Четыре года до начала пятого Мора.
Окраина Лотеринга

Хоук

Говорят, нет цели выше, чем та, что указывает тебе Создатель. Нет предназначения иного, нежели то, что готовит он для тебя.

Давет никогда не был идеалистом, никогда никому не служил и не поклонялся. Он разгонял розовые облака и смотрел на истинный облик мира прямо, бесстрашно, холодно и бескомпромиссно, ни на секунду не утрачивая своей решимости, не отводя взгляда. Давет говорил удивительные вещи, никак не совпадающие с теми представлениями, на которых росла я. Он был изгоем и отступником, гонимым миром за несоответствие его шаблонам, за непокорность и несоблюдение правил, за отречение от его идеалов.

Давет видел внутреннюю оболочку этого мира. Знал его истинное лицо.

Раньше мне казалось, что такие люди долго не живут. Что рано или поздно нажитые враги или нечто, похожее на судьбу, на злой рок, все же умудряются подложить ему ловушку, чтобы заставить замолчать неверного и восстановить старые порядки.

Однако Давет всегда выживал. Был ли он образцом для подражания, как правило, или обладавшим чрезвычайным упрямством, неусидчивостью и талантом выживать уникумом, как исключение?

Раньше у меня не было раскованности Давета и его решимости, чтобы четко сформировать свое отношение к подобным вещам. Чтобы раздвинуть навязанные общественным мнением границы и посмотреть на мир своими собственными глазами. Но Давету я верила гораздо охотней, чем неестественно чистой и правильной всемогущей Церкви.

Потому что за всю мою жизнь Создатель ни разу не протянул руку помощи. Ни разу не откликнулся на мои молитвы. Не подал ни единой возможности, ни единого шанса проявить себя с лучшей стороны. Дал указание подстричь всех под одну гребенку, а уж Церковь довершила остальное.

Мы молились ему, а он нас не слушал. Мы просили его, но он бездействовал. Распахивали перед ним душу, а он нас отвергал. Мы отчаялись, а он плевать хотел на нас.

Практика не раз показывала, что мы молимся в пустоту.

Меня искренне поражали люди, которым не претила мысль, что кто-то может так легко и безнаказанно распоряжаться их жизнями. Они готовы грызть глотки друг другу за это пустующее небесное пристанище. Наверное, это услащало самолюбие Создателя? Укрепляло его уверенность в собственной значимости?

Когда в моей жизни появился Давет, я приобрела другого, своего собственного Создателя. И успокоилась.

Будучи ребенком, я боялась и потому зацикливалась на бесконечных правилах, робея перед деревенскими ребятишками и церковными служащими, когда речь заходила о чем-то более серьезном, чем совместные игры, погода и хозяйство родителей, что и послужило причиной моего одиночества. Они были такими свободными, такими раскованными и откровенными!.. Внутри я порой задыхалась от переизбытка эмоций.

Мне всегда приходилось искать утешение у отца, прошедшего тот тернистый путь, на который ступила я, и у матери, которая преданно следовала за ним, куда бы он не шел. Но вне дома меня окружали обычные люди. Мне нужно было сливаться с ними. Но носить с собой эту тяжесть, натянуто улыбаться, притворяться завороженной новым трюком деревенских мальчишек, в то время как сама с помощью магии могла проделать нечто куда более эффектное, или заинтересованной очередными сплетнями, в то время как сама хранила внутри тайны куда более страшные, становилось все труднее. Я устала от постоянной лжи.

Вся моя жизнь состояла из бесконечной лжи.

И в самый последний момент, когда я почти сдалась, появился Давет.

И изменил полностью мою жизнь.

Я нуждалась в нем. И эта нужда быстро переросла в естественную потребность. Неосознанно, в своей особо манере, но он тоже нуждался во мне. Ему потребовалось значительно больше времени, чтобы понять эту нужду и, что важнее, принять ее...

Но вот он здесь, стоит передо мной, усмехается своей дежурной усмешкой и чувствует себя, кажется, вполне комфортно в моем обществе.

После всего, через что мы прошли внутри наших отношений... он остался со мной. И я не знала таких слов, которые могли бы передать то, что я чувствовала, находясь рядом с ним, просто смотря на него... Не существовало во всем мире таких слов, которыми я могла отблагодарить его за подаренный шанс. И свою жизнь за встречу с ним, ставшую для меня настоящим чудом...

Я пыталась обрести себя. Эта была задача любого человека, только многократно усложненная магическим даром. Когда Давет узнал мою тайну, я была готова броситься к нему в ноги и разрыдаться, уверенная, что вот-вот потеряю разом все столь дорогое мне, что каким-то невероятным чудом сумела приобрести, однако попридержала слезы, когда поняла, что его реакция в корне отличалась от той, которую я ожидала по всем канонам классического жанра. Может, проведи он в нормальной семье с привычными для всех взглядами чуть больше времени, он бы возненавидел меня сразу, невзирая на ту дружбу, что уже тогда связывала нас, безотчетно, исключительно по убеждению, как это было принято в ситуации с магами. Мне было стыдно за подобные мысли, но сейчас, когда никто, кроме меня, не слышал их, я могла немного побыть эгоисткой. Мне не нравилось, что ему выпала столь тяжелая доля. Но если бы жизнь не наносила удары всякий раз, как он упорно поднимался с колен, сейчас он, возможно, был бы таким же принципиальным и ограниченным, как и многие.

