— Отец! — я ворвался в кабинет, споткнулся о порог, запутался в полах
мантии, но в процессе освобождения из её пут споткнулся, а вернее
стукнулся, еще и о шкаф. На его полках тут же задребезжали всевозможные
колбы и банки с заспиртованными в них животными и растениями.

Вызванный моей персоной шум, да и сама моя персона, незамеченными не
остались, только вот не отцом, а Аргусом Филчем! Смотрителя я и раньше
видел, естественно, но вот знаком с ним не еще был. Старик трогательно
прижимал к себе свою знаменитую кошку — миссис Норис, стоял посреди
помещения и шмыгал носом. Его сгорбленная фигура и красные от слез
глаза, которые он промокал своим клетчатым шарфом, не вязались с
образом злобного сумасшедшего, а именно таким его обрисовал мне мой
сосед по комнате — Симус Финниган. О мистере Филче ходили легенды
больше напоминающие страшные сказки, но, похоже, я только что узнал,
что не всем легендам стоит верить…

— Болеет? — поинтересовался я сочувственно.

Мистеру Филчу не понравилось мое сочувствие, он сердито отвернулся, пытаясь перестать всхлипывать, но ответил:

— Недоумки с твоего факультета постарались! — голос его прерывался от горя и обиды. — Бедная моя кисочка…

Я готов был взвыть от жалости к серому тощему созданию, безжизненно
свесившему голову на руке хозяина, и от злости к её мучителям, но не
успел.

— Кладите её на стол, я нашел ту мазь… Гарри? Ты что здесь делаешь в
такую рань? — папа вихрем пронесся мимо меня, а за ним шлейфом
пронеслись горькие запахи трав. — Тебе необходимо высыпаться! — затем
он холодно, но вежливо представил меня завхозу: — Мистер Филч, это мой
сын — Гарри, — в его голосе угадывалась гордость.

Я подобрался, словно меня министру представляли! Но затем задумался —
гордиться мной перед каким-то завхозом? Рассмотрев плешивого
морщинистого мужчину, который как раз бережно укладывал свою кошку на
принесенную им подстилку из какого-то тряпья, ничего необычного я не
заметил. Старик и старик! Однако он наверняка отцу чем-то полезен, но
вот чем? Что же в нем такого особенного?

— Очень приятно, но я прекрасно его помню! — мистер Филч явно
рассердился на такое неуважение к своей памяти. — Виделись уже, когда в
пеленках был… — еле слышно проскрипел он, не оборачиваясь.

— Разумеется, — кивнул отец, подтверждая его слова. — Гарри, подожди за дверью, я скоро освобожусь.

— Нет! — горячо возразил Аргус и все же неуверенно посмотрел на меня. — Он не мешает…

Мы встретились взглядами, и в его мутных глазах я увидел благодарность,
самую обычную человеческую благодарность! Он почувствовал, что мне не
просто жаль кошку, мне жаль его друга, ведь я хорошо знаю, что такое
одиночество, даже очень хорошо. Младший Снейп ему приглянулся. Ну а на
моего отца он и так смотрел, как на живое божество, сошедшее с небес, и
даже пригибался при каждом его приближении, не справляясь со своим
безграничным почтением к такой личности.

Пока декан черной тенью кружил вокруг стола и втирал дурно пахнущую
мазь в тельце животного, мистер Филч доковылял до меня и просипел прямо
в лицо:

— Ты, если там что, обращайся, в гости заходи… — изо рта у него пахло
не лучше, чем от мази. — Я родителя твоего уважаю, ну и ты, вроде,
разумный малый…

Я словно что-то выиграл, но виду не подал.

— Ага… — скромно протянул я, чуть не лопнув от усердных трудов по
сдерживанию своей радости. Заручиться поддержкой того, кого все боятся,
того, кто носит с собой все ключи Хогвартса! Ну, почти все. В общем —
день начинался просто чудесно!

И когда отец освободился, вымыл руки и приступил к допросу, целью
которого было выяснение причин, позволивших шляпе определить Рона Уизли
на его факультет, тем самым испортив ему настроение на год вперед, я
все равно улыбался.

— Миссис Малфой пригласила?!

— Пригласила.

— И Рон согласился?

— Ну пап, раз он на твоем факультете! Согласился! Ему Драко понравился!
Ну, или его рассказы о Малфой-мэноре… — в последнем я не был уверен, но
не сказать не мог.

Отец даже забыл, что меня необходимо поучить уважению к старшим, а
просто уставился на противоположную стену и замолк. Его черные
бездонные глаза, обычно напоминавшие мне длинные туннели полные
неизведанных тайн, на этот раз выражали лишь банальное удивление.
Притом казалось, что отец удивлялся за всех слизеринцев вместе взятых,
когда-либо учившихся в Хогвартсе!

— Артур, Артур… Ты зря был так непогрешим…

— Кто? Что? — я ничего не понял.

— Да неважно. Подойди! — отец сел в кресло у стола и поманил меня
пальцем. Я подошел, он положил руки мне на плечи и пристально посмотрел
в глаза. — Гарри, несмотря на то, что ты на другом факультете, не
оставляй Драко, хорошо? Может, тебе сейчас кажется, что это он влияет
на Рона, но все может случиться… иначе. И не забывай, кто такие Уизли и
как они к нам относятся, договорились?

— Конечно! — о таких простых вещах я забыть просто не мог.

— Ты хотел еще что-нибудь?

— Эээ… — отец принялся рыться на столе в поисках нужной ему папки, а я
все еще мялся и не знал, как преподнести свою просьбу. — Пап, а ты не
мог бы сказать Хельге…

— Что сказать? — папа замер, а уголки его губ предательски дрогнули. Он
будто знал, о чем я сейчас попрошу. Я мысленно хлопнул себя по лбу —
разумеется, знал! Это ведь он меня оклюменции учил, а не наоборот!

