уставать, я постараюсь за двоих. Да, мой хороший?» Эвлар больше не отвечал, но его тело было целиком согласно с желанием любовника, и в следующие полчаса тот делал с ним всё, что хотел. Напоследок, осыпав благодарными поцелуями плечи любимого, Зевран поправил на нём одеяло и позволил, наконец, забыться сном.

День был в разгаре, и гильдмастеру ещё предстояло отдать распоряжения по хозяйству. До вечера он не успел присесть, но скорее не потому, что всё было так уж запущено и требовало личного вмешательства, а от избытка сил.
Пришлось немного сбросить этот избыток, поупражнявшись в фехтовании.
Радость желанной встречи прямо-таки била через край. Зевран, чуть ли не пританцовывая, возвращался с тренировочной площадки, но с сожалением отметил, что его команды, данные слугам достаточно давно, пока остались без внимания. Проявив такой внезапный интерес к тому, что редко занимало его мысли, Зевран узнал немало нового, чего не ожидал, из мелких бытовых проблем.
Он даже вслух посетовал, уловив позади знакомое движенье:
- Чуть отлучился – и всё вверх дном!
- Как ты предпочитаешь казнить управляющего?
Голос, достойный короля, исполненный такой стальной уверенности, что долийцу никогда не приходилось требовать чего-либо дважды.
Иронию Эвлара не всем дано было понять с первого раза и тут же Гридо прибежал, запыхавшись: «Не утруждайтесь, мастер Араннай, всё будет сделано как надо».
- Пошёл, - Зевран довольно фыркнул:
- Как тебе это удаётся, Эв?
- Талант, наверное.
- Да, да. Ещё с войны. Сейчас этот бездельник пойдёт сочинять сказку, что, мол, хозяин в ярости и обещал отрезать уши тому, кто лишний раз чихнёт.
- А то давно он что-то никому ничего не отрезал, - с бесстрастным видом пошутил Палач. И тут же посмотрел куда-то в крону дерева. Навряд ли наблюдает за пичужками, просто сейчас не хочет больше говорить. А почему?
- Ты так и не сказал, что тебя задержало в этой поездке.
- Потом.
Скрывает что-то? Глупости. Зачем? И всё-таки он чем-то озабочен. Как бы заставить его рассказать? Ну, может быть, действительно «потом». Надо пока отвлечь его, а то совсем замкнётся.
- О, кстати, мне тут про тебя такое рассказали – со смеху угоришь. Ты знал, что скармливаешь мясо жертв своей чёрной кобыле?
- Не первый год. А вот она бы очень удивилась.
- А что в Камире началась холера после того, как ты их проклял?
- Послушать их – Долийский Палач может убить одним взглядом.
- Зато каким… - и беззвучно, губами произнёс: «Я тебя обожаю, Эв».
Он был единственным в Антиве разумным существом, кто обожал и не боялся Палача.

Поскольку, вроде бы, дела налаживались, гильдмастер про себя смекал, не влезть ли на крышу и поваляться там, сбросив одежду, пока солнце не закатилось за верхушки леса. Да заодно можно поговорить о деле – приятное с полезным. Но сомневался, что любовник захочет составить ему компанию и не желал сегодня как покидать его надолго, так и получить отказ хоть в чём-нибудь. Загар не приставал к долийцу. Быть может, его бледность было бы просто объяснить скверной, блуждающей в крови, но как-то, помнится, Палач рассказывал, что и долийский эльф Эвлар Махариэль – его прошлая ипостась, тоже не отличался смуглой кожей. Эта белизна его отнюдь не портила. Скорее придавала индивидуальности его и без того загадочному облику. Она, пожалуй, скрадывала рельеф железных мускулов долийца, заставляя его казаться более хрупким и изящным, чем было в действительности. Весь его облик и манеры так отличались от разбойничьих, что он не сблизился ни с кем за столько лет. Палач как будто возвышался над Воронами, но на своём отдельном пьедестале. Его боялись, восторгались им, его чуть ли не обожествляли, о нём слагали песни и легенды, а он существовал как будто в своём мире, откуда его выхватывал лишь солнечный взгляд Зеврана.

