Бабах! Распахнувшаяся от пинка дверь с грохотом оттолкнулась от стены. Раздраженно оборачиваюсь, искренне желая прикончить нахала, вломившегося в мои покои без стука и поклона, и замираю, опознав наглого визитера. Он несется ко мне огромными прыжками, держа на отлете длиннющий искрящийся двуручник. Ну, здравствуй, Фенрис! Нашел-таки! Как не вовремя, – но не приказывать же выйти и постучаться? Привычно вскидываю посох, концентрируя на его острие ледяную стрелу – остынь, малыш, – и одновременно недоумеваю, – как тебе удалось пройти охрану, ловушки и не самых слабых учеников-магов? Ответ приходит незамедлительно – враждебное заклятье оплетает меня, я чувствую, как ноги отрываются от пола, как тело переворачивается в воздухе и впечатывается в пол, как давит воздух и невозможно не то, что вскочить, а даже дышать от навалившейся тяжести. «Чтоб-тебя-перевернуло-и-сплющило!» - так называют меж собой ученики это заклинание. Одно из любимых мною, и не только мною, как оказалось, – краем глаза вижу чернявую девчонку-магичку с шикарным посохом – когда все закончится, обязательно оставлю себе, – очень уж красивый. Скашиваю глаза вправо – мой посох лежит почти под рукой, но эльф уже припечатал его к полу босой ногой в белых прожилках лириума и поднял в замахе меч. Вот и поздоровались…

Его клейма так и не вспыхнули – значит, он пока себя контролирует, и я могу попробовать выкрутиться. К Архидемону готовый план, придется импровизировать. С трудом проталкивая вязкий воздух сквозь пересохшее горло, хриплю:

– Остановись… Не убивай меня…

Он раб, он должен подчиниться прямому приказу, послушание вбивалось в него долго и тщательно, на уровне рефлексов, так, чтоб и чихнуть не смел без хозяйского дозволения. Конечно, вольная жизнь вдали от Данариуса его изрядно испортила, но все же меч остановился в замахе, а лириумный магоненавистник, раздувая ноздри, цедит:

– Есть только один человек, которого я хочу убить еще больше.

Да-да, милый мой, Данариус тебя тоже нежно любит и каждый раз поминает особо ласковыми словами после найма очередных неудачников, гордо именующих себя «охотниками за рабами». Но он будет платить еще и еще, ведь ему нужны такие, как ты – много-много послушных, молчаливых рабов с лириумом под кожей. И тогда сначала Минратоус склонится перед новым хозяином, а после и весь мир…

…и я тоже не прочь в этом поучаствовать, но меч в клейменых руках раба уже занесен над моей головой! И по-прежнему не шевельнуться! И воздуха хватает лишь на невнятный стон:

– У меня есть информация, эльф... Меняю ее на жизнь…

– Ха! Местонахождение Данариуса? И что мне это даст? Пусть уж считает, что потерял свою живую игрушку.

– У тебя есть сестра... Отпусти меня и я скажу тебе, где она…

Все! – наш мститель сдулся: зеленые глазищи распахнулись на пол-лица, меч убран за спину, нерешительно смотрит на спутницу. Ну, и я посмотрела. У нее стройная фигурка, умные голубые глаза, симпатичное худощавое личико, черные короткие растрепанные волосы – хорошенькая, что и говорить. А еще она немного похожа на меня, на ту меня, какой я была лет десять назад, еще младшей ученицей Данариуса. Тогда у него еще не было раба по имени Фенрис, но зато был раб Лито, которому очень нравились голубоглазые брюнетки…

Магичка бесстрастно кивнула эльфу – тебе, мол, решать, и я ощутила презрение – ох, Фенрис, как был ты рабом, так и помрешь им, даже сейчас тебе нужно одобрение новой хозяйки! Легким жестом она освобождает меня от заклятья, но посох держит наготове. Да-да, драгоценная моя, я понимаю – ты бдишь, и все такое. Плавно, стараясь не спровоцировать новое заклинание, я приподнимаюсь, он делает встречное движение, и наши лица замирают друг напротив друга.

– Ты обещаешь? Я вам скажу, и вы меня отпустите? – «испуганно» шепчу я, стоя на коленях. Мне неудобно и больно, но для дела придется потерпеть – пусть он окончательно успокоится, почувствует себя хозяином положения. Мечта любого раба – бывшая госпожа стоит на коленях у его ног, умоляюще смотрит, и взволнованно дышит, и корсет почти не скрывает грудь… Горячка боя частенько переплавляется в желание обладать поверженным врагом, а убить того, с кем только что переспал, не каждому по силам. Должно сработать – не он первый, не он последний. Есть! Его взгляд нырнул в мое декольте, задержался там на два вздоха, и вот уже он придвигается еще ближе, и шепчет этим своим глубоким, тягуче-сладким, проникновенным голосом, который и сам по себе – соблазн, а уж если им произнести: «Я обещаю…» – все, – прощай, разум, встретимся не скоро…

Его глаза напротив моих, его дыхание овевает мои порозовевшие щеки - со стороны мы, наверное, похожи на стремящихся к поцелую влюбленных. Волна воспоминаний смывает прошедшие годы и переносит меня в прошлое, и горло перехватывает от боли – пусть он потерял память, но я-то помню. Все было – и глаза в глаза, и дыхание в дыхание, и негромкий шепот «я твой» с такой же точно интонацией. И это был не ты, Фенрис, хоть сейчас ты и владеешь этим телом, но ты в нем как вор в чужом доме, влезший в отсутствии хозяина и сломавший все, до чего смог дотянуться!.. Ты – не он. Эта мысль развеяла очарование момента и отрезвила меня. Играю роль жертвы дальше. Надеюсь, на лице мои метания не отразились, а влажный блеск глаз можно списать на волнение. Подпустив в голос дрожи, продолжаю:

– Её зовут Варанья. Она в Коринусе, служит магистру Ахриману.

А кем служит, тебе знать не надо, но даже Данариус считает ее не лишенной таланта. Магического. Посмотрю я на тебя, когда ты об этом узнаешь.

– Она служанка. Не рабыня. – Ты не спрашиваешь, ты утверждаешь.

– Нет, не рабыня. – Шепчу я, но ты уже не слышишь. Взгляд тонет во взгляде. Два дыхания слились в одно. Так продолжалось целую вечность, и еще одно мгновение. И что-то уже зарождалось из сплетения взглядов и дыханий, но… Я допустила лишь один просчет, ставший роковым – я забыла про его спутницу.

– Фенрис… – звук ее голоса разрывает нарождающуюся связь, эльф вздрагивает, и на мгновение в глазах его мелькнуло нечто, принадлежавшее ранее тому, другому. Я тянусь за этим проблеском, но он отдергивается с замкнутым лицом.

– Я верю тебе. – Он выпрямился, полыхая клеймами, рука в когтистой перчатке пробила мою грудь и сдавила сердце. Задыхаясь, я до последнего глядела в его ненавидящие глаза. Презрительно кривя рот, он брезгливо стряхнул меня с руки, я стукнулась затылком о плиты пола и провалилась в беспамятство.