Забота — хорошо, но в меру. Несмотря на то, что я встал сегодня очень
рано, мои соседи проснулись намного раньше меня и битый час наблюдали,
как Хельга носится по спальне. Она развесила на спинке стула дюжину
носков разной толщины и плотности, дабы я выбрал из них наиболее мне
приглянувшиеся, разобрала чемодан, рассортировала мои свитера и брюки
строго в соответствии с цветовой гаммой. А после, как искренне любящая,
но немного ненормальная, еще полчаса носилась по спальне с серебряным
кофейником, подыскивая подходящее для него место, впоследствие
оказавшееся прикроватной тумбочкой, и не обращала ровно никакого
внимания на Симуса, Невилла и Дина. Те натянули бордовые шерстяные
одеяла по самые подбородки и опасливо на все это взирали. Когда Хельга
трудится — на её сморщенной мордочке появляется такое свирепое
выражение, что перечить ей и отец не смеет. Ему проще покорно позволить
домовику делать всё, что угодно. Даже укрывать себя третьим одеялом в
слегка прохладный июльский вечер!

Именно в таком испуганном состоянии я и застал моих соседей по палате…
тьфу… спальне! Ни один из них не вызывал во мне хороших чувств. Однако
неуклюжий молчаливый Невилл все же импонировал мне больше, в отличие от
медлительного Дина Томаса и неугомонного ирландца Симуса. Последний
постоянно что-то говорил, чем-то хвастался и всем нравился! Он явно
превосходил меня по красоте, которой, если честно, во мне не
наблюдается вовсе. Его светлые волосы, лопоухость, веснушки, голубые
глаза и какой-то уж слишком добрый взгляд, похожий на взгляд полного
придурка, умиляли большинство преподавателей и всех без исключения
девчонок первого курса. Я всегда смогу заработать, если решу передавать
их надушенные записки Финнигану за определенную плату! Пока же я делаю
это бесплатно, и за то Симус еще в первый день смело причислил меня к
числу своих лучших друзей, не подозревая, насколько неверен такой его
выбор.

Он до сих пор не устаёт меня представлять каждому встречному, и так запросто меня узнающего, таким вот образом:

— Это мой друг — Гарри! Он просто гениальный! — и обязательно хлопает
меня по плечу. Что Финниган имеет ввиду под «гениальностью», я уверен,
непонятно даже ему самому.

Но с ним категорически не согласен Долгопупс. Уже на второй день, во
время завтрака он, дождавшись, когда я отойду подальше от столов,
зашептал что-то Симусу на ухо. Тот чуть не подавился куриной ножкой, и
разговор меня заинтересовал.

Незаметно махнув палочкой, я применил усовершенствованный отцом Сонорус
— очень простое заклинание, и в моей голове раздался встревоженный
голос Невилла:

— … и на наш факультет он не хотел, и ты ему совсем не нравишься…

— Ты сдурел! Он же гриффиндорец!

— Но это потому, что правила запретили и шляпа…

— Симус! — я подкрался незаметно, и Невилла чуть удар не хватил. Он
схватился за край стола и вздрогнул всем телом. — Пошли уже, сколько
можно есть! Я тебе покажу короткий путь к Флитвику, а то будешь
блуждать, как в прошлый раз…

— Ага! Идем! — он резво вскочил, перепрыгнул через скамью и заулыбался.

— А ты, Невилл, завтракай. Тебе я потом покажу… путь… — мальчишка
смутился еще больше и уткнулся в свою тарелку с овсянкой, словно
надеялся в ней защиту от меня найти!

Захватив с собой веселых Драко и Рона, шушукающихся в сторонке, мы
пошли прочь. Каким-то шестым чувством я уяснил, что Невилла мне не
обмануть. Не смогу я! Может он и ненормальный, и смешной, и жаба у него
противная, и свитера у него на вид еще более ужасные, чем у Уизли, но
мальчишка точно не дурак. Он понимает, как мне тоскливо со всеми этими
краснознаменными, и видит, насколько сильно мне «нравится» говорливый
Симус. Еще Дамблдору доложит о подобном моем настроении! В таком случае
отец меня просто выпорет, а потом заавадит, а затем вновь выпорет… Ну,
совершит что-то в таком духе. Но Невилл смотрел уже не в тарелку, а в
мою спину, задумчиво хмурил широкие брови и ничего вокруг не слышал, не
реагируя даже на очередное замечание Гермионы. И я подмигнул! Пусть
так, раз он сам захотел, будет ему война, обязательно будет! Долгопупс
приоткрыл рот и выронил вилку. Та упала на мраморный пол, и гулкий звон
от её падения слышался до самого выхода из зала. Неужели так испугался?
Я, может, и выгляжу мрачновато, и декана Слизерина напоминаю всем, кто
имел счастье его видеть, и подмигивал с умыслом, разумеется, но так
пугаться? Я ж не Кровавый Барон, в самом деле! Мне одиннадцать!

Однако мои мысли прервал тяжелый стон Невилла. Он согнулся, словно от
кишечных колик, и Грейнджер испуганно закричала. Все вокруг
засуетились, повскакивали со своих мест, и меня от остальных незаметно
отделил профессор Квирелл. Он как-то осторожно потянул мою руку,
мимолетно наклонился, словно просто отодвигал ученика со своего пути, и
прошептал:

— Это ты, Гарри, это ты…

С тех пор прошло три дня, а я не могу прийти в себя и сейчас. В момент,
когда ладонь профессора дотронулась до моей, показалось, что на меня
навалилась тяжесть всего мира, а ноги словно налились свинцом! Но затем
я резко воспарил надо всеми — тело стало невесомым, а внутри поселился
покой. Я даже удивился — почему же меня не хватают за ноги и не
притягивают обратно, к земле? Я же улечу! Такие ощущения длились
мгновения. Всё прошло быстро, но следом за непонятными ощущениями в
теле, в моей голове раздались голоса. Их гул нарастал с каждой
секундой, он давил на меня, разрывал на части! Люди кричали, срываясь
на хрип, шептали, кто-то кого-то проклинал, кто-то о чем-то молил, но я
точно знал — все они обращаются ко мне и никому кроме меня…

Я прогулял занятия по Заклинаниям. Мне было страшно, очень страшно!
Невилла согнула пополам именно моя злоба, скрытая внутри. Но испугался
я не столько её, сколько себя самого. Та сила, вырвавшаяся наружу…
Уткнувшись носом в подушку и спрятавшись за пологом от любопытного
Симуса, последовавшего сразу за мной, я понял, о чем писала мне
неизвестная в том странном письме. Я прислушался к своим желаниям… и
услышал! Только вот еще не разобрал — радоваться мне такому или
огорчаться?