Жизнь дала ему толчок. И он сам сделал себя.

Казалось, что всякий раз, когда Давет проходил через очередную преграду, приходилось что-то, что он не мог взять с собой, оставлять позади. Отдирать от себя какие-то закрепленные за собой морали вместе с кожей, отдирать решительно, по кусочку, каждый раз, когда судьба ставила свои ультиматумы - все равно что отрезать бесполезные конечности, которые переставали функционировать... Так он лишился слишком многого, чтобы попробовать наверстать упущенное. Каждый раз он учился выживать заново. Это вошло у него в привычку и вскоре стало чем-то столь же обыденным, как и небольшая потасовка, в которую мы угодили сегодня.

- Впечатляет, - всей вложенной доли сухости и скептицизма не хватило, чтобы скрыть восхищение, и я артистично поклонилась, как меня в детстве учила мать, в знак благодарности. - Ты только что убила своего первого малефикара.
Я, конечно, почувствовала всплеск незнакомой мне силы, однако будучи поглощенной спасением Давета, когда увиденная картина высушила во мне все живое, оставив лишь пульсирующую на кончиках пальцев смертоносную магию, жаждущую свободы, и первобытное желание уничтожить всех, кто хотел причинить вред принадлежащему мне человеку, я не придала этому значения. Отец редко упоминал о подобной магии, а я и не спрашивала, уверенная, что это никогда не коснется меня. Давет обогатил мои знания в этой области, наученный горьким опытом, ибо он не один раз сталкивался с ослепленными амбициями или страхом магами, и только благодаря его опыту нам удалось прикончить одного из таких так быстро. Дурное предчувствие, немедленно потащившее меня к берегу, лишь упростило задачу.

Давет знал свое дело. Никто и ничто не могло его сразить. Прочная броня воли защищала его разум от неестественного внушения. В противном случае магу не понадобилось бы прикрытие. И меня не удивило то, как он превратил сегодняшнюю бойню в вечернюю тренировку.

Судя по наползающей на его лицо беззлобной усмешке, выглядела я весьма озадаченной. И прежде чем я успела озвучить свой вопрос, Давет уже дал мне ответ, мотнув головой в сторону озера.

- Круг магов, моя дорогая, - я все еще привыкала к его манере отзываться о страшных для меня вещах столь беспечно, но, по крайней мере, это означало, что ничего серьезного действительно не происходило, и нам не о чем тревожиться. - Сбежал. Прибился к шайке разбойников, овладел их разумом и заставил напасть.

- И много их здесь может быть? – охватившее беспокойство заставило меня дернуться в сторону деревни. - Я должна предупредить отца...

- Успокойся, - его крепкая рука ухватила меня за запястье и мягко провела по предплечью. - Не беспокой родителей зря. По мнению твоей матери, хуже общения со мной уже и быть не может! - его прикосновения успокаивали. - Все будет нормально. Похоже, он был единственным. Обычно они либо действуют сообща, либо вспарывают друг другу животы до того, как искать себе жертвы, - он перевел внимание на убитого мага, надеясь найти, по привычке, что-нибудь более-менее ценное. - Прости, Скай, но тут даже твоя магия будет бессильна. То, что он появился посреди бела дня, означало исключительно его неопытность. Мне повезло, что ты появилась вовремя так же, как и повезло, что он был один. Два и больше магов крови – это уже серьезная ситуация. Ты ударила по нему, когда он был уязвим. Я имел неосмотрительность столкнуться с подобными однажды. Мы два раза чуть не познакомились с верховным демоном, пока я пытался найти способ, как бы половчее провернуть свою резню... Меня спасло лишь то, что то были дурачки, которые сами толком не знали, что и как делать.

- Забыли прочесть "Магию крови для чайников"?

- Именно. Хотят от жизни все, сразу и чтобы падало с неба, по щелчку пальца. Болваны.

Моя вполне оправданная уверенность в его неуязвимости, осознание того, что он уже сталкивался с подобным и точно знал, как действовать, давало мне бесценное в жизни отступника чувство защищенности. И какое-то непростительное облегчение и комфорт от того, что кто-то из смертных, кто-то такой же грешный, как я, творил зло намеренно во имя выживания или своих личных целей, выживал и жил в свое удовольствие, в то время как я умудрилась похоронить себя заживо еще в совсем юном возрасте… и воскреснуть, как только встретила его.

- Давет? - говорил он убедительно, но что-то в его небрежной речи заставило насторожиться: я ведь тоже не первый день знала его.

- Оу? - его внимание уже поглотил осмотр бездыханных тел на предмет каких-нибудь ценных вещей.

- Маг крови хотел просто потренироваться? Или же у него были особые причины пойти именно на тебя? - целенаправленное нападение кого бы то ни было на Давета уже давно не казалось мне странным и подозрительным.

- Не знаю, - бросил он из-за плеча, и я, не удержавшись, отпустила крошечный сгусток заряда в металлическую отделку его брони, соприкасавшуюся с кожей.

- Проклятье! - прошипел он, дернувшись так, будто на него налетела оса, и полным негодования взглядом уставился на меня.