Сейчас, отвлечённый от раздумий беспечной болтовнёй, Эвлар откровенно любовался на своего милого друга. Из-за жары тот был одет легко: из-под простых доспехов чуть виднелась короткая туника без рукавов, летние сапоги его, с прорезями и шнуровкой, являли собой высокое произведение башмачного искусства и придавали особого шика и без того грациозной походке. Бёдра охватывал килт из ремней с накладными щитками, оставляя ноги полуоткрытыми.
От Ворона не утаилось, что взор Эвлара скользнул именно по ним. Воспоминание о том, что было в спальне несколько часов назад, приятно тронуло обоих. Пересеченье взглядов и чуть заметные улыбки добавили больше любых речей.
- До ужина успеешь навестить свою кобылу, - сказал гильдмастер, чтобы посторонние зазря не пялились, как долго они переглядываются.
Палач, видно, и собирался сходить в конюшню. Слов тратить он не стал и, чтобы это уравновесить, Зевран бросил ему вдогонку:
- Руки потом помой. Не после лошади – после седла!
- Спасибо за заботу, мамочка, - не выдержал Палач.
Поигрывая боевым кинжалом, гильдмастер по-хозяйски направился к переднему крыльцу, где слуги принимали лошадей у кого-то из Воронов, подъехавших заранее.
Зеврану сейчас было наплевать на них на всех, но положение обязывало. Приветствуя своих товарищей и компаньонов, он думал только: как хорошо преодолеть разлуку и вновь знать, что любимый рядом. Счастье вернулось в этот большой дом.

Дюжина кур и молодой барашек сложили головы на жертвенник вечерней встречи. Ещё на кухню, помнится, внесли сколько-то крупных, только что выловленных рыбин, корзины фруктов, короба со свежей зеленью и овощами. С открытой части кухни по всему дому и двору расходился дразнящий запах печёного. И, несмотря на то, что привозных продуктов тут почти не наблюдалось – ужин обещал быть не менее разнообразным и куда более обильным, чем в любом столичном ресторане.
Некоторые Вороны подолгу, а то и постоянно, жили в усадьбе «Рагнатела», другие часто здесь бывали. Зевран не раз садился вместе с ними за этот большой стол, Палач – довольно редко. Чтобы придать значительности его благосклонному явлению, гильдмастер сел, хоть на секунду, но после Палача. Они всегда садились тут не рядом, а напротив. Наверное, чтобы иметь возможность всегда друг друга видеть и исключить при том порыв при всех обняться. После гильдмастера и остальные заняли места. Особых церемоний, впрочем, здесь никогда не наблюдалось. Между серьёзными разговорами о важном, то и дело звучали анекдоты и подковырки, но каждый из присутствующих осознавал свою личную роль настолько, что всегда тонко чувствовал опасность перейти границу и лишний раз не рисковал. Сегодня, как обычно, началось с традиционной уже вводной реплики кого-то из гостей: «Рикко, и что ты такой тощий? Совсем невестушка тебя не кормит?» Все знали, что охранник Рикко спит с кухаркой, а та была женщиной крупной, куда пошире эльфа, поэтому далее следовало: «Ты кушай-то получше, а то баба задавит как-нибудь». Все ржали, эльф, украшенный серьгами, беззлобно рявкал что-нибудь в ответ, и разговор перетекал в другое русло.

Сегодня ждали добрых вестей о последней поездке гильдмастера в Селени, что многих Воронов касалось и с материальной стороны. О миссии Палача уже проведали: молва дошла сюда быстрее его лошади. Когда серьёзные вопросы были оговорены, многих разобрало любопытство и кто-то, наконец, решился спросить: «Что, правда ли Палач оставил в Бринлау градоначальника Бриссона без головы?».
Зевран тогда сказал ему:
- Ну, расскажи, как было.
- Всё прошло гладко. Я встретил карету на пути в Бринлау из его, так сказать «второго дома», откуда они возвращались вместе с этой женщиной. Кучера снял стрелой, а четверо охранников не представляли для меня проблемы. Бриссон понял, в чём дело. Он предлагал мне деньги, потом грозил, потом опять упрашивал. И всё.
- Ты дал ему так много времени? – спросил Зевран.
- Не много. Просто я посчитал, что леди Бриссон, какой бы стервой она ни была, не заслужила лицезреть весь этот ужас.
- Дамы вперёд! – сострил Мур Каун - «Сборщик налогов», как звали его Вороны.
– Первый удар – мы называем его «Милость Палача», - льстиво добавил босс наёмных дуэлянтов Бруно, фамилии которого никто не помнил.
