Щелчок замка в полумраке, скрип фонаря за спиной и мое дыхание — даже
такие простые звуки могут означать совсем не простые события. Я замер
на секунду и наклонил голову к замочной скважине, постаравшись
задержать дыхание. Какое-то шевеления я уловил и, обернувшись, довольно
кивнул Филчу — животное там и уже двигается, а значит, понимает, что
воля рядом, стоит только сделать несколько шагов ей навстречу…

Мы поспешили удалиться, никем не замеченные, что получалось у нас
прекрасно — миссис Норисс протяжно мяукала, а эхо разносило её вой по
всем коридорам подземелья. Те, кто слышал его в эти ранние часы,
предусмотрительно шарахались в совершенно противоположную сторону, не
стремясь к встрече с хозяином милой киски. Я шел позади завхоза,
уставившись себе под ноги, и мои глаза слезились от радости, сдерживая
которую я чуть не плакал. Та злость, которую я испытал совсем недавно,
все еще растекалась по телу холодом и, ощущая его, я переставал ощущать
все остальное. Мой ум ничто не затуманивало — я видел цель и прекрасно
понимал отца, явно пребывавшего в таком состоянии «на грани» большую
часть жизни.

— Эта мантия Джеймса Поттера, Гарри, а не твоей матери! И я отпускал
тебя к Уизли не для того, чтобы ты подтверждал возможные сомнения
Дамблдора! Ты должен был постараться расположить к себе всех, а не…

— Он никому ничего не должен! — резко перебил его хриплый голос из
темного угла отцовского кабинета, озвучивший так понравившуюся мне
мысль. — Ни тебе, ни тем более мне! Только свобода даст ему шанс не
ошибиться с выбором своей судьбы, Северус. Тебе ли не знать! Ты пришел
ко мне сам, не забывай об этом…

Отец скользнул по мне острым взглядом, отошел и вновь сел за стол, сложив руки в замок, и нервно кивнул головой.

— Вы правы, мой повелитель.

Вчера я лишился еще одного оправдания перед своей покойной матерью.
Гарри Снейп встретился с Волдемортом, вселившимся в Квирелла, но земля
не ушла из-под его ног, а Хогвартс, увы, не развалился на части. Но, в
моей жизни все было скучным на протяжении многих лет, по-видимому, в
ней всегда все скучно и просто? И встреча с самым темным магом на
планете не исключение?

Когда я зашел в отцовский кабинет, разодетый в блестящие одежды Квирелл
сидел в кресле для посетителей, сложив ногу на ногу и пил мятный чай,
положив локоть на стол. Мне с трудом удалось пройти дальше в комнату —
голова кружилась и грозилась взорваться от боли, но, как только тюрбан
был снят и я узнал, как именно Лорд живет, все ушло на задний план. Я
просто стоял и слушал, вглядываясь в нечто морщинистое, ужасное,
выступающее на затылке преподавателя по Защите от Темных Искусств и
растягивающее его кожу до появления на ней синюшных растяжек. Рот
Волдеморта еле открывался, нос был почти незаметен, но вот ощущение
собственной целостности, несмотря на головную боль — результат именно
его присутствия, и это очевидный факт.

— Хочешь мне что-то сказать? — спросил он после того, как представился
и похвалил меня за сообразительность, которая радует его вот уже
несколько месяцев.

— Вы убили мою маму?

Отец выронил палочку, которой отрешенно играл уже несколько минут,
подкидывая её в руке. Но ничего не сказал, а молча поднял её и отошел к
стеллажам со склянками, где застыл, словно статуя. Его лицо освещали
лишь редкие отблески свечи, попадавшие на стекло. Он был спокоен и
красив. Декан Снейп совершенно не волновался, будто знал, что все
произнесенное Темным Лордом ничего не изменит ни в его сыне, ни в нем
самом.

Квирелл поднялся и мелкими шажками, приблизился ко мне, после чего повернулся и лицо на его голове заговорило:

— А ты сомневался? Советую задать верный вопрос, мальчик, пока у тебя есть такая возможность…

Я крепко задумался.

— Почему?

И получил ответ, много ответов.

Волдеморт перешагнул порог дома Поттеров холодным дождливым октябрьским
вечером 1981 года. Не медля ни секунды, он, неслышно ступая, прошел на
второй этаж — убивать меня. На парочку супругов, перекидывающихся
обвинениями в неверности и черствости на кухне, маг внимания не обратил
— хотел свершить все быстро и тихо.

— Я боялся тебя, Гарольд, очень боялся, и не зря… — сипел Лорд, пытаясь
донести до меня свои мысли. — Но ты заплакал, громко! Звал на помощь
мать, сам того не понимая…

— Пусть кричит, отребье грязнокровки! Шлюха! — кричал Джеймс.

Но мать уже взлетела по ступенькам, словно невесомая птичка, достигла
двери детской, а распахнув её, мгновенно осознала, что же сейчас
произойдет. Не задумываясь, она кинулась к кроватке и закрыла её своим
юным телом, полным жизни, готовая погибнуть, но спасти сына.

— Зачем бы мне её убивать? — сощурился Волдеморт и кинул взгляд на
отца, сцепившего руки за спиной. — Но она не уходила, стояла, плакала и
кричала на меня…

Когда в комнату вихрем ворвался Джеймс Поттер, еще ничего непоправимого
не произошло. Волдеморт держал перед собой палочку и медлил, как он
сказал — пытался решиться, но слова все не желали срываться с губ. Он
чувствовал подвох, и разум пытался одолеть страх.

— Отдай его мне… — сказал Лорд перепуганной маме. — И разойдемся. Вы
слабы, мне не противники. Прекратите борьбу, и родятся у вас еще
отпрыски… Будете жить все, — он кивнул на младенца, — прославляя мое
великодушие! — и презрительно усмехнулся из-под черного капюшона,
надвинутого на глаза.

Мать засомневалась — моя жизнь, пусть и вместе с Темным Лордом,
казалась ей лучшим выходом, чем моя смерть. Она прижала сына к себе,
посмотрела в его зеленые глаза, зажмурилась и дрожащими руками
протянула ребенка тому, кто все же принял сложное для себя решение —
пощадить его. Но ничто не вечно, любит иногда говорить отец, вот видно
и любовь Джеймса Поттера не выдержала испытания изменой. Может, он умом
двинулся? Как тот, кто так рьяно боролся со злом, мог поступить
подобным образом? У меня защемило где-то в области сердца, как только я
представил, что почувствовала мать, услышав бездушные слова мужа,
решившего отомстить беззащитной женщине так, как не всегда решаются
мстить друг другу даже самые лютые враги.

Джеймс шагнул к Лили и зло сказал, словно выплюнул:

— Он носит мою фамилию! Лучше умереть, чем знать, что ты, грязное
существо, отдала ребенка врагу! — и поднял палочку на Волдеморта.

— Нет, Джеймс, нет… — шептала мама сквозь слезы.