- Это правда? - с напором уточнила я, ибо его предыдущий ответ дал мне понять, что я мыслила в верном направлении.

Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, готовый вот-вот отмахнуться, но потом таинственно улыбнулся, ничего не говоря, и обнажил мне истину одним своим взглядом.

- Давет?.. А если придут другие и...

- Не волнуйся, Скай, - тяжело вздохнув, как-то устало произнес Давет и опустился на корточки. - Не придут. Видел я раньше этого мага... Это скучная история. Он сбежал из Круга, прихватив с собой пару вещиц, среди которых оказалась необходимая мне зацепка. Он вполне предсказуемо не захотел делиться, и мне пришлось попросить его немного настойчивей. Кончилось тем, что я еще и бутылек со средством от диареи прихватил... Честно, сам не знаю, зачем! Я подлил его одному зажравшемуся ублюдку в Денериме в вино, пусть прочистит свою дрянную душонку... Магу оно все равно, как ты видишь, не пригодилось бы.

Так и знала. Иногда мне казалось, что любой, даже самый спокойный, самый мирный и безобидный уголок мира, который при появлении Давет становится полем яростного боя, он считает своей долбаной ярмаркой с игровой площадкой, а всех противников - клоунами, чьи смертельные трюки его всегда только забавляют. И то, что это на самом деле действительно были люди (маги, драконы, профессиональные убийцы, пауки, мертвецы, виверны, демоны), которые на полном серьезе намеревались его убить, он осознавал только в конце представления, стоя по макушку в чужой крови посреди усыпанного трупами, точно цветами, пространства. Он умел прокрадываться незаметно, как промелькнувшая тень, и быть предельно осторожным, но иногда его жертвы все же умудрялись заметить его или, уже после инцидента, каким-то образом выследить его. Но едва ли кому-то удавалось застать его врасплох по-настоящему. Его жизнь представляла собой какое-то извращенное подобие гармонии, в которой удача постоянно сопровождала его в поисках, а следом, не отставая, неустанно нагоняла смерть.

За искорку стало немного стыдно, хотя мысль, что Давет все равно заслужил небольшой "воспитательный" щелбан из электричества, быстро прогнала стыд.

- А вот насчет демонов ты зря...

- Почему? - он не поднял на меня глаз, но я чувствовала, что он усмехается, с энтузиазмом ожидая от меня подвоха.

- Потому что ты настолько ужасен и великолепен, что даже демоны готовы просить у тебя аудиенции с целью выбить пару тактических советов на будущее, – это было легкое кокетство, но если взглянуть правде в глаза, он действительно был таким, как бы старательно я не иронизировала.

- Это само собой, - охотно согласился он, но на меня даже не взглянул, - но со вспоротым животом и выпущенной кровью не очень удобно вести беседы о тактическом мастерстве.

- Мне казалось, ты и на виселице не прекратишь ехидничать, - фыркнула я, плохо скрывая раздражение, вызванное его извечной привычкой обыскивать свои трупы, пока я рядом. Кажется, он висел над ними целую вечность, хотя не прошло и пяти минут.

Как капризный ребенок, я хотела, а точнее, требовала его внимания.

Ревновать к трупам было, конечно, глупо, но душить в себе яростную собственницу, наивно предполагая, что настал-таки тот долгожданный день, когда Давет будет всецело принадлежать мне, - тоже. Он вообще не умел разговаривать на такие темы, но то, что он до сих пор был со мной, являлось неоспоримым показателем его благосклонности, не требующим, в принципе, никаких словесных подтверждений. В случае претензий ему на помощь приходила всегда безупречная мужская логика: девушка, единственный экземпляр, что немаловажно, ела приготовленную им птицу в подаренной им броне с украденными им на свой страх и риск клинками и поверяла ему свои магические тайны уже на протяжении трех лет! О каких, задница Андрасте, подтверждениях шла речь?!

Так мой великий «хитрец» уходил от прямых ответов. И я старалась особенно не давить на него своей, как он это любил называть, «сопливой сентиментальностью», неотделимой от «проклятого занудного упорства».

Я знала причины.

Но Давет был только моим. Если кому-то нужны были подтверждения, то я могла их предоставить. Вместе с уникальным шансом познакомиться с Создателем лично... Я никогда и ни с кем не собиралась делить Давета. Ни с жизнью, ни со смертью, ни с невероятно привлекательными карманами, обыском которых он занимался вместо того, чтобы поскорее заняться мной, в то время как уже завтра он уже покинет меня.

- Заманчивое предложение, но я не люблю выступать перед публикой. Мне нужно репетировать. Еще в течение лет так хотя бы двадцати... А там будь что будет...

Пока он шарил по карманам второго и третьего трупов, от безделья я постаралась, но так и не сумела представить себе тот момент, когда его поведут на виселицу.

- Очень многим хотелось бы тебя послушать, - я все-таки капитулировала перед собственной ревностью и направилась к Давету, нарочно обходя стороной, и замурлыкала так ласково, как только могла. - Разве ты не обшарил как минимум одного из них с головы до пят еще в вашу первую встречу? Если он завладел их разумом, то наверняка опередил тебя в этом деле. А я довершила остальное, сохранив твою аппетитную задницу целой и невредимой.