- Постойте, - перебил всезнающий Кирк Ларго, - А разве леди Бриссон однажды не проснулась мёртвой ещё несколько лет назад? – и, быстро спохватившись, замолчал, чувствуя, как его насквозь прошивает взгляд гильдмастера. Но остальные этого не видели и кто-то просто рассудил:
- Какая разница? Любовницу градоначальника давно так называют. Она с ним уже очень долго, ещё когда была жива хозяюшка.
- Да, верно. Теперь как ни назови… Палач, она, значит, ответила за свою наглость вместе с покровителем? Мечом или кинжалом?
То ли эльф посчитал, что эта тема кончена, то ли был осведомлён, что обсуждать кровавые приёмы за столом не следует – он не ответил. Гораздо интереснее ему, видимо, казалось угощать кусками со своей тарелки вертлявую собачонку. Поэтому, чтобы не допускать неловкого молчания, продолжил тот же Ворон:
- Красивая была… И как у Вас рука не дрогнула?
Долиец чуть презрительно скривил губу. Все замерли, надеясь на подробности, и ему пришлось заговорить:
- Она умерла мгновенно, хотя…
- Что? – Зеврана как-то особенно заинтересовало всё, связанное с этой жертвой.
- Тоже успела понять, кто я. И кто меня послал. По-моему, она связала наши с тобой имена. Кстати, ты знал, что жена… подруга Бриссона – эльфийка?
- Я?.. Да, я знал. А что?
Попытка сразу защищаться Эвлару не понравилась, но больше никто не отметил ни пристального взгляда Палача, ни ответного резкого выпада хозяина усадьбы:
- Когда, ты говоришь, это произошло?
- По-вашему «во вторник», – и тут же понял, на чём Зевран его подловил: считать-то он умел. Палач умолк. Острый язык Зеврана вполне мог посостязаться с его природным красноречием. По счастью Вороны не вникли из-за чего, собственно, Эвлар внезапно оборвал рассказ, но стало как-то пасмурно. Долиец молча пил довольно крепкое домашнее вино, Зеврана раздражало, что тот вполне способен перебрать, он даже пнул Эвлара под столом, после чего тот сделал знак наполнить кубок снова. Но ведь не мог Зевран при всех скомандовать ему остановиться!
Рыжебородый здоровяк Фич, почувствовав, что здесь что-то не то, спас положение:
- Откуда люди уже всё прознали? Свидетелей-то ты, Палач, небось, не оставил?
Эвлар был вынужден хоть что-нибудь ответить:
- А как же? Лошадей.
Немного размочив тоску, Фич ухмыльнулся, довольный собой. Потом, погладив кончиками пальцев сидящую с ним рядом приглашённую певицу, заявил:
- Стелла, если бы ты умела так готовить, я бы, хоть завтра, женился на тебе.
- Вот счастье-то! - съязвила невозмутимая бардесса, чем вызвала всеобщий смех и оживление беседы.

Ох, этот Фич! Преданный пёс гильдмастера. Со всеми был на «ты» и недолюбливал Эвлара, скорей всего, за то, что Зевран, по его мнению, слишком много уделял тому внимания. Когда гильдмастер приобрёл это поместье, Джей Фич выразительно сказал во всеуслышание: «Такой огромный дом достоин быть семейным гнёздышком на много поколений, а не разбойничьим притоном». Попытка Палача поговорить с ним после наедине ввергла долийца в глубокую печаль.
- Фич прав, - сказал он вечером Зеврану. Тот с любопытством склонил голову набок, хотя сразу же всё понял: видно, заботливый телохранитель и с ним успел потолковать.
- Про то, что мне бы следовало завести наследника?
- Для тебя не составит трудности найти подходящую женщину.
- Уж мне-то не откажешь. Да?
- И всё-таки… надёжнее, наверное, за деньги. Не знаю, правда, как всё это будет выглядеть… Но так ведь делают.
- Ты бы позволил мне такое совершить?
Палач сжал кулаки и, с обликом шагающего в пропасть, кивнул с закрытыми глазами.
- Да. Только об одном прошу: не лги мне, если так случится, что ты и эта женщина полюбите друг друга. Тогда я отпущу тебя. Тогда воспоминания о счастье, что я познал с тобой, не будут обрываться болью.