Все эти свежие воспоминания я словно пересмотрел заново, потому как
отец и не скрывал, что просматривает их вместе со мной. Все забыли про
Хельгу, мою невысказанную просьбу, Уизли и Драко, про время и завтрак,
на который я вот-вот опоздаю. Всё осталось позади, как что-то мелкое,
незаметное и глупое. Мы одновременно осознали что-то очень важное и
сложили кусочки мозаики в единое целое. Отец смотрел в никуда, его
пальцы дрожали, а на лице играла горькая ухмылка. Ему только зимой
исполнился тридцать один год, однако я лишь сейчас увидел, как же он
молод, но как давно и терпеливо ждет свободы…

Папа нервно откинул волосы назад, зажмурился, затем резко вскочил,
сложил руки за спиной и принялся ходить туда-сюда, не переставая
бубнить что-то себе под нос. Затем, чуть не разорвав ткань от
нетерпения, закатил рукав, и я в который раз залюбовался бледным
рисунком на его предплечье.

Пронаблюдав за ним еще несколько минут и, не увидев того, что ожидал, он процедил сквозь зубы:

— Я хорош, слишком хорош … Он мне не доверяет! — и в сердцах смахнул со
стола стопку школьных тетрадей. — Гарри, ты должен принести мне это
письмо. Ясно?! — решимость в его голосе граничила с яростью.

— Сейчас?

— Нет, лучше вечером… — он выпрямился, взмахнул палочкой, леветируя
тетради на положенное им место, помолчал немного и осторожно спросил: —
Ты понимаешь, что такая твоя реакция на профессора Квирелла может быть
вызвана не только его особенностями, но и… твоими?

— Понимаю… — так же осторожно ответил я.

— А ты понимаешь, что все то, о чем мы говорили многие годы, скоро потребует нашего вмешательства? Ты готов?

У меня ноги подкосились.

— Готов! — а вот это уже чистая ложь.

Однако отец предпочел её не заметить, и я приготовился слушать…

* * *

— Ай! — Драко сбил меня с ног, и теперь точно так же, как и я, потирал
ушибленный лоб, чуть не треснувший от столкновения с моим. — Ты на
шабаш умников опаздываешь?! — он поднялся первым, подал мне руку и мы
принялись отряхиваться от пыли.

— Что-то случилось?

— Случилось! — приятель кипел не хуже чайника. — Еще как случилось!
Сюда МакГонагалл идет, я крестного предупредить хочу. Подвинься, — я
шагнул в сторону и освободил путь к двери.

— Зачем? Он её боится, думаешь? — рассмешила подобная теория нас обоих.
В присутствии моего отца профессор только и могла, что поджимать губы и
кривиться. Ну, еще со слизеринцев баллы снимать при каждом удобном
случае. На них её хваленая справедливость не распространялась. Видимо,
у каждого человека она, справедливость, своя собственная. — Или она его
себе на замену пригласить хочет? В воспитательных целях? — мы
захихикали, но уже через секунду со стороны лестницы послышались
гневные выкрики, и смеяться мы перестали.

— Это он, это всё он! И Малфои! Это немыслимо! Это обман!

— Но Молли, ну что же вы так… — ей отвечал весьма жалобный голос моего декана. — Шляпа ведь не ошибается…

— Выходит, ошибается! — мужской бас громко озвучил чистую правду.

Растерявшая всю свою уверенность профессор лепетала:

— Но директор вот-вот вернется…

МакГонагалл семенила за каким-то мужчиной, который, в свою очередь,
семенил за миссис Уизли, гневно размахивающей руками и направляющийся к
нам с самым воинственным видом.

— Вот когда вернется, тогда мы с ним и поговорим!

— Дорогая, а может все-таки…— Молли Уизли так резко затормозила, что
упитанный мужчина, судя по всему — отец Рона, натолкнулся на спину
своей супруги и моментально изменил свою точку зрения. — Ну, если ты
настаиваешь! — и процессия тут же возобновила движение.

Драко потянул меня в тень, но опоздал. Чета Уизли уже уставилась на
нас, и под их взглядами мне стало неуютно, словно под ледяным душем
зимой и на морозе — то есть намного больше, чем просто неуютно!

— А вот и вы! — Молли выдохнула, затем вдохнула, набирая в легкие побольше воздуха.

Однако профессор твердо решила не допустить гвалта под кабинетом декана
Слизерина, и попыталась не ударить лицом в грязь перед тем, кого
боялась вся школа и терпеть не могла она сама. Женщина, конечно, тоже
выдохнула, но постучала в дверь довольно смело, чего нельзя было
сказать о Молли Уизли и её муже. Они разом утратили весь свой напор, и
в кабинет входили уже бочком.

Оглянувшись, профессор махнула рукой в сторону Драко и строго сказала:

— Мальчик, позови сюда Рона Уизли!

— Сейчас! — радостно ответил «мальчик», и остался стоять на том же
месте, не предпринимая абсолютно никаких попыток кого-то там позвать.

— Ну? — спросил я просто из интереса. — Идешь?

— Завтракать? — уточнил он с готовностью.

— За Роном!

— Сдурел?! — приятель округлил глаза. — Ей надо, пусть сама и идет. Она твой декан, а не мой!

Мне оставалось только одобрительно хмыкнуть — слизеринец!

— Ну? — Драко пихнул меня в бок. — Махай!.

Опять Сонорус, но уже не для одного, а для двоих. Затем я махнул еще
разочек, и еще! Наконец, Макгонагалл все же поздоровалась и принялась
скомкано объяснять причины столь раннего визита, а я перестал биться в
конвульсиях и трясти палочкой, убедившись в её исправности. Уизли
молчали, и когда я начал вовсю сомневаться уже в своей магической
«исправности», отец сказал всего два слова — тихих, жестких, от которых
волосы на голове зашевелились. Закрыв глаза и пофантазировав, можно
было представить эти слова, как самую настоящую бездну. Бездну
равнодушия и презрения. А таким замогильным и пустым голосом, я уверен,
на смерть отправляют!

— Вон отсюда…

Профессор сказала что-то вроде «Ай!», «Ой!» или «Как вы смеете!» —
расслышать точнее нам помешал довольно громкий шелест. Отец
демонстративно перекладывал бумаги на столе, или же листал книгу. На
мгновение шуршание стихло. Папа, видимо, решил воочию убедиться,
прислушались ли к его «доброму совету» назойливые люди, и поднял на них
глаза. Спустя пару секунд двери распахнулись и оттуда стремглав
вылетели раскрасневшиеся, взмокшие Уизли и просто пунцовая МакГонагалл!
Они, молча и в считанные секунды, преодолели совсем не маленькое
расстояние, и скрылись в более менее светлом проеме у выхода из
подземелья, мы же остались стоять в приятном нам сумраке.