Подействовало. Медленно он поднял на меня внимательный взгляд, пытаясь разгадать, что именно было у меня на уме, и спустя пару секунд нашего непрерывного зрительного контакта поднялся на ноги, покорно забывая о мертвецах. Заходя за него, я протянула руку, чтобы указать на то место, которое упомянула, и, игриво подмигнув, убрала руку так резко, что его попытка поймать меня провалилась. С треском. И так неуклюже, что он сам покраснел от стыда.

- Вот она, твоя хваленая ловкость! - мне нравилось ставить самого ловкого и быстрого человека на свете в неловкое положение.

- Это все, что ты усвоила у своего учителя? - усмехнулся он беззлобно, предприняв попытку поймать меня еще раз, такую же неудачную.

Я продолжала в шутку уклоняться безо всякого энтузиазма, пока он, наконец, утратив терпение, не настиг меня. Сначала мне хотелось подразнить его еще, но как только его руки, решительно развернув меня лицом, мягкой, но мертвой хваткой схватили за плечи и оторвали от земли, приподняв, как пушинку, волнующий жар, которым меня окатили его прикосновения, выбил любое желание избавляться от них. Ему надоели все эти детские шалости, и я вдруг поняла, что мне тоже. Весь необъятный мир заслонил его силуэт. Его лицо. Вернее, он стал им.

Было что-то невероятно будоражащее, интимно-волнующее в его прикосновениях, особенно когда он действовал решительно, пропуская через решительность свое раздражение и страсть. Каждый раз я ощущала его прикосновения, словно впервые, хотя уже должна была привыкнуть, но жар, который оставлял меня без сил в его руках, с каждым разом становился только сладостней и приятней.

Он наклонился ко мне, смакуя свою потенциальную победу в ничего не значащей словесной дуэли, и я усмехнулась внутри, прекрасно зная, что пока я не выиграла, битва не будет окончена.

- Нет, - спокойно ответила я, заглядывая ему в глаза и отчаянно желая, чтобы его губы, наконец, перестали что-то говорить и нашли меня. Я хотела, чтобы он показал мне так, как это умел, что мы принадлежим друг другу. – А вот он спокойно чай себя заваривал, обводя тебя вокруг пальца.

- Неужели ты думаешь, что я бы не справился без твоей помощи? – он беззлобно усмехнулся, и весь этот разговор вдруг окончательно перестал меня интересовать, когда его прекрасные губы поплыли вверх. Мой взгляд обвел его сильный квадратный подбородок, говоривший о его решимости всегда добиваться своего, плавно поднялся к щекам, покрытым щетиной цвета зрелой лотерингской пшеницы, задержался на шраме под скулой - светлая полоса на смуглой шершавой коже в форме дуги, медаль за смелость и отвагу, одна из многочисленных на его теле - и столкнулся с небольшими и невероятно выразительными янтарными глазами, глядевшими прямо на меня... Он был великолепным. Неповторимым, небывалым, неустрашимым, непокорным, изменчивым, словно ветер... И моим. Вопреки всему моим.

Да, - с непередаваемым оттенком ехидства ответила я и невинно захлопала ресничками, представляя собой несколько чудаковатый образ холодной и безукоризненно невозмутимой меня.

Сердце забилось в сладостном предвкушении, когда Давет одарил меня долгим задумчивым взглядом, словно в попытке разгадать некую загадку, загаданную мной, но затем, вместо того, чтобы поцеловать, приведя таким образом шутливую дискуссию к закономерному финалу, лишь сказал:

- Скай, ты дурачешься.

- Угу, - я нарочно состроила ему рожицу, получив взамен снисходительную улыбку.

К моему огорчению и недоумению, он разжал руки и отпустил меня, собираясь отвернуться и забыть обо всем.

Ну уж нет, Давет. Даже находясь рядом, ты умудряешься покинуть меня. Не выйдет. Еще не время.

Я вцепилась в его руку, не намеренная отпускать до тех пор, пока не доведу начатое до конца. Давет удивленно взглянул на меня, и в следующее мгновение я, обхватив его шею, притянула к себе и заставила вспомнить. В ответ он сжал меня в объятиях так сильно, что казалось, будто наша страсть передалась неожиданно усилившемуся ветру, и я почувствовала, как между поцелуями он довольно усмехнулся...

Он ждал этого, негодяй. Но теперь это не имело значения... Ничто не имело значения, кроме нас... Здесь мне не жалко было даже проиграть.

Когда я, задыхавшаяся, но уже все ему простившая, отстранилась, Давет широко улыбнулся мне, безмолвно раскрывая все свои тайные замыслы, и легонько щелкнул по носу, как шаловливого ребенка. Руки сами потянулись к нему, чтобы обнять, чтобы физически закрепить ощущение, что все было в порядке...

Давет эти объятия принял, хоть и ненадолго, но для нас это было уже огромным достижением. Этот жест с давних времен ассоциировался у него с ножом, нацелившимся на его спину, а избавиться от таких ассоциаций, тесно связанных с воспоминаниями, было не так-то просто...

Но для него у меня было запасено достаточно терпения.