- Ну что ты, милый? Зевран встряхнул его и тотчас крепко обнял. - Ты так переживаешь, будто это всё взаправду. Я только пошутил. Какие, в баню, дети при моём образе жизни?

Когда, покончив с ужином и разговорами, они вошли в комнату, Зевран профессионально быстро осмотрел все тёмные углы и запер дверь. Он не подозревал подвоха в собственной спальне, но осторожность такого рода вошла в привычку и, бывало, вполне оправдывала себя. Лишний раз убедившись в полной безопасности, он начал, пристально глядя на Эвлара, зажигающего свечи:
- А теперь допрос.
Долиец обернулся к нему, вскинул брови, как будто удивлённо. Намёк на усмешку в уголке рта подсказал, что он воспринимает это как игру, но странная тень не утаилась от опытного Ворона: чего-то друг не досказал. Эвлар не выдержал его прямого взгляда и отвернулся.
- Ты хочешь знать, почему я задержался? Так вышло.
- Только не говори, что твоя лошадь сломала ногу, а кузнецу потребовалось целых пять суток, чтобы сковать ей новую.
- Именно это я и хотел сказать.
- Всё, шутки в сторону. Я вижу, Эв, ты что-то скрываешь. Всё шло чётко по плану, значит, кроме дела Бриссона у тебя были и свои дела? Не просветишь?
- Представь только: я встретил девушку своей мечты. Мы тотчас поженились и уехали в… как это у вас? Свадебное путешествие. Но в первую же ночь я понял, что ошибся, бросил её и вернулся к тебе. Ты ведь не станешь упрекать меня за эту маленькую слабость?
Неся весь этот вздор, долиец снимал верхнюю одежду. Он сбросил обувь и уселся на кровати, скрестив ноги. Зевран пока что терпеливо ждал, когда его фантазия закончится. Но в арсенале были вещи, над которыми и фантазировать особенно не требовалось: сейчас он медленно стянет рубашку через голову, а этот момент так заводил Зеврана, что разговоры тотчас бы оборвались, а он ещё не всё сказал.
- Нет, погоди.
- Ну, что ещё, гильдмастер?
- Ты вправду мне не хочешь объяснить, какого лешего где-то прошлялся несколько дней? Я не имею права знать или это такая тайна?
- Зевран, ты мне не доверяешь?
- Ты задержался не на час, Эвлар. Собственно, сначала я почти не волновался: день-два –не угадаешь, бывают всякие накладки. А вот когда ты не успел к моей поездке в Селени, начал тревожиться, и ты это прекрасно себе представляешь. Не то чтобы я тебе не доверял, но мы всю жизнь ведём опасную игру. Лучше нам знать всю подноготную друг друга. Как раз потому, что я тебе безмерно верю: только очень важное дело могло свернуть с дороги Долийского Палача. Ведь так?
- Я не готов тебе ответить.
- И полагаешь, что я на этом успокоюсь?
Он тотчас отвернулся, чтобы не видеть процесс раздевания: любовник постепенно расстёгивал одну пуговицу за другой, и вот на нём остался лишь лоскут белого шёлка.
- Ты так и будешь там стоять, тигрёнок?
- Не заговаривай мне зубы, Эв. Теперь я точно убеждён, что ты скрываешь маленькую тайну. Ты должен бы уже понять: Зевран Араннай всегда бывает прав в своих догадках. И не отступит, когда видит цель. Ну, дорогой, я весь внимание.
Он подвинул к себе стул, сел на него верхом, сложив руки на спинке и опираясь на них подбородком.
- Прекрасный вид, - сказал его любовник. – Легко можно представить, что на тебе ничего нет. Не соизволишь снять хотя бы сапоги? Так, для полноты впечатления.
- По-моему, некий Эвлар Махариэль напрашивается на ссору…
- Если она закончится вот здесь – давай начнём прямо сейчас.
Долиец чувственно провёл по покрывалу. Его фарфоровая кожа будто светилась на фоне бархатистой чёрной ткани с вытканным золотым узором цветов и листьев. Зевран судорожно вздохнул.
- Эвлар, я понимаю, что ты не хочешь мне чего-то говорить, но всё равно придётся.
- Чуть позже. Не сейчас.
- Нет, Эв, сейчас.
- Заставишь меня? – Он протянул руку, - Давай реслинг?