Думаю, ему было все равно тогда, на кого её поднимать. Поттер тоже
принял решение — умереть, но унести позор, то есть секрет о моем
рождении, с собой в могилу. О письме Северусу он не догадывался, и тут
мать ему солгала, наивно рассчитывая на прощение мужа. Однако
грифиндорская гордость оказалась качеством более коварным, чем всем
открытое зло Темного Лорда. Мама инстинктивно вскинула палочку, увидев,
что Лорд направил свою на её мужа. Так они и стояли посреди комнаты,
направляя палочки друг на друга. Все трое медлили, как будто понимали,
что не должны здесь находиться, не должны так поступать, и уж тем более
не должны погибать. Я молчал на руках матери, крутил головой и даже не
думал плакать. Вокруг меня стояла зловещая тишина, за которой явно
притаилась поджидающая свои жертвы смерть.

Все произошло мгновенно, как только Джеймс открыл рот, пытаясь
произнести хотя бы начало смертельного заклинания. Он прекрасно знал,
что кто-кто, но Волдеморт в этом деле гораздо опытнее его, да и просто
— во стократ умнее, сильнее, и быстрее. Вначале Авада убила Джеймса,
затем мою мать, бросившуюся к нему, а следом устремилась и ко мне —
Лорд разозлился, из-за чего и проиграл.

— Да, Гарольд, я понял, что проиграл Дамблдору, как только луч коснулся
твоего лба. Я ощутил пустоту. Она затягивала меня к себе куда-то
далеко, к самой границе бытия. Там я многих увидел, очень многих… и
твою мать в их числе. Она кидалась на своего мужа с кулаками и
проклинала его… — он замолк, и попытался прочистить горло, или что там
у него, надрывно прокашлявшись. — Они разошлись в разные стороны,
мальчик, и ты должен понять, что каждый выбирает свою сторону, всегда!
И в жизни, и в смерти!

Пророчество было ложным, или недосказанным, об этом знала лишь
Беллатрикс Лейстрейндж, прибывшая на помощь хозяину первой, и именно
она видела седовласого старика у дома Поттеров, пока еще целехонького
дома. Там же она что-то подслушала, но что именно — неизвестно. Он
взмахнул палочкой, и здание разрушилось в одно мгновение, заодно
разрушив все магические отпечатки произошедшего и погребя под собой
последнего представителя древнего чистокровного рода. Гарри Поттер
должен был вырасти и встать на защиту Британии, если бы возникла такая
потребность, не задавая лишних вопросов и не испытывая ровно никаких
сомнений. Но развоплощение — не смерть, и дух Волдеморта еще долго
витал над развалинами в ярости от своего бессилия и чужой победы,
подмечая все особенности поведения Дамблдора и его неуместные улыбочки
исподтишка. Страна была свободна, а директор был доволен, что
естественно и почти правильно. Но просматривая картинки в своей голове,
посылаемые Волдемортом мне через отца, более сильного в вопросах
сложной легиллименции, не доволен был я! Ненависть не кипела внутри,
нет, просто она постепенно находила причины своего существования,
которых ранее мне не хватало.

— Только убив тебя, я мог исчезнуть. Ты мне не угроза, Гарри, ты просто
орудие. И только от тебя зависит, слабое или сильное! — продолжал
сипеть Волдеморт, не обращая внимания на то, что Квирелл переминается с
ноги на ногу, утомившись от долгого стояния.

Дамблдор был явно шокирован, узнав, что «Гарри Поттер» отменяется, и
его блестящая повесть закончена, едва начавшись, но спорить не стал.
Шокирован был и сам Волдеморт, хоть и пришлось ему об этом прознать
гораздо позже, а точнее — всего год назад.

— Албания не то место, где можно раздобыть светские новости, разве
только тупицы иногда забредают в её дремучие леса… — пояснил он свою
неосведомленность.

Квирелл замер, очевидно, догадавшись, что речь о нем.

«Дамблдор, отец, его служба у директора, разрешение на то, чтобы я
носил фамилию Снейп, что-то здесь не так…» — у меня в голове бешено
завертелись мысли, которые я все никак не мог соединить одну с другой.
В это время отец задвигался по комнате гораздо живее, что-то вновь
упустил, шумно подвинул стул, заглянул в бездумное и словно
завороженное лицо Квирелла и вообще, старался шуметь, словно ребенок,
которому вдруг надоел родительский разговор и он просто не знает, чтобы
такого сделать, чтобы закончить его.

— Северус, твой секрет мучает не только тебя, он мучает и твоего сына…
Ты сейчас слаб! Он имеет власть над тобой! Как ты допустил такое! Ты?!
Самый умный мой соратник, способный просчитать действия врага на десять
шагов вперед?! Как?!

Папа не испугался скрежета голоса Темного Лорда, он вел себя при нем
просто уважительно, как любимый ученик при учителе, знающий, что его
все равно не накажут. Но то, что произошло, как только отец дослушал до
конца слова Лорда, я не забуду никогда.

Северус Снейп упал на колени, оперся рукой об пол и застонал. Его
жуткий голос проник мне в сердце, и я испугался так, как ни пугался
никогда. За отца! Из него словно что-то выходило, какие-то ужасные
чувства, они душили его!

Мои ноги занемели, ведь не только Квирелл, но и я стоял неподвижно
очень долго, и мне трудно было не упасть, но я кинулся к папе и стал
перед ним на четвереньки. Его лицо полностью скрывали черные сальные
волосы, и хоть его я не видел, но боль — ощущал в полной мере.

— Это он рассказал мне о пророчестве, тоже не знал, чем все обернется…
— совсем тихо произнес Волдеморт, словно оправдывал свое неразумное
дитя, по совместительству оказавшееся моим отцом и тем, кто лишил меня
матери.

Всё стало на свои места. И я, по всей вероятности, обязан был
удивиться, разозлиться, подняться и убежать, лелея жалость к себе и
обиду на отца. Но я что, не Снейп?! Не истинный слизеринец?! Не сын
своего отца?!

Нет, мне открылся весь ужас произошедшего тогда, много лет назад, но
мне дорогого стоило не рассмеяться. Все годы директор держал папу на
коротком поводке, используя его любовь ко мне?!

«Какой кошмар!» — подумал я.

«Но как хорошо… — добавил внутренний голос. — Меня так сильно любят…»

Я обнял отца и уткнулся ему в плечо, вдыхая ароматы трав. Он старался
лишний раз не вздохнуть, чтобы не спугнуть меня, а я улыбался. Тихий
хлопок заставил нас обоих поднять головы и обернуться на дверь.
Квирелл, а вернее Волдеморт, незаметно ушел. У него получилось — я
поверил, ведь увидел своими глазами. Почему кто-то за Дамблдора, кто-то
за Темного Лорда, а кто-то еще за кого-то? Потому что они сделали
выбор, кто сам, а кто при рождении — с помощью самого провидения. Нет
ничьих там сторон — светлых или темных, но есть обычная — твоя жизнь.