Тем не менее, я позавидовал их сыну, ведь как бы отец ни возмущался
такому идиотскому обстоятельству, как Уизли-слизеринец, он принял его
сразу же и навсегда. Рон теперь под защитой, а вот я — под ударом…

— Как он их… — с придыханием произнес Драко, восторгаясь крестным. — Так сыграть!

Да не играл он, отец и есть такой… холодный. Но возражать я не стал. Я что, другой разве?

Дождавшись сонного Крэбба и Грэгори, спящих на ходу, мы все вместе пошли в столовую.

— А Рон где? — заинтересовался я.

Крэбб с радостью остановился, оперся о стенку, наклонился и сделал вид,
что завязывает шнурок. Его тело еще не проснулось и мстило своему
хозяину за такое мучение, как поход на завтрак.

— Его Блейз будит…

— Пытается… — внес немаловажное уточнение Гойл, зевнул, пошатнулся,
наступил мне на ногу, и тоже решил немного подержаться за стенку. — Он
всех обычно будит… Садист…

Рон все эти дни был безумно счастлив, словно вырвался из духоты и
просто не мог надышаться свежим воздухом. Он радовался, когда тянул
руку на Заклинаниях, не желая отличаться от серьезных и начитанных
слизеринцев. Радовался, когда в среду делил телескоп с Миллисентой на
астрономической башне, шушукался с Драко по любому поводу и спорил с
заносчивым Ноттом. Когда позволял Гойлу и Крэббу, ребятам крепким и
сильным, защищать себя от нападок этого самого Нотта. Он радовался
постоянно, словно в его голове не умолкал слышный лишь ему одному
приказ: «Будь счастливым!» Братья его не понимали, гриффиндорцы его не
понимали, да его даже не все слизеринцы понимали! Но Рон плевал на их
мнение и продолжал издеваться над Гермионой, обзывая её лохматым
сусликом, отворачиваться от родственников, и улыбаться мне, что бесило
близнецов еще больше.

Справедливости ради — Гарри Снейп бесил многих. За глаза меня называли
и «папенькиным сынком», и «ябедой», и «сопливусом», и «змеиным
дружком», и «сухой жердью с зарубкой», высмеивая мой рост и шрам.
Однако меня беспокоило лишь предпоследнее прозвище, а вернее — только
оно меня и беспокоило. Если все так, как думает отец, моя дружба с
половиной змеиного факультета насторожит Дамблдора и неприятности,
сообща с подозрениями, просто не смогут обойти меня стороной! Но и
«ссориться» с друзьями мне не хотелось. Это раньше я думал, что
притворяться легко…

Если подытожить — особого почтения моя личность, освободившая Англию от
Того-Кого-Нельзя-Называть, не вызывала. Люди просто не могли себя
побороть. Не все, но очень многие. То ли личность отца сыграла свою
роль, то ли поведение матери, то ли родители нашептали своим отпрыскам
некие свои догадки и опасения связанные с темным прошлым Северуса
Снейпа… Даже преподаватели косились на меня недоброжелательно, и
постоянно спотыкались на моей фамилии в журнале. Или, что еще хуже,
сначала смотрели на неё задумчивым взглядом, тяжело вздыхали, и лишь
затем нехотя произносили, словно одолжение делали! Мне все чаще
казалось, что я незаконно занимаю чье-то место, и все ждут, когда же я
его освобожу. Ну, я точно знаю, чье это место. Это место проклятого
Гарри Поттера, которого никогда не было и не будет. Он просто старый
миф, фантазия моей матери, а я живой! Живой!!!

— Эй! Ты чего?! Вернись к нам! — парни уставились на мою явно
отсутствующую физиономию и Драко забеспокоился. — Ты как будто то свое
зелье сейчас варишь! Ну, зеленое… как его?

— Истины…

— Во! Точно! Эту дрянь!

Спорить по поводу «дряни» я не стал — с чем, собственно, спорить?

Но вот у входа в Большой Зал задержался и крикнул им в спины:

— Идите, я догоню! — а подождав с минуту, двинулся за ними. Какая никакая, но уловка.

— Ты ушел, когда было еще темно, а это запрещено правилами! Стыдно не
знать правила сыну преподавателя! — Гермиона стояла за моей спиной и
возмущенно сопела. — С нас могли снять баллы!

«Спокойствие, только спокойствие… Котел кипит, все зелья готовы, черви
продаются уже нарезанными… К тому же Невилл исчез… Дамблдор исчез… Шрам
исчез… а я уже давно вырос и не учусь в Хогвартсе! Или еще лучше —
Хогвартс тоже исчез…» — моя незамысловатая мантра все же позволила не
убить Грейнджер, но зубы пострадали. Сожми я челюсть еще сильнее — они
бы сломались!

— А тебе… Хм… А ты… А тебя… — к такому наглому поведению привыкнуть
просто невозможно и нужные слова никак не шли на ум. Приличные нужные
слова! — А ты следила, что ли?!

Гермиона открыла рот и замахала руками, выплескивая на меня очередную порцию своего негодования.

— За тобой?! Очень нужно! — она хмыкнула, но поверить в её равнодушие
все равно было сложно. — Я к Зельеварению готовилась! К твоему
сведению, сегодня у нас первое занятие по этому, бесспорно важному
предмету! — тряхнув копной каштановых волос, девчонка важно прошла
мимо, довольная высказанным обвинением в неуважении.

Жирную точку в этой идиотской ситуации поставил Пивз — он швырнул
костылем в старшекурсника за моей спиной, посмевшего надо мной
засмеяться, но промахнулся, к сожалению. Уточнять, кто преградил собой
путь предмету?!

Глазки-бусинки полтергейста испуганно моргнули, коротенькие ножки
нервно дернулись, и в ту же секунду маленькая фигурка растворилась в
воздухе, успев лишь виновато пропищать:

— Пивз не хотел, совсем не хотел…

— Тебя даже свои бьют! Ха-ха-ха! — Джордж Уизли, оказавшийся тем самым
старшекурсником, продолжал хохотать, и ему громко вторила свита его
веселых дружков.

— Он не мой! — на глаза навернулись слезы.

