Ника Эдукан осторожно ступала по ледяному полу одного из многочисленных туннелей Глубинных Троп. Она судорожно сжимала в руках кусок сырого, тускло светящего лириума и не переставала панически оглядываться, теряя всю свою недавнюю браваду.
Ее замуровали. Заживо.
Ника остановилась посреди пути и поднесла свой импровизированный светильник к ближайшей стене, покрытой какой-то темно-бордовой мерзостью, смердящей хуже дохлого генлока. Гномка прошагала еще немного и вновь встала. Снова тупик. Ника вздохнула. Ей в жизни не выбраться из этого Предками проклятого лабиринта скверны и затхлости, не увидеть друзей, слуг, семьи… Хотя, чего-чего, а брата Белена она уж точно не хотела сейчас видеть. Разве что на одно мгновенье – успеть ухватить за жирное горло и в следующий миг прикончить его, без оружия, вот этими самыми руками, сейчас сжимающими ядовитую ярко-бирюзовую породу.
Качнув головой, Ника отогнала эти мысли. Не место и не время размышлять о предателе Белене, ведь месть – блюдо, подаваемое холодным. А в ее случае, оно может оказаться мертвенно-ледяным, заблудившимся и обглоданным. Эдукан истерически хохотнула. Она сумеет отомстить брату, да, несомненно… Но сначала нужно приложить все усилия, чтобы найти Серых Стражей. По словам Харроумонта, они не могли уйти далеко – два-три дня пути по знакомым тропам, не блуждая и не сбиваясь.
А она сбилась.
Где-то у тейга Ортран свернула не туда, и вот они – Глубинные Тропы во всей своей оскверненной красе, где за каждым поворотом поджидает незадачливого гнома какое-нибудь порождение тьмы.
В животе у девушки заурчало. Ника присела на корточки и, отложив в сторону сияющий лириум, сняла с плеч дорожный мешок и заглянула вовнутрь. М-да, совсем негусто. От откровенно спертых у Харроумонта двух караваев хлеба, вяленой нажьятины и трех бутылей эля остались только несколько глотков мутноватого напитка да тоненький мясной шматочек.
Ника аккуратно села на разложенный на склизком камне мешок и стала медленно жевать свой скудный ужин. Уж если умирать, то на полный желудок, да прихватив с собой десяток-другой порождений тьмы. Троих она уже уложила где-то у перекрестка Каридина, обнаружив их немногочисленный патруль, занимавшийся наг знает чем в темноте Глубинных Троп.
Грустно улыбнувшись, гномка залпом выпила остатки эля. Конечно, опьянеть ей это не дало, но здорово воодушевило. Отряхнувшись, она икнула и, поправив пару кинжалов за плечами, уверенно направилась в сосущую темноту Глубинных Троп, даже не потрудившись захватить с собой лириумный осколок, теперь озаряющий печальным голубым светом ее недавнюю стоянку.
**
Серых Стражей тут не было. Их нигде не было.
Ника растерянно стояла посреди широкого коридора, залитого ярко-рыжим светом от окружающих его ручьев магмы. Это место явно было ближе к Орзамару, чем недавно пройденные гномкой пещеры, но и здесь каждый стенной дюйм был покрыт этой мутной, рвотно пахнущей слизью. Неужели скверна подползла так близко к гномьей столице? Или же это Ника ушла так далеко?..
Вдруг она напряглась – позади что-то заскрежетало. Мгновенно выхватив кинжалы и обернувшись, Ника присела в боевой стойке и прищурилась. Из дыры в стене, оттуда, где властвует мрак, глядело с полдюжины пар желтоватых, опасно мерцающих глаз. Ника про себя усмехнулась. Шесть каких-то гарлоков – что может быть проще? Она хотела уж было напасть на порождений тьмы первой, но те, словно по команде, бросились врассыпную и с горловым рычанием стали окружать ее, загоняя в зловещее кольцо, ощерившееся когтями, клыками и ржавыми кинжалами.
Ника оцепенела: как? Почему они действуют, словно разумные существа? Почему не бросаются гурьбой, подражая глубинным охотникам?
- Святой Камень, - выдохнула она и взмахнула двумя руками, раня сразу троих тварей. Те зашипели и попятились. Торжествуя, Ника воткнула по клинку меж рыхлых ребер двум гарлокам, а третьего повалила оземь ударом двух ног, приподнявшись на оружии, торчащем из подыхающих тварей.