Мы еще долго говорили о философском камне, моей матери, Белле
Лейстрендж — школьной знакомой отца и его подруге уже после выпуска —
но самое главное во всем этом разговоре то, что черные как ночь глаза
отца сияли и он улыбался, пусть и еле заметно, несмело.

Я-то наивно полагал, что буду разгадывать тайну смерти матери,
исчезновения Волдеморта и моего рождения до самой старости! Но, как
оказалось, в мире абсолютно точно найдутся секреты и посложнее…

Уже когда я уходил, то краем глаза заметил, что отец открыл ящик и
достал из него пожелтевшую от сырости фотографию матери из школьного
альбома, такую, овальную. На ней она еще совсем девочка с завязанным на
макушке пушистым хвостиком.

— Ты бросилась на его защиту, Лили? После таких слов? — помолчал,
внимательно рассматривая маму, но когда я уже прикрыл дверь, с горьким
смешком подытожил: — Дура! — небрежно кинул фото в мусорную корзину под
столом и придвинул к себе стопку школьных тетрадей, над которыми ему
предстояло скоротать унылый вечер.

* * *

— Вингардиум Левиусссссааа… — я пыхтел от напрасных усилий. Проклятое перо все равно взмывало ввысь!

Услышав, как я коверкаю заклинание, Гермиона противно зашипела мне на ухо:

— Ты неправильно произносишь! Нужно быть внимательнее, профессор же
говорил, что… — но тут ее речь прервалась, так как перышко взлетело,
немножко покачалось в воздухе, и медленно поплыло к учительскому столу.
Именно такой нехороший эффект я получил, пытаясь испепелить эту гадость!

— О! Гарри Снейп! Это ваше перо щекочет мне за ушком? — поинтересовался Флитвик.

Надежда прослыть признанным неучем еще не угасла.

— Да профессор, простите, я случайно, оно меня не слушается… — и
хлюпнул носом ради признания достоверности своего ужаса от случившегося.

— Это так приятно… То есть вы молодец! — быстро поправился он. — Десять баллов Гриффиндору!

Я плюхнулся обратно на стул и пригорюнился. Грейнджер смотрела на меня
с подозрением, развеивать которые я не хотел. Не дождавшись объяснений,
она обиделась и переключила свое внимание на Невилла.

Долгопупсу, стоявшему за соседним столом, не слишком везло.

— Вингардиум Левиоса! — орал он, размахивая руками, как ветряная мельница. Но лежавшее перед ним перо оставалось неподвижным.

— Ты неправильно произносишь заклинание, — донесся до меня недовольный голос заучки.

— Если ты такая умная, сама и пробуй, — прорычал в ответ не Невилл, а
Симус. У ирландца дела с пером обстояли еще хуже, а ведь у него
испытательный срок. Если не начнет учиться лучше — его уже точно
исключат, безо всяких условий!

Гермиона закатала рукава своей мантии, взмахнула палочкой и произнесла
заклинание. Перо оторвалось от парты и зависло над девчонкой примерно в
полутора метрах.

— О, великолепно! — зааплодировал профессор Флитвик — Все видели: мисс Грэйнджер тоже удалось!

К концу занятий грифиндорцы смотрели на Грейнджер, словно та Малфой, а Флитвик не Флитвик, а профессор Снейп!

— Надоела она, сил моих нету! — бурчал Симус у дверей кабинета после занятия.

— Неудивительно, что с ней дружить никто не хочет… — грустно заметил Невилл, обращаясь ко всем сразу.

— Ага… — согласился я.

Но я-то понял, что он переживает за ту единственную, кто выносит его
компанию, но вот сама Гермиона, врезавшаяся в меня, когда мы выбрались
из толпы учащихся, этого понять не смогла. Судя по её заплаканному лицу
и тому, что девчонка шарахнулась от нас, как от прокаженных — сейчас
обида её была куда сильнее, чем на уроке.

Гермиона не появилась на следующем занятии, и до самого вечера никто
вообще не знал, где она. Лишь спускаясь в Большой зал на банкет,
посвященный Хэллоуину, Симус и Дин случайно услышали, как Парвати Патил
рассказывала своей подружке Лаванде, что Гермиона плачет в женском
туалете и никак не успокаивается, прося оставить ее в покое. Судя по
виду, Симусу, а за ним и Невиллу, стало совсем не по себе. Но уже через
несколько мгновений, когда они вошли в празднично украшенный Большой
зал, они и думать забыли о Гермионе.

На стенах и потолке сидели, помахивая крыльями, тысячи летучих мышей, а
еще несколько тысяч летали над столами, подобно низко опустившимся
черным тучам. От этого огоньки воткнутых в тыквы свечей трепетали и
казалось, что ты попал в страшную сказку, а не на школьный ужин. Хотя,
мое впечатление отличалось от впечатлений всех остальных — меня так и
подмывало поймать парочку мышек и растереть их крылья в порошок, в
попытке усовершенствовать традиционный рецепт летучего пороха…

Не знаю, имелась ли у Рона и Драко аналогичная благородная цель, но вот
действия по её воплощению они совершали совершенно осознанно — стоя на
скамейках и размахивая палочками. Рон орал «Левиоса», а Драко шептал
что-то более действенно и даже смог поймать одну мышь, за что получил в
свой адрес восторженные выкрики первокурсников и снисходительные
улыбочки ребят постарше. Я смотрел на них не мигая. Если бы зависть
помогала аппарировать, никакой запрет на смог бы меня удержать и я,
наплевав на свою серьезность, подвинул залезшего на скамейку Блейза, и
сам прыгал вместе с ними, задыхаясь от счастья.

— Еще чуть нахмуришься, и от папаши тебя не отличишь! Гарри, веселее! —
вывел меня из задумчивости Оливер и хлопнул по плечу. — Сегодня я был у
директора… — наклонился он к самому моему уху. — Не вышло, парень,
будешь ловцом! — у меня лицо вытянулось. — Да ладно тебе, не в Азкабан
ведь отправляют!

— Я не хочу… — зашептал я в ответ.

— В Азкабан? — захохотал Вуд.

— И туда тоже… — совершенно искренне ответил я.

Нет, мне, конечно, нужно увидеть Лейстрендж, но вот отправиться туда
навсегда — это кошмар, который не хотелось претворять в жизнь, а мне
ведь действительно снился сон, в котором я увидел себя пленником этой
страшной тюрьмы: сидящим на ледяном полу камеры и слушающим, как с
потолка капает вода, капля за каплей, удар за ударом — кап-кап,
кап-кап… И так, словно эти капли, проходили дни, месяца и годы, которым
терялся счет. Ужасный сон!