- Что ж, - подытожил он, поднимая руки вверх в знак принятого поражения, и попытался изобразить искреннюю улыбку, которая вышла чуть кривоватой, но мне этого было достаточно. - Тогда я рад, что являюсь везучим.
- Ты вообще мастер притягивать неприятности, Давет.
- Ну, с таким товарищем я, возможно, являюсь самым везучим во всем Тедасе! - мы должны были посмеяться и закончить на этом, но он даже не пытался мне льстить, и слышать подобную скрытую похвалу от человека, у которого выживание в самых тяжелых условиях являлось своего рода увлечением, было более чем приятно.

А быть товарищем и спутницей этого человека - вдвойне приятно.

- «Возможно» здесь определенно лишнее. Моя плохая сторона дает о себе знать... Сначала нам нужно справиться с ужином, - распорядилась я, помахав передо ним тряпичной сумкой. - Почувствовать себя самым везучим ты сможешь позже...

Его взгляд был достаточно красноречивым, чтобы донести до меня всю жаркую обоюдность моего желания, ибо его мысли точь-в-точь, движение в движение единого ритма повторяли уже всплывающие в предвкушении образы...

- А с зайцем не было бы проще? - беззлобно поинтересовался он, когда его взору представилась большая мертвая птица, не без позорных оплошностей добытая мною нам на ужин.
Моя хитрая улыбка и озорной блеск в глазах словно бы говорили, что я все четко продумала, на несколько шагов опередив его.

Я потерла большой и указательный палец друг об друга, и между ними вспыхнули искры. Через две секунды от перьев остался лишь запах гари, а моя ухмылка приобрела прямо-таки нахальную окраску. На этом берегу, особенно под вечер, редко появлялись нежданные гости, и в этом нам с Даветом определенно повезло... Порой мы даже устраивали в леске на берегу длительные тренировки с участием моей магии: он учил меня уникальным трюкам, а сам изучал природу каждого заклинания и способы отводить удары, которые я, контролируя каждый выброс и мощь, наносила ему.

- Разумеется, - добродушно хмыкнул он. - С кем поведешься...

У меня хороший учитель.

- Конечно, это все твое благотворное влияние. Мне проще выдумать новое заклинание для приготовления еды, чем сделать это вручную...

… Ужин прошел в напряженной атмосфере под гнетом предстоящего расставания на неопределенное время. Время - единственный инструмент, которым мы так и не научились работать... единственное неизменное обстоятельство, которым мы не можем овладеть. Ценность, которую мы так и не научились ценить; возможность, которую так и не научились использовать.

Мне хотелось слышать его. Спорить с ним. Смеяться с ним. Мне хотелось запомнить каждый звук его голоса, интонацию, настроение, каждый мимолетно брошенный взгляд в мою сторону... Мне хотелось видеть, забывать и вспоминать заново то, каким он был со мной. Искренним. Настоящим.

Наши пути, вынужденные разойтись завтра с первым проблеском рассвета, могли и вовсе не сойтись вновь в будущем, таким неясным и шатким оно являлось. Столкнувшая однажды две родственные души, судьба предавали нас жесточайшим испытаниям на верность и выдержку, и даль, в которой размывалась дорога, вновь покрывал туман неизвестности.
И вот я завтрашним утром должна буду вновь раствориться в распыленном свете красного деревенского солнца, чтобы вернуться к унылым тоскливым будням без Давета. Он же скроется в утреннем тумане, никому из нас не дающем покоя, сольется с ним, точно ночь, уносящаяся в недосягаемую даль безвозвратного, и направится прямиком в Денерим, а потом в другие города, которые могли приютить такого, как он, и прокормить, окупая при этом риск...
Все это время навязчивый колокольчик чего-то несовершенного терзал своим звоном, и я не могла больше ждать.
Передав Давету покрывало, я принялась суматошно рыскать в своем походном маленьком мешочке.

- Что ты ищешь? - в выжидательном взгляде, направленном на мои руки, зародилось сомнение, превращенное моим упорным молчанием в страшное подозрение. Он знал, должен был знать, что я не вытащу ни ножа, чтобы заколоть его в сердце, ни топора, чтобы отрубить ему голову, и это, кажется, смущало его еще больше.

Он машинально стал перебирать в голове возможные варианты внезапной перемены в моем настроении — привычка, обычно спасающая положение в людных местах. Я немного расслабила лицо, чтобы не казаться такой серьезной и встревоженной, но именно так я себя чувствовала внутри. Он скоро должен был уйти. Снова. И каждый его уход становился полноценной проверкой на прочность для моих нервов, а для него - на прочность нашей дружбы.

- У меня кое-что есть для тебя, - решительно произнесла я, готовая намертво держать оборону, хотя в моей душе творилось Создатель знает что.

Он застыл, тупо уставившись на меня в тот момент, когда тишину вокруг заполнил глухой звон...

Происходящее казалось Давету настолько невероятным, что пока я крепко и непреклонно держала его ладонь, он даже не пытался противиться, не сводящий ошеломленного взгляда с туго перевязанного мешочка, точно я вот так просто вынула из сумки и передала ему редкий артефакт, который он искал всю свою жизнь. Он все еще считал это розыгрышем или глупой шуткой, но я не убирала ладонь.

Звон серебра вернул Давета в реальность, и он, как я и ожидала, немедленно протянул мешочек обратно. Мягко сопротивляясь, я словно заново приняла это решение и убедилась в его правильности. Это была моя прихоть. Это было для меня.