— Ты поплачь, маленький ушибленный сопливус, поплачь… Лобик, наверное, болит?

Да, Джордж, болит, тут ты прав. Но вот плакать мне захотелось не от боли, а от невозможности свернуть тебе шею!

Под улюлюкивания и выкрики я прошел к своему месту, плюхнулся возле
Гермионы, не сразу и заметив такое обстоятельство, и принялся
производить раскопки в овсяной каше — аппетит пропал совсем.
Уставившись в тарелку, я думал. «Так много думать не свойственно
мальчикам твоего возраста!» — заметила как-то тетя Нарцисса. Не
дозвавшись гостя к ужину, она послала за ним домовика. Тот обнаружил
младшего Снейпа на чердаке, любующегося вечерним пасмурным небом. Оно,
небо, манило своей свободой, тайной, силой! Овсянка — не загадка
мироздания, разумеется, но и она навевала мне кое-какие мысли…

Я шмыгнул носом. Вышло как-то слишком тихо — сказались годы строжайшего
воспитания и неумение плакать. Мысленно посетовав на все
вышеперечисленное, я предпринял еще одну попытку, более различимую.
Локоть сидящей по левую руку от меня Гермионы замер, а ложка в её руке
так и не достигла своей цели, вернувшись в тарелку. Я продолжил —
ухватился за край скамьи и принялся еле заметно раскачивать туловище
вперед-назад. Миссис Малфой часто так делала, когда думала, что никто
этого не видит. Мне становилось её жалко в такие минуты, хотя я и не
понимал, отчего же ей так плохо? Грейнджер насупилась, и уставилась в
свою еду точно так же, как и я с минуту назад. Тыквенный пудинг исчез,
будто сам смог догадаться, что есть его больше не будут.

— Ну, тебе, наверное, нужно было уйти… Да?

— Ага… — не стал её разочаровывать «нечастный» Гарри Снейп. — Папа целыми днями занят, вот я и…

Как же удобно не договаривать свои предложения, люди обычно всё «понимают» сами!

— И ты не хотел, чтобы баллы сняли? Правда?

— Не хотел… — Гермиона в задумчивости отвернулась. — Но если бы сняли,
то отец бы как-нибудь вернул, обязательно! — в такую чушь я не верил,
но Грейнджер и Симус, до того момента благородно прикидывающийся
глухим, купились.

— Правда?! — Финниган хитро сощурился. — Чем докажешь?

— Да, чем? И как?! — Лаванда, следующая за Симусом везде и всегда,
словно его тень, не удержалась. — Профессор нас ненавидит — так почти
все говорят! Он злой и противный! Пуффендуйцы уже были у него на
занятии!

Тут уже не удержался Невилл и громко выкрикнул:

— И ты тоже злой и противный! — реплика прозвучала отчаянно и искренне,
а потому — неуместно. Все были крайне заинтересованы поднятой мною
темой щедрости «летучей мыши» Хогвартса, и окажись всё так, как я им
говорил, не хотели быть согласными с Невиллом, да и не понимали они его.

Симус парировал:

— А ты сиди там, пухленький! Кушай молча, а то опять живот схватит! —
сидящие возле меня первокурсники, да и несколько гриффиндорцев постарше
прыснули со смеху, а кто-то даже закашлялся.

Долгопупс поднялся, неуклюже перешагнул через скамью, чуть не
грохнувшись на пол, и почти бегом покинул зал. Но его ухода никто и не
заметил, все смотрели на меня и ожидали обещания настоящего чуда. Я уже
сто раз пожалел о сказанном, но не отступать же?!

— Он сегодня начислит нам… эээ… 10 баллов! — я аж зажмурился от такой своей смелости.

— Десять? — Лаванда разочарованно фыркнула и жеманно смахнула с лица завиток. — Ты бы еще пять баллов пообещал!

О осмелел окончательно, пусть и вынужденно.

— Двадцать! — вокруг начали собираться люди, но слава Мерлину, лишь гриффиндорцы.

— Заметано! — выкрикнули несколько человек почти одновременно и я вздрогнул…

Так быстро бегать мне еще не приходилось! Опередив всех, я молнией
пронесся через вестибюль, не успел затормозить у входа в подземелье,
проскользил мимо него, вернулся и, перепрыгивая через ступеньки,
понесся вниз. У меня появилась мечта — уговорить отца в необходимости
мне подыграть и уговорить его до того, как начнется мое первое занятии
по Зельеварению в этом году! Вспотевший, еле держащийся на ногах, но
вполне довольный скоростью своего передвижения, я во второй раз за день
ввалился в отцовский кабинет, и столкнулся с ним у самой двери.

— За тобой тролль гонится? — я отрицательно махнул головой. — МакГонагалл? Нет? Кто тогда? Дамблдор?

— Никто! — наконец изрек я и прохрипел: — Баллы…

— Я знаю, что есть такое слово. Дальше что? Пройдемся по словарю? — отец был не в настроении, говорил холодно и отстраненно.

— Гриффиндору нужны баллы!

— Они всегда им нужны, но тут играет важную роль отсутствие такой
необходимой составляющей, как мозги! Но даже если бы она и
присутствовала, плевать я хотел на желание этих парнокопыт…

— Папа! — заорал я.

Отец сощурился и деловито поинтересовался.

— Тебе нужны? Не им?

— Мне… Двадцать! На уроке! — я набрал в грудь побольше воздуха и
приготовился просить, убеждать и доказывать, что подобная мелкая
уступка с его стороны может если не спасти мою репутацию, то хотя бы
улучшить.

— Хорошо.

— А?! — меня словно парализовало.

Он внимательно смотрел в одному ему видимую точку на каменном полу и
молчал. Показалось, что время вокруг меня остановилось, продолжая жить
лишь в отце. Он что-то вспоминал и о чем-то размышлял…

— Ты что, действительно думал, что я тебе… откажу? — спокойствие в его
низком хриплом голосе больше напоминало страх или растерянность.

Не обнаружив стула для посетителей на обычном месте, я сел в кресло
декана, положил подбородок на столешницу и вдохнул знакомый с детства
запах. В нем было все — моё и его одиночество, пыль старинных
манускриптов, горько-сладкие ароматы трав, чернил, утреннего кофе с
молоком, лимонного желе, старых башмаков и новых котлов, еще не
впитавших в себя ни единого запаха кроме сырости подземелья, моей
детской комнаты, отцовской каморки в подвале — то есть лаборатории… У
меня не было права сомневаться в его любви, ни единого. Каким бы сухим
он ни был, он все равно поможет и поймет.