Игра, хоть и натянуто, но продолжалась: только верзила Фич клал руку Палача на стол, да Фрай – молотобоец местной кузни с трудом одолевал его. Но ведь те оба были шемлены – не эльфы. Заставь его…

- Заставлю. – Решительно поднявшись, он направился к выходу, напустив на себя самый строгий вид. Долиец бросился за ним и оттолкнул от двери.
- Куда собрался, на чердак?
- Пусти.
- Что, всласть попользовался моим телом, а долг отдать не хочешь? Не отпущу.
Оба мужчины молодые, сильные, оба горды, и уступать друг другу не желали. Наверняка, Зевран был опытнее в столь тесной борьбе, а ловкостью превосходил своего друга. Рассерженный его упрямством, он даже попытался применить запретные приёмы, но вскоре сдался натиску железной хватки, был брошен на постель и, распалённый его дерзостью, любовник измял неслабое сопротивление на чёрном с золотом роскошном покрывале. Ещё рывок, другой – и пленник обессилен. Палач поочерёдно избавил его ото всех деталей одежды, кроме пока последней. Левая рука притиснула к подушке оба запястья, а правая неторопливо заскользила вниз. И тут сквозь жаркое дыхание обоих прорвался быстрый полушёпот: «Не надо так». Стальная хватка ослабела. Эвлар сказал: «Прости. Я напугал тебя?» и отстранился, всё ещё громко дыша.
«Ну… меня трудно напугать вообще-то» - Зевран мигом пришёл в себя. Он сел, опустив ноги на пол, чтобы почувствовать прохладу и опору, ощущая, что всё тело пылает, и разум готов растаять вслед за ним. Растёр запястья: «Вот гадство, ведь и синяки могут остаться». Эвлар поднялся, взял халат Зеврана, бросил ему и вышел в ванную. Судя по оглушительному всплеску, он опрокинул на себя ведро воды. Вернулся вскоре, не стерев, как следует, блестящих капель, встал на колени у кровати и, взяв руки любовника в свои, коснулся губами тонкой кожи у основания ладоней.
- Радость моя, я сделал тебе больно?
- Ты сделал бы мне больно не вернувшись. Эв, что произошло?
- Зевран, есть вещи, о которых следует помолчать до поры.
- Пора настала.
- Полслова – это ведь не слово и окончание его определяет смысл.
- Полслова лучше, чем молчание. Тут дело уже не только в моём любопытстве. Ну, рассуди, Эвлар, разве мы сможем доверять друг другу, если начнём таиться даже по мелочам? Кстати, о мелочах: возьми вон там, в шкатулке.
Долиец встал, взял с секретера упомянутую вещь, достал письмо и просиял.
- Давно?
- Как раз неделя, как доставили из города. Ты бы поторопился, зная о таком великом счастье? Что, узнаёшь любимый почерк?
- Ты не оставил его в кабинете, а взял сюда?
- Да, чтобы ты не просидел над ним и над ответом всю ночь в моём любимом кресле и за моим столом. Я даже не вскрывал, поэтому могу только мечтать, что там написано: «Прощай, Эвлар. Я заболел чумой и вряд ли долго протяну. Выпей побольше за неупокоенную душу самого Серого Стража на свете, поскольку она ещё долго будет блуждать по переходам крепости, пугая кошек…»
- Если оно шло и дожидалось так долго, пусть подождёт ещё, - сказал Палач.
Он встретил потеплевший взгляд Зеврана, что-то достал из своей сумки, спрятал это в кулаке, сел рядом, приобняв любимого.
- Зев, только честно: у тебя была когда-то связь с леди Бриссон?
- Ну, вот ещё! – он сбросил руку Палача со своей талии. - Мы будем вспоминать о прошлом после стольких лет безупречной верности?
- Значит, была, хотя бы раз…
- Ох, демон побери…
- Хм, полагаю, ты просто не понял, о какой из леди Бриссон я веду речь?
- О неофициальной, полагаю? Она, пожалуй, окольцевала бы богатого мерзавца, если бы не её острые уши. Если ты помнишь из моих рассказов, это та самая эльфийка, из будуара которой я стянул книгу старинной поэзии. Она мертва, книга давно утрачена, а чувства испарились ещё раньше – всё в прошлом. Ну, что ты хочешь от меня? Подробностей? У нас была непродолжительная связь. Не по заданию. Просто ей как-то жутко повезло случайно познакомиться со мной, когда я не был занят. Что дальше?