Мои размышления вновь хотел прервать Оливер, он даже руку поднял,
намереваясь еще раз стукнуть меня по плечу, но не успел. В зал вбежал
профессор Квирелл. Его тюрбан сбился набок, а на лице читался страх.
Все собравшиеся замерли, глядя, как Квиррелл подбежал к креслу
Дамблдора и, тяжело опираясь на стол, простонал:

— Тролль! Тролль… идет на верхние этажи… спешил вам сообщить…

Я с облегчением выдохнул, а то в голове уже успела зародиться шальная
мысль — не показать ли ему дорогу?.. Не Квиреллу, разумеется, а троллю,
именно он является самым доступным звеном охранной магической цепочки
философского камня, разорвав которую, можно было без опаски идти
дальше. Начать взлом защиты с так называемого Пушка — нельзя.
Волдеморт, то есть Квирелл, ну или все же Волдеморт, уже пробовали. Да
уж, мой папа постарался на славу! Теперь остались мелочи, но главное,
чтобы нам никто не помешал…

— Может, его впустил Пивз, решил так пошутить перед Хэллоуином? — Драко пробрался ко мне, и мы вместе вышли в коридор.

— В тебе ума, как у того тролля! — завелся Симус, пытаясь оттолкнуть от
меня Малфоя и занять его место, а я первый раз в жизни почувствовал
себя популярным.

Количество людей, не желавших оставить меня одного хоть на долю
секунды, только увеличивалось. Следом за Драко к нашей компании
протиснулся и перепуганный Рон, увидев которого, Финниган скис
окончательно. И почему он так хочет быть мне другом? Судя по
оживленному движению на лестницах, эвакуация шла полным ходом. Только
ученики из Пуффендуя оправдывали репутацию своего факультета: они
потерянно столпились в одном из коридоров и мешали пройти остальным. Мы
прокладывали себе дорогу сквозь толпу, когда меня вдруг схватил за
рукав Невилл.

Взгляд был его отсутствующим, а глаза остекленевшими от ужаса. Мой рукав ему просто подвернулся, как, собственно, и я сам.

— Я только что вспомнил: Гермиона!

— А что Гермиона? — не сразу понял Симус.

— Она не знает про тролля…

Время шло, а шансы улизнуть незамеченным улетучивались на глазах, и я решился — ватагой, так ватагой, выкручусь!

— Побежали! — победно изрек я, изо всех сил изображая героя.

Пригнувшись, мы влезли в самую середину группы школьников из Пуффендуя,
которые, наконец, двинулись к своей башне — то есть в противоположном
направлении. Никто не обратил на них внимания, и через какое-то время
мы вынырнули из толпы, быстро пробежали по опустевшему боковому проходу
и устремились к женским туалетам. До цели было подать рукой. Они уже
сворачивали за угол, когда сзади послышались быстрые шаги.

— Это Перси! — в ужасе прошипел Рон, хватая Драко и прячась вместе с
ним за большим каменным грифоном. За ними туда же попытались втиснуться
Симус и Невилл, не знаю как, но им это удалось.

Я прекрасно различил, чьи именно это шаги. Их просто нельзя было не
узнать. Родительский голос, запах, шаги и даже дыхание — всё это
высекается на сердце каленым железом, то есть навсегда. Проснувшись
ночью, вы точно знаете, кто вздыхает под вашей дверью, прислушиваясь,
спите ли вы, прекратились ли желудочные боли, не холодно ли? Нет, чаще
это была Хельга, разумеется, но не всегда.

— Я посмотрю, прячьтесь! — зашипел я устрашающе, накаляя обстановку, и
быстро выглянул из-за угла, встретившись глазами с отцом. Ими же,
глазами, я и показал ему, что на данный момент лучшим его решением
убудет ступить дорогу нам! Папа завертелся на месте, обнаружил еще
одного грифона и нырнул в его тень, недовольно крякнув. Еще бы — декан
Слизерина прячется от первокурсников, да не где-нибудь, а за грифоном —
символом его «обожаемого» факультета! Жаль, колдографию сделать нельзя…

— Ну? — тихо протянул Симус.

— Мадам Трюк! — возвестил я. — Уже ушла, выходите!

Рон не верил.

— Точно не Перси? — на него уставились четыре пары глаз и Уизли покраснел. — Ну он противный такой…

— Ничего бы он тебе не сделал! — прикрикнул на приятеля Драко и мы продолжили идти дальше, благополучно миновав укрытие отца.

Как только в воздухе стал различим запах грязных носков и общественного
туалета, за которым раздались громкое шарканье больших подошв о
каменный пол, я понял, что сейчас мы его увидим. Тролль — глупое,
сильное, вонючее существо, против которого может выступить и ребенок,
знай он несколько простых заклинаний Защиты или же одно, но вполне
конкретное, способное убить. Однако мне требовалось лишь изолировать
его, не вызвав подозрений. Квирелл сейчас с директором, который
наверняка сам отдал распоряжение отцу пойти проверить сохранность
защитных чар Пушка. Дамблдор ведь не подозревает, что тот, кто уже
должен быть в спальне башни, вот-вот сделает так, что чары эти можно
будет снять…

Как только все ахнули, я повернул голову и увидел это нечто — примерно
четырех метров ростом, с тусклой гранитно-серой кожей, бугристым телом,
напоминающим валун, и крошечной лысой головой, больше похожей на
кокосовый орех. У тролля были короткие ноги толщиной с дерево и плоские
мозолистые ступни. Ну а руки у него намного длиннее ног, и потому
гигантская дубина, которую тролль держал в руке, волочилась за ним по
полу. Но исходивший от него запах мог сразить получше любой дубины!

Тролль остановился, застыл у дверного проема и, нагнувшись, заглянул
внутрь. Он зашевелил длинными ушами, кажется, пытаясь принять какое-то
решение. Процесс затянулся, потому что мозг у тролля, если судить по
размерам головы, крошечный. Однако, в конце концов, решение было
принято и существо, сгорбившись, пролезло в комнату.

Ну а мне просто не верилось, что на свете существует такая удача!

— Ключ, ключ в замке! — радостно проорал и, недолго думая, рванул к
двери, захлопнул её и провернул этот самый ключ, а затем тихо, но очень
четко выговорил: — Вертитум… — что означает «запрет».

Помещение, в которое зашел тролль, лишилось магии ровно на пятнадцать
минут. Сложное заклинание, придуманное отцом специально для Хогвартса,
ведь в этом здании обычные темные заклятия зачастую не срабатывали — за
безопасностью школы директор следил неукоснительно.

Всё получилось, и довольные Симус, Рон и Невилл рванули вперед, то есть
обратно — звать преподавателей. Мне же оставалось надеяться на длинный
путь, который займет достаточное для отца время, и короткую память
мальчишек, начисто позабывших о Гермионе и о том, где же именно она
прячется.

Ну что ж, если та троица меня порадовала, то Драко расстроил. Ему ума и внимания не занимать…

— Стой! — выдохнул он и его светлые глаза потемнели от ужаса. — Там же эта… лохматая… Гермиона!

Он развернулся и приготовился бежать, словно какой-нибудь бездумный гриффиндорец! Я схватил его запястье и больно сжал.