— Я не хотел… — попробовал я исправить ситуацию.

— Иди.

— Но я…

— Иди!!!

Уже закрывая за собой дверь, я увидел, как папа закрыл лицо руками и
почти присел, издавая какой-то странный хриплый звук. Ну и чего так
расстраиваться? Ну не был я уверен, что он поддержит, ну и что тут
такого страшного?!

На занятие я все-таки опоздал. Не такой уж я физически крепкий, как
надеялся. Бегать вверх и вниз по лестницам, живущим своей собственной
жизнью — это вам не аппарировать! Да и Хельга учебники под кровать
засунула, посчитав их слишком потрепанными для вычищенной ею спальни…

Никогда не замечал, что дверь в отцовский кабинет так громко скрипит.
Моя личность опять-таки оказалась в центре внимания, и как бы я не
наклонял голову в надежде, что длинные волосы скроют моё, совсем не
виноватое лицо, слизеринцы, а именно с ними сегодня проходило спаренное
занятие, все же умудрились осуждающе покачать головой!

Свободных места было всего два, и хоть Симус махнул рукой, приглашая
меня сесть рядом с ним и Лавандой, я предпочел Дина — продираться в
самый центр ряда и греметь стульями мне не хотелось. Ну а усевшись,
принялся листать учебник в поисках нужного параграфа, готовить
пергамент и проверять исправность пера. Заметив, что такие манипуляции
провожу только я один, и они, манипуляции, тщательно отслеживаемы всеми
без исключения и издают весьма громкие звуки, учебник я закрыл,
чернильницу спрятал, а перо отложил. Со своего места на первой парте
мне улыбнулась Гермиона, я улыбнулся ей в ответ и, наконец, затих.

Приблизительно я понимал, какую мысленную речь произносит сейчас
профессор Снейп и какие ругательства сыпятся на мою черноволосую
макушку, но не бояться же мне собственного отца?!

За неимением возможности ненавидеть меня, отец выбрал себе более доступный объект — Гермиону.

— Всё? Вы накопили в себе достаточно хорошего настроения для того,
чтобы из вашей маленькой пустой головки вновь было чему улетучиваться?
— он учтиво поклонился, вовсю издеваясь над девчонкой. — Вы позволите
мне продолжить?

Улыбка сползла с её лица и она промямлила:

— Конечно…

— О! Разрешение Грифиндора мною получено, всю жизнь мечтал о таком
счастье… — он чуть слюной от бешенства не брызгал. Все старались не
дышать, в том числе и я. Но не от ужаса, а от нежелания выделяться.
Сегодня я перевыполнил план по этому процессу. На год вперед!

Папа говорил шепотом и словно нехотя, но его все его прекрасно слышали
и боялись пропустить хоть слово. Он контролировал весь класс, не
прилагая к тому ни малейших усилий, и хотя в его черных глазах не было
ни капли тепла, его не только боялись, его уважали!

— Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого
отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет
является важной составляющей магической науки, — продолжил он. — Я не
думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла,
источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые
пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его
чувства… Могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как
сварить триумф, как заткнуть пробкой саму смерть… Но все это только при
условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое
обычно приходит на мои уроки!

Затем, в гнетущей тишине, отец открыл журнал и начал знакомство с
учениками. Дойдя до своей — то есть моей фамилии, он несолидно
скривился, обвел предупреждающим взглядом всех присутствующих и
проскрипел:

— Снейп…

— Здесь! — подскочил я бодро и остался стоять. Драко прыснул, а затем
обиженно крякнул. Наверняка это Рон не хотел злить декана и пнул
приятеля в бок. По крайней мере — именно об этом говорила злющая
физиономия рыжего. Но на выходку слизеринца папа внимания не обратил,
разумеется.

— Садись… — проскрипел родитель еще раз, и то было последнее слово, адресованное им мне за все время, отведенное на урок.

Он не хотел обращаться ко мне по фамилии! А по-другому не мог, раз уж
ко всем так обращался! И вообще, как ему выговорить: «Садитесь, мистер
Снейп, вы неуч! Да нет же! Не я, а он! Вон тот, темненький, худой, и
являющийся моим сыном!» Я обрадовался — напрягаться и освежать в памяти
давно пройденное мне не придется. Так рисковать отец не станет. Вдруг я
возьму и не отвечу?!

Ответственность за знания грифиндора на себя взяла Грейнджер. И поразив
всех сведениями об усыпляющей настойке, получаемой из корня асфоделя и
настойки полыни, безоаровом камне и идентичности волчьей отравы с
клобуком монаха — то есть аконитом, о чем Гермиона и не догадывалась,
мой факультет все же получил своё вознаграждение.

И в тот момент как отец недовольно пробубнил себе под нос:

— Двадцать баллов мисс Грейнджер… — по классу пробежалась волна
восхищенных вздохов грифиндорцев и немого, но вполне осязаемого
изумления слизеринцев.

И когда Гермиона окинула победным взглядом кабинет, словно позабыв о
моем обещании повлиять на отца, я заметил в её карих глазах обожание и
такое восхищение, с каким не сравнится восхищение домового эльфа своим
хозяином, собственноручно приготовившим ужин! Да уж, у самой
приставучей грифиндорки любимый учитель — мой отец… Мысленно
чертыхнувшись, я понял, что уж лучше бы декан Снейп снял с нас сотни
две баллов, а не добавил эти несчастные два десятка!

За обедом я получил письмо. Букля пренебрежительно швырнула его между
тарелкой с супом и вазочкой с клубничным джемом. И пока три факультета,
включая мой, наперебой обсуждали это летающее «нечто», а четвертый
почти аплодировал, так подходила птица мрачной атмосфере Слизерина, я
развернул конверт.

Дорогой Гарри,

— было написано в письме неровными буквами.

Я знаю, что в пятницу после обеда у тебя нет занятий, поэтому, если
захочешь, приходи ко мне на чашку чая примерно часам к трем. Хочу
знать, как прошла твоя первая неделя в школе. Пришли мне ответ с твоей
птичкой.

Хагрид.

P.S. И как она узнала, что я хочу тебя пригласить?!