- Хоук, - я невольно поежилась: моя фамилия вместо привычного «Скай» из его уст прошлась по мне хлыстом. - Ты ведь шутишь.

- Нет, - мой собственный голос, прозвучавший твердо и решительно, прибавил мне уверенности.

Он резко выдохнул.

- Не глупи. Я не могу это принять. Не могу.

- Можешь, - заверила я настойчиво. - Я специально приберегла их для тебя. Или ты захочешь швырнуть мне их в лицо, нанести удар своей неблагодарностью и самолюбием?
- Не говори глупостей, - нарочито смелая усмешка — признак самозащиты, и он продолжал держать мешочек на вытянутой руке, не сжимая его. - Причем тут вообще самолюбие?.. Просто... я не могу взять твоих денег, Хоук. Проклятье, да это же просто смешно! - взвился он, не выдержав, и горящими от негодования глазами уставился на меня. Янтарь плавился и темнел. Я часто видела, как это происходило во время борьбы.

- Что именно тебе мешает? - мягко поинтересовалась я, настроенная любыми способами сломить его. Я понимала, что ободрать кого-нибудь Давету стоило таких же усилий, как мне – произнести простейшее заклинание. Однако его долгие отлучки и упорное молчание донимали меня до такой степени, что потом я, сплошной комок оголенных нервов и тихий ходячий кошмар, донимала всю деревню. Иногда меня всерьез посещали мысли обратиться к магии крови, чтобы узнать, где он был, и удостовериться, что с ним все хорошо. Я знала, что Давет не позволит себе поспать в пути и наверняка столкнется с чем-то или кем-то, кто захочет его убить. И придет в Денерим уставший, голодный, измотанный. Я хотела избавить его от необходимости сосредотачивать последние усилия на чьих-то карманах. Я хотела, чтобы он, придя в Денерим, сразу же забронировал себе комнату и почувствовал себя в безопасности, сэкономив таким образом силы и время. Закончив свои поиски раньше. И быстрее вернувшись ко мне.

Я просто не хотела, чтобы он уходил от меня. Но если это было неизбежно, я хотела, чтобы он всегда возвращался поскорее. Целым и хотя бы относительно невредимым.

- Хоук... - умоляюще протянул Давет и тяжело выдохнул. Янтарь его глаз вновь посветлел. - Это мило и все такое, и я благодарен тебе за такую заботу, правда... но это уже слишком. Я не могу взять чужих денег... Не усмехайся! Я не могу взять конкретно твоих денег, это совсем другое... Мои принципы, мои...
- С твоим родом деятельности ты уже должен был давно распрощаться со всеми своими принципами, - сухо заметила я.

- Дело не в этом, - возразил он и устало покачал головой, цепляясь за последние уловки, призванные заставить меня передумать. - Украсть — это одно, а взять деньги у... тебя... Они понадобятся тебе, а я смогу...

- В данный момент они нужнее тебе, а не мне, - перебила я его твердо и невозмутимо, ощутив неожиданный прилив сил от его последних слов. По крайней мере, теперь он считал меня особенной. Этого было достаточно, чтобы почувствовать себя счастливой. - Я не отправляюсь одна в огромный город, полный стражников и разбойников, каждый из которых ради лишней монеты готов прижать другого. Даже Создатель не знает, что тебя ждет в пути, а я просто не хочу рисковать и полагаться на случай. Я хочу, чтобы у тебя была твердая почва под ногами, хочу для тебя прочное ближайшее будущее. Хочу, чтобы мне стало немного спокойней на душе. Мне эти деньги не нужны. Все, что нужно для сна и пищи, у меня есть. Все остальное не так уж и важно в общей картине.

Он понимал, что в моих словах есть доля правды, но не хотел сдаваться. У него тоже были определенные принципы, пусть некоторые его поступки начисто стирали границы дозволенного. Но я не могла сравнить что-то оживавшее в нем, подобное стыду, с тем беспокойством, на которое меня обрекали наши расставания на неопределенное время. Он не желал брать подачек, и я понимала его – мой поступок являлся эгоизмом, не жалостью или милосердием. Эгоизмом, скрывающим мою тоску и беспокойство, от которых я хотела избавиться хотя бы на какое-то время. Я чувствовала, что, хоть и сумев смириться с состоянием перманентной разлуки, в котором находились наши отношения, за неимением особого выбора, спокойно ждать его возвращения, без переживаний, не смогу никогда. И то, что я делала, конечно, никак не решило бы проблему, но хотя бы пролило немного бальзама на мою истерзанную его отлучками душу. Я тоже сражалась, и пусть характер моей борьбы отличался от его, но я тоже получала удары, залечивала раны и вставала, опираясь на свое упорство, чтобы продолжить борьбу. Я тоже заслуживала немного покоя.