Тесня троих противников, она напрочь забыла об остальных. Воспользовавшись тем, что яростная гномка занята сражением, еще три мерзких порождения тьмы на удивление согласованно напрыгнули на нее сзади, подминая под себя. Девушка хрипло вздохнула, выпуская из рук кинжалы и падая лицом вниз на ледяной камень. Меж лопаток больно давили тяжелые колени гарлока, противные пальцы зажимали ей рот, подавляя крики и ругательства. Зачем, что они собираются делать? В голове Ники метались глупые беспорядочные мысли, она скрежетала зубами от злости и даже попыталась цапнуть за руку гарлока. Прокусив рыхлую смердящую кожу, больше похожую на шкурку червивого гриба, гномка закашлялась. ее чуть не вывернуло наизнанку от мерзкого запаха гарлочьей плоти и грязных волокон, тут же забившихся ей между зубов.
А гарлок как будто ничего и не почувствовал. Ника чуть не завыла от досады – такая глупая смерть – лежа, уткнувшись носом в пол, в ногах у порождений тьмы. Она услышала, как гарлоки над ней как-то странно засопели, послышалась странная возня. Ника выпучила глаза и замерла, не решаясь, да и не имея возможности оглянуться. Что они?..
Склизкие руки гарлока резким движением соединили запястья гномки за спиной и, набросив что-то вроде веревки, крепко связали их. Ника и подумать не могла, что когда-нибудь будет рада тому, что кто-то связывает ее. Конечно, ведь это куда лучше, чем… Нет, Эдукан даже думать об этом не хотела.
На голову Ники опустился тяжелый удар, и мир рассыпался миллионом осколков адской боли…
**
Очнувшись, Ника первым делом ощупала голову: над левым виском когда-то роскошные волосы превратились в один сплошной колтун, покрытый коркой из запекшейся крови. Мысли путались, в висках стучало тупой болью, туманящей сознание еще сильнее.
Не в радость себе Ника обнаружила, что остается связанной, при этом находясь в полном одиночестве, что радовало и в некоторой степени пугало. Сумрак Глубинных троп полностью покрывал помещение, но гномка смогла разглядеть… и ужаснуться.
Ее окружал какой-то кокон из мясистых комьев и бледно-розовых волокон скверны, размером не больше королевской уборной. По углам «комнаты» валялись полусгнившие трупы. Гномов, людей, эльфов… Даже обглоданный труп кунарийки, едва узнававшийся из-за вспухшего тела, похожего на бурдюк с помоями. Ника мелко задрожала, глядя на тело, не в силах отвести взгляд. Пахло гнилью, разлагающейся плотью и почему-то парным молоком…
- О, Предки, не покиньте меня в такой момент… Совершенные, дайте сил, - Ника уже откровенно сходила с ума от ужаса… Она слышала от Орзамарской бабки-сказательницы истории о том, для чего порождения тьмы ловят женщин. Она уже не сомневалась в своей участи… Как жаль, что бабка не рассказала о том, как порождения тьмы совершают сей темный обряд. Впрочем, вряд ли она сама это знала.
Ника поерзала и опустила взгляд на свои ноги. Истертая, заляпанная гномьей и гарлочьей гровью, броня облегала полные бедра, создавала контраст с окружающей обстановкой. Эдукан никак не могла представить, чтобы вот эти ноги, всегда соблазнявшие мужчин всего Орзамара, превратились в жирные, отвратительные щупальцы матки… Нику аж всю передернуло от отвращения. Продолжая молиться, она сомкнула веки и скривила гримасу боли. Из карих глаз по щекам текли слезы, капая на одежду и грязный пол, пораженный скверной.
- Предки, что смотрят на нас из глубин Камня, услышьте потомка нече..ыы.. мы…- Ника уже в открытую рыдала, сгибаясь в три погибели и корчась. Веревки на запястьях врезались в кожу, оставляя кровавые следы, то же происходило и с тряпичными кандалами на голых лодыжках. Ника не знала, куда пропали ее сапоги – ну не порождения тьмы же их забрали? Хотя, кто их знает, какие фетиши у этих исчадий Глубинных Троп…
Стоило девушке подумать о порождениях тьмы, как те не заставили себя долго ждать. Волокна скверны у одной из стен, заросшей особенно густо, раздвинулись словно вертикальные губы, и в образовавшуюся щелку пролезли четверо гарлоков. Трое из них, показалось Нике, знакомыми – именно они повязали и приволокли ее сюда. Четвертый существенно отличался от них – вместо щербленой тяжелой брони на нем лишь пара металлических пластин да темно-алая роба из затвердевшей от грязи ткани. Лысую голову обвивают рваные ленты, на которых крепятся метательные кинжалы. Должно быть, эмиссары считают это верхом красоты…
Ника Эдукан попятилась, взглянув на лицо гарлока-эмиссара. У того не доставало одного глаза, и на его месте красовался отвратительный кровавый провал, в котором копошились маленькие могильные черви. Гномку чуть не стошнило от такого зрелища. Эмиссар коротко сказал что-то остальным и оскалился гнилыми клыками. Неужели они еще и говорят? Ника слышала от бабки, что эмиссары владеют примитивной речью, могут плести заклинания и даже сыпать проклятиями. Она надеялась, что этим дело и ограничивалось.