— Туда нельзя еще минут двадцать…

Он весь задрожал, а я явственно увидел, как на его лице проступило удивление вперемешку с раздражением.

— Ты глухой?! Это же женский туалет! — еще я видел, что он начинает
понимать, что ситуация серьезная и мое «нельзя» совсем не шутка.

— Тебе отец потом объяснит. Это важно, никого не нужно спасать… —
бубнил я монотонным голосом, словно гипнотизируя приятеля, и тот
сдержал готовые вырваться крики.

— Ты не можешь, Гарольд, так нельзя, он её дубиной по стене размажет! —
в его глазах стояли слезы. — Ты не можешь… Это убийство! Тебя накажут!

— Накажут? За невнимательность? Да они вообще сделают вид, что про
Гермиону и не догадывались даже, как только узнают, что это за комната!
— я махнул свободной рукой в направлении, где скрылись остальные.
Вообще-то, мне было неприятно. Вроде выросли вместе, вместе слушали
дядю Люциуса и папу, читали одни книги, знаем одних и тех же людей, а
тут такая нерешительность…

В молчании прошла еще одна минута.

— Темный Лорд в школе, это его задание… — я хватался за соломинку,
потому как видел, что Драко тянется к палочке в заднем кармане.
Приятель как-то почувствовал, что даже если и сможет вырваться, так
просто так я его к двери не подпущу. Он испугался меня.

— Нет…

— Твоего отца накажут, а не меня, твою мать, тебя… — перечислял я.

Мысленно я отсчитывал минуты, конечно, раз уж пришлось остаться
неподалеку от туалета, но раньше времени разрушить Вертитум? Ни за что!
Возле Пушка мой отец, и плевал я на всех Грейнджер в мире!

По коридору эхом разнесся жуткий вопль — кричала Гермиона, затем
раздались глухие удары — это дубина тролля ударяла об стены, а мы оба
все никак не могли расцепить взглядов, точно на дуэли! Драко холодел, я
чувствовал, как остывает его кожа. Думаю, и несколько седых волос у
него появилось, но вот различить их в платиновой шевелюре уж крайне
сложно. В этот момент он явно делал свой важный выбор, и семья
перевесила — приятель остался стоять.

Как только позади нас раздались крики МакГонагалл, я понял — медлить
больше нельзя — и отпустил его руку. Он тут же рванул к двери, а я
остался разминать затекшие пальцы. Предоставив Драко возможность
оглушить тролля его же дубиной, я «запыхавшись» забежал в туалет и
повторил его действия, затем подошел к зловонной туше и убил её Авадой.
Я бы не смог ею даже поранить человека — слишком это сложно, да и лет
мне еще мало для такого, но тролля? Запросто!

Окровавленная Гермиона лежала в углу между окном и последнее кабинкой,
именно там она и спаслась. Возле неё на коленях стоял Драко и молчал.
Он был белее белого и, казалось, вот-вот упадет в обморок.

Бегло осмотрев девчонку, я успокоил его:

— Её шип дубинки за бок задел, немного крови потеряла и все…

Он очень медленно повернул ко мне голову, и настал мой черед бледнеть.

— Конечно… — спокойно протянул приятель, растягивая гласные на малфоевский манер, а затем тряхнул волосами. — Немного…

Но глаза его были ледяными, они просто обжигали холодом! Да, с точки
зрения хорошего человека, я поступил дурно. Однако он ведь знал, что
когда-нибудь придется так поступать!

— Ты сердишься? На меня?! — я беспомощно развел руками, удивляясь такой
его реакции. К горлу подкатил комок обиды и мешал говорить ровным
голосом, он у меня срывался на хрип и я почти гудел, силясь сдержать в
себе кучу плохих слов.

Драко поднялся на ноги, наклонился ко мне поближе и растерянно прошептал:

— Ты что, правда не понимаешь?..

Спустя мгновение в комнату ворвалась профессор МакГонагалл, за ней
отец, а за ними Квирелл. Все галдели, кричали на нас, звали мадам
Помфри, выясняли, как именно мы тут оказались, кто кого спас и без
умолку ругались. Симус, Рон и Невилл виновато заглядывали в дверной
проем, то и дело засовывая головы обратно — в помещение все еще
продолжали проходить учителя и колдомедики.

Драко всем заявил, что это я оглушил тролля, от чего тот вдруг взял да
и скончался, всем на радость. И вообще, они с Роном просто мимо
проходили, когда встретили меня, Невилла и Симуса. Ну а потом, минут
через несколько, услышали крики, доносившиеся из женского туалета. Мы с
ним остались здесь, а остальные побежали за подмогой. Красочно описав
битву с троллем и моё мужество в тот момент, когда я, от незнания всего
на свете, решил запрыгнуть животине на спину и хоть как то её напугать,
Драко закончил свой нарочито сбивчивый рассказ. Квирелл чуть не плакал,
охая и ахая от умиления и восторга. Его чувств не разделяла профессор
МакГонагалл, зыркая на коллегу отнюдь не дружелюбно, но уличить Драко
во лжи было просто невозможно! Тем более мы все ему поддакивали и
кивали с таким остервенением, словно Малфой великую истину глаголит!

— Записать? — участливо поинтересовался отец у декана и даже немного поклонился.

— Что? — очнулась та от созерцания наичестнейшей физиономии Драко.

— Вы уже моего ученика в пятый раз слушаете, смею предположить, что в
таком почтенном возрасте память уже не та… — елейно изложил свое
предположение папа.

Минерва посерела и открыла рот, но толком ответить от возмущения так
ничего и не смогла. Сердито махнула на нас рукой, развернулась на
каблуках и вышла, все же выкрикнув напоследок:

— Да забирайте вы их, забирайте!!!

Драко шел рядом как ни в чем ни бывало, весело перепрыгивал ступеньки и
интересовался предстоящим матчем по квиддичу, на котором должны были
встретиться команды Грифиндора и Слизерина.

— А больше тебя… никто не интересует? — спросил я его.

— Интересует! — покорно согласился приятель. — Только ты мне потом расскажешь, ладно?

— Потом?!

— Ага! — и широко улыбнулся во все зубы.

— Ну хорошо, потом, так потом… — я нерешительно кивнул.

Такая ложь дала понять мне даже больше, чем если бы он говорил правду.
Драко не хотелось ни улыбаться, ни скакать по ступенькам, то и дело
приветствуя хорошеньких девочек и шутливо кланяясь им, ему даже не
хотелось разговаривать. Я смотрел приятелю в след и хмурился. Первый
раз за всю свою жизнь он злился на меня и не говорил об этом во
всеуслышание, призывая Мерлина в свидетели моей глупости…

* * *

Разговор после произошедшего в директорском кабинете больше напоминал
цирк — любимое времяпровождение Дадли, и совсем не важно, где — то ли в
специально отведенном помещении, то ли просто дома.

— Гарри! — Дамблдор ходил вокруг стола, время от времени указывая
указательным пальцем куда-то вверх, удивляясь и возмущаясь одновременно.