Давет молчал — как мне казалось, с осуждением, - надеясь таким образом выбить из меня уверенность в том, что я делала. Но я действительно знала, что делала. Пусть не столько ради него, сколько ради себя. Я понимала, что поставила его в дурацкое и неловкое положение, и мне было неприятно, но я хотела знать, что, придя в Денерим, он сразу же ляжет в теплую постель после долгой дороги, а не где-нибудь в углу дома рядом с чьей-то блевотиной, вздрагивая из-за каждой прошмыгнувшей мимо крысы. Я бы не сделала этого, если бы не была уверена, что так мне станет чуть легче. Тем более что недавно он упомянул о каких-то зацепках, о которых сумел пронюхать у одного из моряков в своем прошлом путешествии, и Антиву в одном предложении, и тогда я окончательно убедилась: его ждал долгий путь. А меня - долгие муки ожиданий, тоска и неизвестность...

- Возьми их, - почти взмолилась я тихо, заглядывая в его полные непонимания и тревоги глаза. - Ради меня.

При этих словах он заметно дрогнул и отвел взгляд, полный противоречий. Ухватившись за этот жест, за крохотную соломинку, я решила договорить то, что столько времени терзало меня:

- Я хочу знать, что хотя бы на некоторое время ты будешь сыт. С твоей работой никогда не знаешь, каким обернется завтрашний день. А я и так просыпаюсь каждое утро в неведение... Это не подачка. И не сомнения в твоих способностях.

Строго говоря, нельзя было заменить «воровство» на «работу», но это не могло одурачить ни меня, ни его. Для меня это было правильно. Жестоко, но в какой-то степени справедливо.

- Хоук... - Давет начал сдавать позиции, и камень, свалившийся с моей души, уступил место облегчению, за которым пришли свежие силы для своеобразной игры в перетягивание каната, в которую превратился наш спор.

- Если у тебя больше нет весомых аргументов, ты можешь спокойно положить деньги в карман.

- Я бы это сделал, но у тебя нет карманов.

Я усмехнулась, все еще не решаясь ослаблять оборону. Давет бы немедленно воспользовался ситуацией.

- Давет, не спорь со мной. Не спорь с магом.

- Нельзя использовать свой дар в корыстных целях.
- И это мне говоришь ты! - ехидно поддела его я, засмеявшись, и моя рука ласково скользнула по его пальцам вверх.

- Хоук...

- Скай, - поправила я его мягко, и он осекся. - Скай.

- Скай, поверь, я буду сыт еще до того, как найду нормальный ночлег... - пользуясь его опрометчивостью, я ласково надавила на его пальцы своими, укрывая ими мешочек. Он задумчиво взглянул на наши ладони, но сопротивляться не стал. - Раньше ты не совершала такие глупости, Скай... Что побудило тебя?

Против воли мой взгляд метнулся в сторону, и на глаза попалась утопающая в сумерках даль, которая уже утром снова отнимет его у меня. Пальцы машинально впились в его руку, словно бы горизонт уже тянул Давета за собой, а я безнадежно пыталась удержать его... Он покидал меня, а я снова оставалась бессильна перед этим. Паника и отчаянье одолели мое сердце.

"Просто останься! - вскричало оно. - Останься со мной! Вместе мы сможем, мы это выдержим, мы переживем! Я всегда буду рядом, я ни на минуту не покину тебя! Почему ты до сих пор позволяешь страху говорить за тебя?"

- Я никогда не сомневалась в тебе, Давет, - вместо этого ответила я, жестко контролируя голос. - И верю, что ты будешь спать в постели и есть нормальную пищу. Дело не в этом, - Давет выглядел безумно усталым от подобной беседы, и я почувствовала, как его руки сжимают мои, словно бы он умолял меня прекратить эти откровения. Но он задал вопрос и до конца будет верить в свои предположения, если я не открою ему истину. - Понимаешь, я... Все, что я могу сделать для тебя, когда ты уходишь — пожелать тебе удачи. Мне тяжело просто сидеть дома, в тепле, в относительной безопасности, и представлять себе, как тебя вздергивают на петле. И я знаю, что это не произойдет, но проклятый страх знает свое дело... - поддавшись минутному порыву, я до боли в костяшках сжала его предплечье, вдруг почувствовав, что сама устала от разговоров, от расставаний, от безвыходных ситуаций, и просто по-детски, бескомпромиссно, упрямо и эгоистично желала, чтобы он остался со мной.

Он достойно выдержал мой очередной кратковременный эмоциональный взрыв, вызванный переизбытком чувств, и я прижалась к нему всем телом, упиваясь его запахом, всегда смешанным с моим - наша тонкая незримая связь.

- Я свыклась с мыслью, что ты не можешь остаться. Мы обречены на это. И я просто хочу быть уверена в твоей безопасности. Всегда. Эти деньги... Пусть тебя не смущает мой жест. Он предназначался мне. Это для меня... Пусть этот жест ничего не даст. Но мне так будет спокойней.

Казалось, мой голос звенел от напряжения, и Давет боялся своей значимости для меня, своей роли в моей жизни, боялся моих слов, ускользал от них, прятался в душе, отчаянно надеясь вернуться в свою "комфортную зону" непринужденной болтовни. Все, что угодно, кроме этих исповедей.

- Я хочу знать, что ты вернешься ко мне, - не сдержавшись, добавила я совсем тихо. - Я хочу быть уверена.