Одноглазый подошел к связанной гномке и приложил мерзкую ладонь к ее волосам, перебирая пряди когтями и щерясь зубами-кинжалами. Ника в ужасе отшатнулась и упала на спину. Что он делает? Зачем?
У нее началась истерика, слезы лить перестали, но сама гномка заметалась в панике, крича бесполезные фразы вроде «Помогите!» и ругательства на всех известных ей языках. Три гарлока смотрели на нее с нескрываемым любопытством, если так можно было назвать выражения их пергаментных лиц. Эмиссар, устав созерцать спектакль, который закатила гномка, наклонился и ухватил ее за волосы. Девушка взвизгнула, чувствуя, как сильные руки поднимают ее, выдирая целые пряди.
- Пусти, сволочь! – завопила Ника, пытаясь вырваться, но гарлок держал крепко. Ника еще раз вскрикнула и тут же получила тяжелый удар по лицу. Острые когти гарлока распороли нежную гномью кожу, и по щеке, перетекая по узорам татуировки, потекла еще одна струйка темно-бордовой крови.
- Молчать, - прохрипел эмиссар, встряхивая всхлипывающую девушку. Он попытался сказать еще что-то, но его словарный запас явно был исчерпан, и тварь замолкла, лишь продолжая утробно рычать. Он кивнул одному из стоящих позади гарлоков, и тот, выхватив кинжал из ножен, подошел к девушке. Ника в страхе смотрела на темное оружие – что он сделает, убьет ее? Пусть смерть, только не то, что ее ожидает…
- Убей меня, тварь, - сквозь зубы процедила в отчаянии она. Гарлок моргнул пару раз своими рыбьими глазами и поднес клинок к горлу гномки. Та в страхе сглотнула и зажмурилась в ожидании, как сталь пронзит ее плоть.
Но нет.
Холодная сталь коснулась шеи Ники и, распарывая то, что осталось от доспеха, медленно поползла вниз. Ткань не выдерживала остроты клинка и лопалась под лезвием, лоскутами повисая на теле гномки. Она шумно выдохнула. Трудно сказать, что она чувствовала в тот момент: облегчение от смерти, прошедшей мимо нее, и жуткую горечь понимания. Предчувствия были ужасающими – гарлоки действительно хотели надругаться над ней, надругаться в самом жестоком виде.
Ника взыла, когда лезвие распороло ремень на штанах, и те спали с полных ног. Ужас, мешаясь со страхом, колотил гномку изнутри, не давая соображать. Девушка снова зашлась в криках и судорогах, пытаясь вырваться из жестоких объятий эмиссара. Тот еще раз вздернул девушку и, шикнув на гарлока с кинжалом, приблизил свою мерзкую морду к лицу дрожащей девушки. Ника застыла.
- Убей, убей, убей меня, - продолжала бормотать она, выпученными глазами смотря на одноглазое «нечто», скалившееся в усмешке в непосредственной близости от нее. – Тварь…
Эмиссар фыркнул и, повернувшись вместе с Никой, обхватил одной лапой гномку вокруг корпуса, лишая ее возможности дергаться. Другой рукой оттянул голову перепуганной гномки за волосы и склонился над ней. Ника закричала.
- Шшш, - оскалился гарлок и впился в губы гномки жутким подобием поцелуя. Ника завопила от ужаса и отвращения, но ее голос потонул в пасти монстра – он царапал зубами ее губы, скользкий остроконечный язык толкался в горле девушки, вызывая рвотные позывы. Гарлок оттянул голову Ники еще сильнее, так, что у нее хрустнули позвонки. Девушка с ужасом взирала на сосредоточенно-жестокий единственный глаз эмиссара. Поцелуй – и все? Если так, то и маткой не страшно стать… Если не предвидится ничего еще…
Ника ошибалась.
Тело гарлока сотрясла жуткая судорога, и горло бедной девушки обожгли кровь, полупереваренная пища и скверна, хлынувшие из глотки монстра. Ника истошно орала, ее тело билось в страшных конвульсиях, глаза то закатывались, то норовили вылезти из орбит. Но эмиссар продолжать сжимать девушку в стальной хватке и изливать самого себя в ее жерло. Ника не знала, сколько прошло времени, прежде чем он прекратил изрыгать в нее содержимое собственного нутра. Быть может, прошло всего мгновение, и гарлок оторвался от губ гномки.