Несколько раз я все же задрал голову, интересуясь, что же там такого
важного на потолке, но, не заметив ни разверзнувшихся небес, ни
карающей мою глупую голову молнии, вновь скромно потупил глаза и
опустил голову.

— Да? — отозвался я уже не в первый раз.

— Гарри! — повторил директор и обессилено упал в кресло, схватившись за
сердце. — Твое безрассудство и храбрость могли стоить тебе жизни! —
пожурил он меня ласковым, но обеспокоенным голосом.

Оба эти качества не имели ко мне ровно никакого отношения, а вернее —
даже не догадывались о моем существовании, но я вскинул подбородок,
покосился на бесстрастного отца, занятого лишь одним — защитой моей
памяти, и заявил:

— Я не мог… иначе!

Пока я решал — всплакнуть или же просто благородно покраснеть,
директору надоело происходящее, наши с ним встречи утомляли его. В них
не было победителя или побежденного. Он говорил — я соглашался, я
соглашался — он довольно кивал. Наше противостояние в словах и взглядах
никак не проявлялось. Ну не могло! Что я, спорить с ним должен был?! Я
старался оправдывать его надежды на мое «перевоспитание» Грифиндором,
как мог, и ситуация с горным троллем — из этой песни. Защита камня
нарушена, но отец об этом во всеуслышание заявлять не станет,
разумеется. Сейчас директор просто беспокоится за мою душу, воспитание,
отношение к тому, за что ратует он сам… что еще? Ну, следит он за мной,
опасается чего-то, ведь явно знает больше, чем мы. Да и всё,
собственно. С Темным Лордом я не встречусь еще долго — это опасно, мою
память и память Драко нельзя все время править, как неудавшееся
сочинение, а Невилл на время забыл о своих подозрениях, и опять же
временно любит меня за спасение Грейнджер. Ну что еще нужно, чтобы
слиться со всеми в их беззаботности? Да ничего!

Старик перестал поглаживать свою бороду, поднялся и трогательно развел
руки, демонстрируя нам, как сильно мы ему дороги, и как он хочет нас
обнять. На долю секунды закралась мысль, что, в общем-то, это вполне
вероятно. Он ведь верит папе, действительно верит…

— Мальчик мой! — обратился он к отцу. — Береги сына!

— Конечно, директор. Мы можем идти? — низким грудным голосом ответил ему «мальчик».

— Идите, хорошие мои, идите…

У самого выхода я поднырнул под отцовскую мантию и собрался облегченно
вздохнуть, правда до конца распрямить грудную клетку мне не дал тычок
между ребер и воздух пришлось задержать до того момента, как горгулья
закрыла за нами вход. Опять в голове зазвенели слова Лорда о свободе.
Да уж, мне о ней остается только мечтать! Ни вдохнуть, так как хочется,
ни выдохнуть, ни… ну не важно.

— Северус… — мистер Малфой церемонно поклонился отцу, одной рукой
изящно опираясь на трость и улыбаясь лишь одними глазами. — Я слышал,
что-то произошло?

— Да, досадный инцидент друг мой, но не беспокойтесь, наши дети не
пострадали… разве только одна гриффиндорка, что, разумеется, весьма
печально, весьма… — последние слова отец произнес словно нехотя и
небрежно, но очень громко.

Мои глаза грозились покинуть орбиты. С каких пор они так беседуют,
словно два мажордома на случайной встрече?! Шаги и возмущенный голос
Малфоя младшего объяснили такое странное поведение двух друзей. Я не
заметил МакГонагалл, идущую к кабинету, и Драко, злобно сверкавшего на
неё глазами.

— Я сам могу дойти до кабинета!

— Не сомневаюсь, молодой человек, дойти вы можете до чего угодно… —
пробурчала она. — Поэтому в школу и вызвали вашего отца! Но раз уж нам
по пути, вы будете идти со мной!

Завидев троицу у горгульи, она инстинктивно замедлила шаг, не
рассчитывала видно, что придется ей вверить Драко его родителю уже
сейчас.

Поздоровавшись и осмотрев дядю Люциуса с ног до головы, но в ответ получив лишь пренебрежительный кивок головы, она сказала:

— Теперь заходим, не стоит задерживать директора.

— Вы знаете, я думаю, что присутствовать при выяснении деталей
произошедшего должны не вы, многоуважаемая дама и друг многоуважаемого
директора, а декан того факультета, на котором, собственно, и учится
мой сын…

— Но я…

— Нет-нет, я ведь попечитель школы, мне не пристало просто думать… —
Минерва застыла, прекрасно понимая, что такого унижения перед двумя
первокурсниками может и не вынести. — Я уверен!

Драко не выдержал и победно фыркнул, а я стоял, еле сдерживая смех и уставившись в пол.

— Северус! — поклонился дядя Люциус, пропуская отца вперед.

— Люциус! — кивнул декан.

Уже сделав шаг по направлению к кабинету, мистер Малфой машинально
потрепал меня по голове, как делал каждый раз, когда приходил к нам в
дом. Он просто так здоровался много лет, и сейчас не изменил своей
привычке, наплевав на не совсем подходящую для выявления таких
отношений ситуацию. Ему было все равно, как на это отреагирует Минерва,
а напрасно. Декану моего факультета было совсем не безразлично, кто и
как меня приветствует, с кем я дружу, кого поддерживаю, и кто
поддерживает меня…

Помахав Драко и подмигнув ему я, совершенно спокойный за его разум и
память, ведь отец не позволит ничему случиться, вприпрыжку направился в
Большой Зал — обедать. Не преодолев и половины расстояния, я
остановился посреди лестницы, как вкопанный. Не знаю, какой инстинкт
заставил меня обернуться, но я обернулся. МакГонагалл смотрела на меня
снизу вверх. Смотрела изучающее, недоверчиво, и кривила губы в горькой
усмешке. У неё не было на вооружении ни единого доказательства моей
моральной «несостоятельности». Но её мутные глаза смотрели прямо в мои,
лишая меня возможности сделать вид, что, мол, вовсе я и не в них смотрю!

Ей младший Снейп не нравился еще больше, чем Молли Уизли, но, в отличие
от первой, Минерва перестала скрывать свою неприязнь и четко дала мне
это понять. Ноги налились свинцом, а на спину словно мешок тяжестей
взвалили, и я поплелся дальше — медленно и еле разбирая дорогу. Меня то
и дело больно задевали плечами спешащие на трапезу студенты, что-то
выговаривали за мою неповоротливость, но я словно ничего не слышал, я
устал.

В начале декабря погода сильно испортилась. Расположенные вокруг замка
горы сменили зеленый цвет на серый, озеро стало напоминать заледеневшую
сталь, а земля каждое утро белела инеем. Просыпаться по утрам и
выбираться из теплой постели становилось все сложнее, и я был даже
благодарен Симусу, взявшему на себя роль персонального будильника.