Я нежно взяла его за подбородок и подняла его лицо так, чтобы как следует разглядеть самое редкое явление - полные обезоруживающего, оголенного доверия глаза отчаянного лгуна. Словно бы он был хрупким, точно тонкое стекло, точно невероятное сокровище, я аккуратно взяла его лицо в обе руки, потому что знала, что оставленные предыдущими попытками завести длительные серьезные отношения шрамы стояли передо мной высоким барьером, пропастью, которую приходилось преодолевать постепенно, медленно, просчитывая каждый шаг, чтобы не упасть и не потерять навсегда...

Все горькие воспоминания были оставлены за пределами сознания, однако любой внешний возбудитель, любое смутно знакомое движение или ненароком обороненное слово могли спровоцировать мощный возврат и пошатнуть его непоколебимую твердость. Он боялся близости, он утерял всякую веру в нее, и я пыталась таким жестом мягко убедить его в искренности, надежности моих слов, точно в моих руках был не человек, а дикая птица, которая отчаянно, рефлекторно, движимая слепым страхом перед неизвестностью, пыталась высвободиться, несмотря на сломанное крыло, а я старалась ее успокоить, внушить доверие, доказать, что я ей не враг и не желаю зла...

- Но ты не будешь, - надломленным хрипловатым голосом произнес он и отвернулся, старательно избегая моего взгляда, - никогда не будешь уверенной.

Я слышала в его голосе горечь и вину. Вину за то, что его постоянная необходимость скрываться обрекала меня на невыносимые муки.

- Да, - согласилась я, вновь поворачивая его лицо к себе, - не буду. Но я все равно здесь, Давет. И я никуда не уйду. Уходить - это твой прием.

- Если ты сейчас назовешь меня отъявленным мерзавцем, это придаст мне немного уверенности в этой ситуации, - признался он со смешком, но взгляда на сей раз не отвел.

Я засмеялась и расслабилась. Давет неисправим. Неуютная обстановка вынуждала его залезать глубоко в свою раковину... но, по крайней мере, он пытался меня понять.

- Только если эта уверенность побудит тебя сделать, как нужно, а не спорить со мной без конца, заранее зная, что я выиграю, - мы вернулись к его обычному режиму, и мой взгляд опустился на все еще протянутый в мою сторону мешочек.

Я притянула его лицо к себе и успокаивающе прикоснулась к дрожащим губам, не оставляя возможности передумать. И убедилась в правильности своих действий, когда Давет, неуверенно сжав мешочек, свободной рукой мягко провел по моим волосам, притягивая к себе еще на несколько долгих бесценных мгновений.

- Просто... возьми их, - я зарылась лицом в его рубашку, крепкими объятиями подтверждая свои предыдущие слова. - Тебе больше нечего возразить. Я понимаю, почему ты отказываешься признать, что это нужно тебе, но в свою очередь я скажу, что это нужно мне. Это мой каприз.

Он всегда отшучивался или отвечал глупой улыбкой, скрывая искренность. Но сейчас, на удивление, оставался абсолютно серьезным.

Его немое согласие стало для меня своеобразной наградой за терпение и отвагу.

- Считай, я записала тебе на долг, - что-то мелькнуло в моей голове, и многозначительно подмигнув ему, я резко вскочила, недвусмысленно добиваясь окончания спора победой для нас обоих, - если тебе так будет легче.

- На что это ты намекаешь? - мгновенно забыв про деньги, Давет резко подался вперед, хватая меня за руку и притягивая к себе, и мы полностью переключились на возвращение его долга...

- И вот еще... - спохватилась я, пока мы окончательно не забылись. И смущенно передала ему небольшую тканевую самодельную сумку, не отцепляясь при этом от его плеч.

С обнаженной иронией глядя на меня, он мгновенно раскрыл сумку, и на его лице отразилось искреннее удивление. Хороший это был знак или плохой, я не знала. Обычно я всегда уточняла, нужно ли что-то кому-то, даже если прекрасно знала ответ, на случай, если он мог измениться. Ведь все пристрастия и привычки со временем меняются.

Сейчас, напоследок, я же решилась на небольшой сюрприз. Его губы разомкнулись, будто он увидел нечто, что уж никак не ожидал увидеть, нечто удивительное и невообразимое, хотя на дне сумки лежали самые простые спелые сливы. И словно что-то изменилось вокруг - что-то незаметное, но значимое, и он поднял на меня такой взгляд, в котором промелькнула светлая боль, приятная, теплая, пробуждающая, которая означает, что ты все еще жив и будешь жить, раз можешь ее почувствовать...

Это хороший знак. Что-то шевельнулось у меня внутри, и я была уверена, что то же самое произошло и с ним. Наши сердца перекликнулись, и на душе стало немного теплей, как это было всегда, когда мы раскрывали друг другу сокровенные тайны или разделяли общую, понятную только нам двоим, шутку...

- Спасибо, Скай, - он прочистил горло и легкомысленно усмехнулся, чувствуя себя явно не в своей тарелке, буквально сокрушенный сегодня подобными сантиментами. - Не стоило обкрадывать Лиандру ради такого случая.

- Не волнуйся, я собрала те, что уже в земле подгнивали. Специально ради такого случая...

Даже его проклятое притворство - привычка, ни раз спасавшая ему жизнь - на сей раз меня не одурачило... Мое счастье в форме безупречной гармонии силы и ловкости… с глазами цвета солнечного янтаря и мягким, ласковым голосом колыбельной…