- Дальше меня, не в тему, так и тянет разузнать, с чего ты завертелся за столом, как на иголках. О, блохи Фен-Харела! Ты умудрился переспать с женой градоначальника, затем с его любовницей? Он мало заплатил тебе тогда за статус неутешного вдовца?
- Эв, я… Мне заплатил не он.
- Да, он тебе вряд ли понравился настолько. Гарлоки симпатичнее. Так значит, претендентка на моего клиента? Как её звали-то? Небось, даже не помнишь?
- Отстань, ты выпил лишнего сегодня. Ну, что ж, если не хочешь сознаваться, где ты был… Да ладно, колись, что там у тебя?
- Взгляни.
Гильдмастер щёлкнул крышкой медальона, вложенного ему в руку.
- Портрет градоначальника. Да, да, согласен, он выглядит здесь куда лучше, чем на твоём седле. Но всё-таки, редкостный урод. И как она его терпела?
Эвлар не отвечал. И Зевран не был бы Зевраном, если бы тотчас не сообразил, что надо поискать секрет. От нажатия ногтем на едва заметный шпенек портрет перевернулся, открывая реверс. Палач сказал:
- Леди Бриссон сама протянула мне это за миг до того, как мой клинок пробил ей сердце.
- Ты полагаешь…
- Не думаю, что шлюхи из борделя, где ты рос, хоть раз заказывали твой портрет. И всё-таки я справился у ювелира: он нарисован отнюдь не четверть века назад.
Гильдмастер осторожно погладил окантовку медальона, из которого наивно смотрел на свет хорошенький эльфийский мальчик лет четырёх-пяти.
- Сейчас… сейчас ему должно быть… почти десять.
- Теперь ты понимаешь, почему я задержался.
- Что тебе удалось узнать?
- Немного. Художника сразу нашёл там же, в Бринлау, поскольку ювелир сказал, что краски не простые: эмаль и очень дорогая. Он рисовал мальчонку в своей мастерской. Имя он позабыл, сказал, явно эльфийское, но вспомнил, что сопровождающая его нянька скомандовала кучеру: «В Аридес», поскольку с этим городком у него что-то связано. Я побывал и там. Да, в жившей там когда-то семье Амаро был эльфийский ребёнок, но он потом исчез.
- Что ты хочешь сказать? Он… умер?
- Я не сумел узнать. Но, ты ведь понимаешь, что это не исключено. Я собирался выяснить всё до конца…
- Ты не сказал бы мне, узнав, что это так?
Палач вздохнул. Хранить такую тайну было бы нелегко, а открыть – жестоко.
- Читать следы в городе – не по моей части. Полагаю, теперь ты сам лучше меня управишься.
Пауза затянулась. Гильдмастер Антиванских Воронов, всё ещё переживающий так сразу переоценившее всю его жизнь известие, сидел, согнувшись, кутаясь в халат, утратив свою стройную осанку. Долиец подождал, потом спросил: «Я в кабинет или ты на чердак?» Зевран сжал медальон на несколько мгновений, затем, не глядя, протянул Эвлару: «Возьми вот, коль стоишь без толку, положи в шкатулку». Тот исполнил просьбу. Ещё немного постоял: что скажет друг? Взял письмо Алистера и приоткрыл дверь, ведущую из спальни в кабинет. Секунда промедления остановила его строчкой древних эльфийских виршей:
- «Ты спросишь: что тебе дороже моих объятий? - Твои объятья вновь».
Он замер, слушая, последует ли что-нибудь за этим.
- Надеюсь, ты не собираешься провести ночь наедине со Стражем-Командором? О, нет, ещё и практически голым!
- Ты предлагаешь мне одеться?
- Я предлагаю тебе положить письмо туда же… нет, на другую полку. Иди ко мне.
- Уверен?
- Эв, я когда-нибудь нёс чепуху? Живо иди сюда. Сними это, нельзя ложиться спать в сыром белье.
- Мы будем спать? – осторожно спросил долиец.
- А что ещё ты предлагаешь делать ночью? Всё. Утро вечера… как говорится…
Эвлар погасил свечи и влез под одеяло, стараясь лечь подальше от любовника. Но Зевран тотчас же приник к его плечу: «Ну, ты хотя бы далеко не уползай».