— Эй! Вставай! Сегодня игра! Хватит валяться! — орал он мне в ухо. Этот
вопль разбудил уже всех, а меня в первую очередь и давно, но я лежал на
боку и делал вид, что крепко сплю.

— Ну, игра же не в спальне проходить будет, и не прямо сейчас…
перестань кричать, ну прекр-а-а-ти… — Дин спустил обе ноги на пол, но
туловищем остался лежать на кровати, зевал и брюзжал. — Глухой ловец
Вуду не нужен…

Вуду вообще не нужен такой ловец, как я! А Драко не нужен друг,
забивающий голы в ворота его факультета! Приятель, разумеется, никому
не поведал, что спас грязнокровку, дабы не позориться и еще по
нескольким понятным причинам, но я все равно чувствовал себя виноватым.
И еще вчера, выслушивая на Зельеварении лекцию о неоспоримости того
факта, что все мы тупы, я не сводил глаз с приятеля, изо всех сил
старавшегося всем своим видом доказать, что к нему это утверждение ну
никак не относится. И если все лихорадочно записывали в и так пухлые
тетради все слова злющего преподавателя, носящегося по кабинету, словно
черный смерч, я выводил на бумаге каракули, кружочки, и даже, да что
это со мной, цветочки!

— Идиоты! — кричал отец.

— И-ди-о-ты… — выводил пером Дин, высунув кончик языка от старания.

— Неучи пустоголовые! Вы дискредитируете само производство волшебных
палочек! Для кого?! Для кого и зачем, я спрашиваю?! — папа с ветерком
пронесся мимо, и мы поежились.

— Дискре-ди… что?

— Дис-кре-ди-ти-ру-ете… — продиктовал я услужливо.

— Ага… спасибо!

Невилл спутал лопатку с палочкой и помешал ею обычное очищающее зелье,
что привело к совершенно противоположному эффекту и магическому взрыву.
Тем, у кого зелье все же вышло, целый час пришлось поливать им враз
почерневшие предметы мебели, посуду, удивленных такими метаморфозами
своего внешнего вида жаб, ранее радовавших взгляд сочным зеленым, а
заодно — и самих себя. По этой причине практическое занятие плавно
переросло в более безопасное — теоретическое, и все немного
успокоились, за исключением двух особ — декана Снейпа и сравнявшегося
по цвету с жабами Долгопупса. Однако когда отец пробегал мимо в
очередной раз и по неосторожности заглянул в мою тетрадь, всевозможные
оттенки салатного отобразились и на его лице, после чего родитель враз
погрустнел, сморщил нос, словно собрался чихать или плакать, и
обреченно поплелся к столу. Да уж, если меня в пример не поставить, то
к чему распаляться? Жизнь не удалась и точка! Но он быстро опомнился,
вернулся, огрел меня журналом по голове, и уже затем, с чувством
выполненного отцовского долга продолжил свое грустное шествие к креслу.

Я, Драко и Рон переглянулись и прыснули, чего себе не мог позволить
никто из гриффиндорцев, да и печальный Снейп вызывал у них лишь дикий
ужас перед неизвестностью, а не улыбки. Похихикав вдоволь, я еще
внимательнее всмотрелся в сидящих неподалеку слизеринцев и задумался.
Они смотрели на меня с веселой искоркой в глазах, а те, кто осуждающе
кивал головой, все равно еле сдерживали улыбки.

— Профессор Снейп… — робко протянула с первой парты Гермиона, только
утром выписанная из лазарета. — Невилл хочет вам сказать, что не
услышал вас, а в книге написано мешать палочкой, там… написано… так…
Невилл… — пискнула она напоследок до оскомины надоевшее всем имя.

Отец, стоявший к классу спинной, растерянно покрутил головой, будто
гадал, и откуда же доносятся эти недостойные звуки, затем резко
развернулся и вытаращил глаза на Гермиону, присевшую от испуга даже
ниже, чем позволяла высота стула!

Медленно подойдя к парте, он уверенным жестом откинул полу мантии
назад, выпрямился и шумно втянул в себя воздух. Я уверен, многие
решили, что профессора радует запах испуганного грифиндорца. Ну а затем
декан заорал так, что многострадальные жабы замерли, Невилл плюхнулся
со скамейки и чуть на заработал инфаркт, а я подавился смешком.

— Пятьдесят баллов с Гриффинодорааа!!!

— За что? — пропищал кто-то смелый с задних рядов.

— За всё… — прошипел отец, прикрыв глаза от удовольствия.

Но только сейчас, лежа в теплой кровати и страдая от воплей ирландца,
раскатистого кваканья гадкого Тревора, доносящегося из банки, и нытья
Дина, я определился с результатом предстоящего матча уже наверняка,
отчего улыбнулся, а вслед за тем и потянулся, обрадовав осипшего Симуса
своим пробуждением. Моя улыбка вышла широкой, радостной и доброй. Такой
она и была, однако не для всех…

Позавтракав жареными сосисками и восхитительным картофельным пюре, я
просто лучился хорошим настроением. Гермиона, заметно более тихая и
спокойная после произошедшего с троллем, и все еще немного
прихрамывающая, моего настроя не разделяла.

— Ты совсем-совсем не волнуешься?

— Ммм… подай мне жареный тост, пожалуйста!

— Против ловцов всегда грубее играют, Гарри… Ты бы не ел столько! —
пришел на помощь Гермионе обеспокоенный Симус. — Потяжелеешь!

— Ага… — согласился я, поливая последнюю сосиску кетчупом и глядя на ирландца, которому кусок в горло не лез.

К одиннадцати часам стадион был забит битком — казалось, здесь
собралась вся школа. У многих в руках были бинокли. Трибуны расположены
высоко над землей, но, тем не менее, порой с них сложно разглядеть то,
что происходит в небе.

Гермиона, Невилл, Симус и поклонник футбольного клуба «Вест Хэм» Дин
уселись на самом верхнем ряду. Чтобы сделать приятный сюрприз команде,
они развернули огромное знамя. Дин, который умел хорошо рисовать,
изобразил на знамени огромного льва, эмблему факультета Гриффиндор.
Когда они развернули полотнище, Гермиона что-то прошептала себе под
нос, и буквы и рисунок начали переливаться разными цветами.

Драко и Рон сидели на слизеринской трибуне с весьма кислым видом и о
чем-то беседовали с родителями Гойла. Особенно усердствовал Рон, он
кивал полненькой, но симпатичной и молоденькой маме Грегори, что-то
объяснял и улыбался, а ему улыбались в ответ. Женщина протянула им
какую-то бумагу, и я понял, что ребят пригласили на ежегодный бал, на
котором проводили своеобразный ритуал посвящения в слизеринцы. Проходил
он в поместье Гойлов вот уже много лет. И пусть этот ритуал — скорее
детская игра, древний обычай аристократов, на глаза навернулись слезы.
Им было хорошо, несмотря на пронизывающий холод, а мне — нет!