«Как узнала, как узнала… Узнала и всё!» — я разозлился. Эдак вся школа
скоро будет «желать» мне что-то написать! И ведь напишет! Нужно срочно
в библиотеке поискать что-то о системе управления этими анубисами,
срочно! Хагрид захотел — прилетела! Дамблдор захочет — прилетит! Молли
Узли захочет — принесется! Она такая, предупредительная… Меня
передернуло только от одной мысли о таком вынужденном общении, но я,
одолжив перо у Гермионы, ответ написал.

Здравствуйте, Хагрид!

Мне очень приятно, что вы интересуетесь моими школьными успехами. Учусь
я хорошо! (Обведя взглядом жующих однокурсников, я вздохнул) У меня
теперь много друзей. (Еще раз окинув грифиндорцев взглядом более
пристальным, я вновь засомневался, но…) Они очень умные и мне с ними не
скучно. Особенно мне нравится Невилл Долгопупс, Гермиона Грейнджер и
Симус Финниган! (В гробу и белом саване!)

— Вы лесника с вокзала помните? Большого такого? — строго спросил я всех вышеупомянутых.

— Кого? — ответили мне дружно. Последний, на кого они обращали внимание
в лодке, плывя по озеру к таинственному замку в дымке тумана, был
лодочник. Ну а на школьном помосте и кроме него учителей хватало.

— Привет передавать?

— Кому?!

Они передают тебе привет и хотят познакомиться! (Высунув кончик языка
от усердия, я продолжил лгать самым безопасным способом — письменным)
Но я прийти сегодня не могу, у меня много домашнего задания по
Трансфигурации, дополнительного. Профессор МакГонагалл разозлится, если
я его не сделаю. А сегодня к вам на чай придут мои друзья. Они очень
хотят увидеть ваш дом!

Г. Снейп.

Десять минут ушло на то, чтобы заставить поверить эту троицу, что поход
к Хагриду — их святой долг, ведь он просто жаждет знакомства с
первокурсниками своего любимого факультета! Не желая разочаровывать
уважаемого человека, Гермиона согласилась первой, ну а за ней
согласился Симус, в свою очередь уговоривший Невилла. Но я все равно
вздохнул с облегчением — остаток дня был свободен. Понятное дело, к
леснику в гости я никогда не пойду. И не только потому, что отец
запрещает. Мне просто не хочется идти в ту хижину — великан постоянно
крутится возле директора, а обдумывать каждое свое слово мне и так
надоело до чертиков! Намного приятнее будет сходить в каморку к Финчу,
захватить с собой Драко, Рона, и поспрашивать старика о потайных
комнатах замка, выведать, что же такое страшное Дамблдор скрывает на
третьем этаже, или кто так страшно воет в подземелье, да и вообще — с
ним явно не будет скучно! Можно даже попробовать сделать то, что нужно
отцу, не дожидаясь того самого дня…

* * *

Вопреки моим ожиданиям — меня не поняли, совсем. Драко приложил ладонь
к своей груди, словно опасаясь за душевное состояние собеседника, и
таращился на меня, словно я новый, глупый, и до сих пор никем не
замеченный призрак Хогвартса.

— Давай Кровавого Барона лучше поищем, он хотя бы давно умер! — глубокомысленно изрек он и закатил глаза.

А вот Рону было все равно, куда идти, с кем идти и зачем, собственно. Он был готов и пританцовывал от нетерпения.

— А ты чего радуешься? Тоже мне, главная факультетская жизнерадостность
нашлась… — тихо возмущался приятель, растягивая слова. — Ты заканчивай
уже негативно влиять на престиж моей фамилии! Слышал хоть, куда зовет
нас этот бесстрашный?!

— Думаю, Гарри не позвал бы нас, если бы там было опасно. Правда? — не
дождавшись совсем ненужного ему ответа и не обращая внимания на
недовольную гримасу Драко, он потянул меня за собой.

— Обратно!

— Чего?

— В обратную сторону, у него возле кухни комната, а ты меня к выходу тянешь! — озвучил я очевидный факт.

Рон нервно тряхнул рыжей шевелюрой, развернулся на сто восемьдесят
градусов и вновь вцепился в меня мертвой хваткой, при этом постоянно
оглядываясь и приговаривая:

— Пусть будет Филч, пусть будет…

— Его братья грозились в поросенка превратить! — шепнул мне на ухо
приятель, как только Рон от меня отлип, принявшись объяснять
разъяренной Пэнси Паркинсон, благодаря каким таким чарам забывчивости
её конспект по Заклинаниям до сих пор у него. — Только ты ему не
говори, что я знаю. Мы все знаем, но не говорим. Он обидится, гордый… —
а спустя секунду убежденно добавил: — И тупой! Сам мог бы их
превратить, первым. Зачем же ждать?!

Про себя я подумал, что Уизли не превратит в поросенка никого, кроме
себя. Видел я его палочку, и то, как он ею размахивает, точно мух
отгоняет… Но он то не может, а я могу! Правда, не сейчас и не здесь. Мы
уже дошли до высокой деревянной двери, сколоченной из грубых досок, в
просветы между которыми пробивался тусклый свет и запахи плесени. Было
в ней что-то загадочное, уродливое и неприветливое. Но и моя цель была
не из числа благородных и светлых, поэтому я смело постучал, и звонко
ответил на хриплое «Кого там леший принес?»:

— Это Гарри Снейп! — и уже тише: «Вы меня приглашали…»

Не случилось ничего необычного, смотритель распахнул дверь и обыденным
тоном пригласил войти, церемонно расшаркавшись перед Драко.

— А вы, молодой человек, отца мне напоминаете, сложный был ученик,
очень сложный… — однако заметив недовольство своего знатного гостя,
поспешил добавить, явно не погрешив против истины: — Всегда знал, чего
хочет, и брал это, всегда!

Приятель нахохлился, словно индюк, и принялся благосклонно оглядывать
помещение. Он дарил себя в эту минуту миру и награждал Филча своим
присутствием в его скромном жилище. Но я никак не мог взять в толк,
отчего же этот жалкий сквиб, который, как говорят, долгие годы предан
директору, с такой ностальгией в голосе отзывается о лорде Малфое,
трепещет перед моим отцом и принимает у себя слизеринцев, будто мы —
первокурсники — почетные гости! То есть, отец дал мне понять — почему,
но так ли это мы еще не знали… Пока я размышлял, тем же самым занимался
и завхоз. Его тусклые глазки, казалось, сейчас пробуравят Рона
насквозь, а двойной подбородок Аргуса и его обвисшие щеки просто
тряслись от напряжения и затрачиваемых усилий на то, чтобы не заехать
Уизли по его наглым веснушкам.