О, как же ей хотелось в тот момент потерять сознание умереть, попасть… К Предкам, к Создателю – все равно, хоть к самому Архидемону, лишь бы подальше от своего мучителя. С опухших губ свисали нити грязно-розовых потеков, горло саднило, одолевали жуткие тошнота и головная боль. Гарлок-эмиссар еще раз оскалился и швырнул девушку на пол, в комья скверны. Ника, заскулив, словно раненый наг, торопливо отползла в сторону, пытаясь вызвать рвотные позывы. Ничего не получалось – скверна из глотки эмиссара будто заткнула рот гномке, и та не могла даже выплюнуть мелкие комья подтухшего мяса, видимо, съеденного порождением тьмы на завтрак.
Ника уже не могла ни рыдать, ни кричать. Она просто беспомощно и как-то отстраненно смотрела, как четверо гарлоков во главе с эмиссаром медленно подходят к ней. Все четыре монстра ухмылялись безгубыми ртами но как-то… не так, как раньше. Да, в них читалась злоба и предвкушение, но и какое-то будто сочувствие и ободрение. «Я схожу с ума. – шептала Ника, с ужасом взирая на порождений тьмы, окружавших ее. – Меня окружают чудища, смотрят чуть ли не с нежностью и блюют мне в рот. Это не правда…» Если бы гномы могли видеть сны, то девушка бы подумала, что весь этот кошмар ей только снится. Но жители подземелий не бывают в Тени и сновидений не видят, поэтому Эдукан не сомневалась в реальности происходящего.
- Тшш… - шипел эмиссар, хватая девушку за плечи и прижимая спиной к земле. Ника вновь забилась и ей даже удалось на мгновение вырваться из объятий гарлока, но три пары мерзких гарлочьих рук снова скрутили ее и положили обратно.
- Нагово дерьмо…- выдохнула Ника, увидев, как эмиссар сбрасывает с себя пластины брони и возится с бронзовой застежкой робы. Девушка уже не сомневалась в том, что сейчас произойдет, ее сознание било тревогу, а тело отчаянно протестовало. Нет-нет, только не гарлок! Последний клейменный, только не порождение тьмы!
Три гарлока крепко держали гномку, не давая ей двинуться с места, как-то отстраненно смотрели на то, как их командир, обнаженный и сосредоточенный возвышается над ними и пленницей и облизывает рваное подобие губ.
- Мразь, - рыкнула Ника, смаргивая слезы и смотря на скользкое, покрытое язвами и гниющими оспинами тело порождения тьмы. Боясь опустить глаза ниже, гномка зажмурилась, стискивая зубы. Во рту горел рвотно-гнилостный привкус, отдававший перебродившим элем и грибами. Ника, даже не пытаясь сопротивляться (зачем?..) почувствовала, как когтистые лапы неожиданно осторожно раздвинули ей колени. Эмиссар, вновь обхватывая гномку за плечи и отгоняя в сторону равнодушных к такому делу гарлоков, навалился на нее. Ника сглотнула, не решаясь открыть глаза. Он убьет ее. Нет. Хуже. Гораздо хуже.
Ка громко стучит сердце.
Удар.
Еще удар.
Эмиссар одним резким движение вошел в Нику, изогнувшись и замерев на мгновение. Девушка снова завопила, царапая ногтями гарлока. Внутри все пульсировало в такт оскверненной плоти, лоно саднило и, казалось, каждая клеточка тела готова разорваться на части от стыда, ужаса и боли.
Гарлок оскалился и сделал еще одно движение, вызывая новый крик девушки и недовольное ворчание остальных. Эмиссар стал медленно двигаться, одновременно наклоняясь к верещавшей гномке. Его как будто и не интересовало удовольствие, все его внимание было сосредоточено на девушке – рыдающей и кричащей.
Эмиссар вновь захватил губы Ники и стал изливать скверну ей вовнутрь, не прекращая движений. Изуродованный член все быстрее скользил в тугом, уже воспаленном от скверны лоне, гарлок сбивчиво сопел, изливаясь, а гномка… Она уже потеряла сознание, что должно было произойти уже давно…
**
Ника больше не просыпалась. Она продолжала видеть сон – первый и последний в своей жизни, прекрасный и пугающий. Она с нежностью смотрела на своих детей, любящих и охраняющих ее. Она встречала эмиссара, порой навещавшего ее в родильной яме и принося особо вкусную пищу. Она любила его, любила каждого, кто ее окружал. А еще она любила песню, что звучала у нее в голове и дарила то, что больше никто на этом свете не мог ей дать.