Матч начался. Уизли носились как угорелые, отбивали бладжеры и
подрезали Маркуса Флинта — капитана сборной Слизерина. Охотники
пытались забивать квоффлы, что получилось сделать первой Анджелине
Джонсон, а Ли Джордан комментировал все происходящее и явно
злоупотреблял шуточками в адрес зеленого факультета. Я же летал по полю
и делал вид, что высматриваю снитч, нисколько меня не интересовавший.
Меня больше волновал счет, который я, выждав некоторое время, и начал
править в пользу тех, кто мне больше нравился.

«Акцио бладжер…» — мысленно звал я мяч и он, отбитый Фредом, летел не мимо Кэтти, а врезался в древко её метлы.

«Вингардиум Левиосса…» — продолжал стараться ловец, и метла капитана, а
по совместительству и вратаря немного дернулась, и Оливер пропустил мяч
в кольцо, чем позволил Слизерину заработать очередные 10 баллов.

«Авис…» — и невесть откуда взявшаяся на такой высоте канарейка
пролетала перед носом удивленного Джорджа, от которой тому приходилось
отмахиваться, что позволяло бладжеру летать в том направлении, в
котором ему вздумается, или же быть отбитым загонщиком Слизерина в
направлении охотника Грифиндора. Игроки змеиного факультета — охотник
Эдриан Пьюси и вратарь Блетчли — самые ловкие и сильные среди своих
игроков, заливисто смеялись, когда счет вновь оказывался не в пользу
противника.

Оглянувшись на трибуны, я нашел взглядом отца и дядю Люциуса, чинно
похлопывающих в ладоши — они были довольны и явно догадывались, что к
чему. Пока я думал, не «поймать» ли Слизерину еще и снитч, с моей
метлой что-то произошло. Еще минуту назад послушная мне и моим
желаниям, она просто взбесилась! Её покачивание из стороны в сторону
могло дорого мне обойтись — расстояние до земли было огромным. Люди
отсюда казались игрушечными и походили на маленьких куколок. Еще
секунда и Нимбус сам принялся лететь, не слушаясь хозяина, но лететь
красиво и плавно, будто с достоинством! Я взмывал все выше и выше, а
перелетев сквозь скопление облаков, увидел снитч, замерший в воздухе.
Меня словно кто-то тянул к нему, лишив возможности даже увернуться!
Лови или погибни, одним словом. Врезаться на такой скорости пусть и в
неподвижный мяч — смертельно опасно. Я заскрежетал зубами от злости.

— Гарри, лови его, лови! — за мной поднялся Фред и кричал что есть силы.

Мне ничего не оставалось, как заорать в ответ, перекрикивая завывание ветра:

— Я стараюсь!

Но от моих стараний ничего не зависело — я летел к снитчу! В тот
момент, когда должно было произойти неизбежное столкновение, то есть
захват крылатого мяча хоть туловищем, хоть ртом, хоть еще какой частью
тела, мою метлу кто-то потянул в другую сторону. Я почувствовал чью-то
руку, клянусь Мерлином, настоящую руку! Снитч зашевелился и шарахнулся
от меня, а метла прошла всего в нескольких дюймах от него, и хоть я мог
дотянуться, делать этого не стал. Только позже, снизившись с виноватой
физиономией к остальным, осознал, какую совершил ошибку. Вот теперь
кто-то точно поймет, что даже одиннадцатилетние мальчики могут мыслить
и выбирать чью-то сторону…

Жадно вглядываясь в лица на стадионе, я силился понять, кто заколдовал
снитч и метлу, а кто их расколдовал. И если второе узнать просто,
скорее всего, так необдуманно поступил отец, то узнать первое будет
намного сложнее, но что важно — нужнее.

Вскоре снитч поймал ловец Слизерина и рефери — мадам Трюк — махнула
рукой, останавливая игру. Стадион загудел, и одновременно с нарастанием
этого гула я терял жалкие остатки доверия своих однокурсников. Оливер
шел к выходу, волоча за собой метлу, за ним не более радостно ковыляли
остальные игроки, а Кэтти плакала. Выбежавшие на поле девчонки
показывали мне языки и отворачивались, Лаванда и Парвати так вообще
сделали вид, что меня нет.

— Он не поймал снитч! — сказала Браун, стоя в полуметре от меня.

— Кто?

— Да жердь эта со шрамом! Дружок змеиный!

— Ааа… — понимающе протянула её подружка и они, взявшись за руки, ушли с поля.

Я только ухмыльнулся им в след — стоит мне немного подрасти, и вы
по-другому заговорите! Еще ко мне хотел подойти здоровяк Дерек и
«поблагодарить» за такую отвратительную игру всю команду в моем лице,
но Пьюси дружелюбно стукнул его открытой ладонью по лбу, торжествующе
засмеялся и что-то прошептал на ухо. Вратарь подходить передумал и
отвернулся. Отвернулись от меня почти все, исключая отца, слизеринцев и
Гермиону, тщательно соблюдавшую неписанный кодекс «спасенных и
спасителей».

Уже в коридоре меня нагнал дядя Люциус. Решительное постукивание
трости, довольный вид её обладателя, такие знакомые белые волосы и
легкая полуулыбка на тонких изогнутых губах — все это вселило в меня
уверенность в завтрашнем дне. Ну возненавидят грифиндорцы Гарри Снейпа,
ну и что? У них вообще границы между любовью и ненавистью какие-то
ненадежные! Чего только мамина смерть стоит!

— Твой отец разрешает тебе провести остаток дня у нас… — он смахнул с
черного, расшитого золотом рукава несуществующую пыль, точно смущался
своего приглашения. — Разумеется, если исчезновение ловца сразу после
игры не разозлит твоих так малоуважаемых мною однокурсников! — и
саркастически хмыкнул.

Меня приглашали в Малфой-мэнор безо всякой причины, и это грело мое промерзшее до костей тело.

— Пусть злит!

— Молодец! — подтвердил мои мысли мистер Малфой и мы пошли с ним
вместе, рука об руку. Две темные фигуры в длинном коридоре. Одна
высокая, красивая, грозная, а другая еще маленькая, некрасивая, но,
Мерлин меня побери, тоже сильная!

И в ту же секунду сердце знакомо ёкнуло, я резко остановился и
обернулся. Мне в спину, как уже однажды было, пристально смотрела
Минерва МакГонагалл. Оглянулся и лорд Малфой, недовольно цокнув языком.

— Она опасна… — сказал он, обращаясь не ко мне, а в пространство.

Я с тревогой заглянул ему в лицо.

— Очень?

— Да нет, ты что! — дядя Люциус встрепенулся, отряхиваясь от наваждения. — Не опаснее нас! — и мы продолжили путь.

Сегодня Гриффиндор проиграл, а я победил. Вкус такой победы напомнил
мне спелую ягоду земляники — не сладкую, а с горчинкой, но такую
приятную, что хотелось пробовать её вновь и вновь…