Не придумав ничего хорошего в его адрес, но и не желая говорить гадости, он просипел:

— А вы, юноша, присаживайтесь, присаживайтесь… Не туда!!! — от его
вскрика я вздрогнул. — Это место миссис Моррис, все эти трудные
пятнадцать лет! — он грозно потряс костлявым пальцем перед носом Уизли
и все тотчас прониклись таким завидным кошачьим постоянством.

Усевшись на продавленный диван без одной ножки, я тоже принялся
оглядываться — искал блеск. Блеск срываемой магией вещи, ведь на поясе
старика никакой связки ключей я не заметил, но все не может быть
просто. «Просто» бывает только в плохих книгах и школьных учебниках.
Кстати о книгах, в этой комнатушке их было не меньше, чем в библиотеке
у мадам Пинс! Книги, подшивки газет, аккуратно стянутые резинками, кипы
бумаг, пожелтевших от старости и помеченных ярлыками с указанием года
выпуска, о которые Рон умудрился уже два раза споткнуться и три раза
жалобно попросить за то прощения — и эта каморка обычного завхоза?!
Пока я смотрел во все глаза, Филч демонстрировал фотографии кошек на
стене и увлеченно описывал судьбу каждой из них.

— А Милли дракон съел, давно еще… Хагрида был дракон…
Незарегистрированный! — сказал он и зло плюнул куда-то в угол. —
Паршивец косматый, ты мне еще попадешься!

Драко кивал, поддакивал и вообще, вел себя как истинный аристократ, он
это может. Уизли жался на не внушающем доверия табурете, явно
являющимся ровесником замка, и внимательно рассматривал носки своих
истрепанных ботинок. Подарить ему новые, что ли… Из этих того и гляди
пальцы покажутся!

— А Ронда мне в работе помогала, еще лучше миссис Норис нарушителей
ловила, стоит где кому прошмыгнуть, а она тут уже! Интеллект у неё был
о-го-го какой! Побольше чем у некоторых нынешних преподавателей…

— И что с ней?.. — приятель счел своим долгом спросить.

— Пропала, — отрезал Филч и замолк.

Затем мы пили противный горький чай, ругали МакГонагалл, внимательно
слушали рассуждения старика о комнате, в которой может появиться все,
что угодно — стоит только представить, и хорошо проводили время. Однако
так не должно было быть! Всё казалось неправильным! И я ждал вопросов о
цели нашего визита, вглядывался в мутные глаза Филча, следил за каждым
поворотам его почти лысой головы с остатками жидких выцветших волос, но
старик вел себя, словно радушный хозяин, и даже время от времени
улыбался остатками зубов Уизли, поверив окончательно, что за этого
странного слизеринца отвечает слизеринец более надежный.

На полке узкого книжного шкафу в самом темном углу, я заметил несколько
светлых бликов и понял, что то не отблески двух свечей — яркость
другая. Но как к нему приблизиться?! Морок наводить я пока не могу, а
время останавливать научусь годам к ста пятидесяти… Что тогда?
Попросить? Дайте мне ключ от комнаты нижнего этажа, чтобы я смог её
открыть и выпустить то, что внутри? Что вы говорите? Дамблдор убьет? Да
что вы, он же добрейший волшебник!

Я, конечно, начал незаметно передвигаться к противоположному краю
дивана, но метод «тише едешь — дальше будешь» мог сработать только к
утру, а Рон, как назло, не вовремя заволновался об ужине, и принялся
пихать Драко в бок. Знаю по опыту — еще два три таких пинка и приятель
забудет манеры, начнет бурчать, а я так ничего и не заполучу, окромя
броколли и бифштекса! Поразмыслив еще немного, я все же раз в тысячный
понял, что тот, кто старше — умнее. Говорил папа — действуй ночью,
когда он заснет, а не когда вы толпой к нему завалитесь чай пить!
Почувствовав урчание в животе я, недолго думая, толкнул Драко и
приятель, избиваемый с двух сторон, красиво завершил беседу, ввернув в
разговор что-то о неумолимом времени и слизеринской пунктуальности.
Филч чуть не расплакался, услышав такие высокопарные слова из уст сына,
как выяснилось уже в процессе беседы, одного из самых любимых его
учеников. Драко умел говорить красиво, когда хотел. Это же не он все
детство промолчал, считая признаком дурного тона разговор с книгами!

— Всего доброго! — чуть не проорал Рон, первым вылетевший из сырой комнаты.

— И тебе, сынок, не хворать! — а совсем тихо, почти над моим ухом,
прошептал ему вдогонку: — Главное родителям привет не передавай... — и
хихикнул.

Драко старался двигаться плавно и непринужденно, но я видел, что ему
дорогого стоит не рвануть на всех парах за Уизли, и догадывался, что
взвалив груз разговора с незнакомым человеком на его плечи, получу
немало упреков. Но я хотя бы узнал, где этот ключ, или ключи,
спрятанные чарами сокрытия. Где-нибудь еще это узнать было бы просто
невозможно, но Хогвартс, окутанный множеством охранного волшебства,
внутри себя плохо терпел такие вот уловки и резонировал с магией
скрытого предмета. Хотя я был уверен, что без отца тут не обошлось и
резонанс этот временный. Сам он не мог позаимствовать ключ по многим
причинам и, как единственный вариант, выбрал меня. Ничего, у меня все
получится, у нас все получится!

Возле самой двери в карман моей мантии упало что-то тяжелое. Я замер,
боясь пошевелиться. Не знаю, что меня испугало, может сам факт того,
что всё получилось, может оттого, что пути обратно у меня больше нет, и
все произойдет, а может я испугался жгучей радости, накрывшей меня с
головой и мешавшей сглотнуть.

— Передай отцу, что мы с тобой прошли его проверку, она не такая уж и сложная!

Горячее дыхание на моей голове уже давно улетучилось и остыло, дверь за
спиной с грохотом захлопнулась, приятели что-то говорили мне и трясли
за плечи, но я все стоял, ощущал ключ в своей руке, смотрел в никуда и
думал, что если смогу совершить такое, то смогу абсолютно всё… а это
чертовски приятно!