Еще
шаг и еще шаг… Сердце колотилось так громко, что временами становилось
больно. Да меня всего колотило! Серый рассвет проникал сквозь высокие
овальные окна и освещал путь, и в этот момент я доверял только ему.
Сырость весеннего английского утра пронизывала меня до костей, и мои
зубы от холода отбивали самую настоящую чечетку. То ли припозднившаяся,
то ли наоборот, очень ответственная и ранняя сова громко ухнула на
подоконнике за стеклом, возле которого я как раз крался, словно вор.
Сказать, что я испугался, все равно, что ничего не сказать. У меня душа
ушла в пятки! Но всему есть начало, и есть конец. Окольными путями и с
большим трудом, но я, наконец, пробрался на седьмой этаж никем не
замеченный, открыл ту дверь, которую желал открыть и вошел туда, куда
стремился войти. В комнате ничего не изменилось, разве только исчез
огрызок от яблока, который я забыл взять с собой и выбросить. Однако
большое зеркало на стене больше не отражало Риддла, и у меня земля ушла
из-под ног. Нет, этого не может быть, магия вечна, она не может
исчезнуть!

Я встал напротив своего собственного отражения и зажмурился. Мне нужно
было решиться совершить страшный ритуал. Ну, я и так совершил уже много
страшного, так что одним поступком больше, одним меньше… Через минуту
сомнений я извлек на свет, вытащив из своего синего рюкзака, талмуд о
зеркальных сущностях и банку с самой обычной черной краской. Был бы я
чист и невинен, на удачу надеяться не стоило, но в моем случае можно
попробовать. Я обмакнул кисть в краску и нарисовал что-то вроде
маггловской пентаграммы, сверяясь с книгой. Люди не знают, откуда ее
истоки, а я знаю. Но одних знаний недостаточно, нужен Риддл!

Беспомощно покрутив головой, я прошел к дивану и прилег на него. Думаю,
в прошлом юный Лорд больше лежал, чем ходил, уверен, у него уже тогда с
нервами проблем не было. И как только я закинул ногу на ногу и прикрыл
глаза, в комнате что-то еле ощутимо изменилось. Открыв глаза, я увидел
Тома Риддла, сидящего по-турецки на этом самом диване и грызущем точно
такое же яблоко, что и я не так давно!

Бесшумно, чтобы не спугнуть видение, я подкрался к зеркалу и дотронулся
до него рукой. По телу тут же прошла легкая электрическая волна.

— Эй! Ты что делаешь? Ты кто?

— Меня зовут Гарри, — ответил я в зазеркалье.

Риддл задумался, встал и подошел к тому месту, где стоял я, но не в
этой, а своей реальности. Он молчал и думал, не задавая лишних
вопросов. Высокий, красивый, надменный, уверенный в своей силе уже
тогда, много-много лет назад.

— Этот знак, что ты нарисовал… им мертвых призывают, знаешь?

— Я призывал вас, сэр.

— Но я… жив! — он нахмурил свой гладкий лоб. — Или нет?

— Не совсем… — нужные слова не шли на ум. — Вы вчера погибли, но не до
конца, и сейчас 1992 год, а одиннадцать лет назад вы развоплотились и
превратились в духа, и то был первый раз, а там где вы сейчас стоите
ничего нет, и вас там нет. Ну, такого нет, молодого. Вы память, а
настоящий вы, наверное, учитесь там сейчас, или экзамен какой сдаете…

— Замолчи! — он застонал, упал на спину и взвыл так, что от ужаса я
присел и прикрыл голову руками. Если на ней к утру появятся седые
волосы — ничего удивительного. Его тело вытянулось в струнку, как при
эпилептическом припадке, а со рта повалила пена. Полагаю, обретя
физическую оболочку, Волдеморт меня все-таки убьет, и в этот раз будет
за что…

Пока Темный Лорд заново проживал свою жизнь и смерть, осваиваясь в роли
то ли видения, то ли воспоминания, я ждал. Идея найти место жительства
для его остаточной сущности посетила меня давно. Квирелл не казался
надежным сосудом, а мало ли что могло произойти? Он не будет привязан к
этому зазеркалью, а исчезнет, как только высохнут краски. Тем не менее,
теперь он всегда сможет прийти сюда, минуя охранные заклятия. Да, он
ничего не сможет сделать, но вдруг мне понадобится его совет, помощь,
указание?

— Я вспомнил, все вспомнил… — сипел мальчишка по ту сторону.
Зеленоватый цвет лица говорил о том, что его сейчас стошнит, и зрелище
будет не самым приятным. — Ты правильно поступил, правильно… — он
отдышался, стоя на четвереньках. — Где камень?!

Я протянул маленький красный камушек.

— Возьмите.

Том Риддл протянул свою тонкую ухоженную руку сквозь зеркало и по нему,
как по воде, пошла рябь. Когда его пальцы коснулись моей ладони, я
ощутил просто могильный холод, промозглость замка не шла с ним ни в
какое сравнение. Однако камнем он не сможет воспользоваться, ну никак.
Для этого ему нужно будет воплотиться, пройти сквозь ворота школы,
подняться на этаж, проникнуть в эту комнату, собственноручно нарисовать
знаки, войти в зеркало и… ну невозможно это пока, просто невозможно.
Зато я смогу забрать камень в любой момент, раз я его туда поместил.
Магия узнает меня всегда. Камень мой!

Пыль от фальшивки, которую я тщетно пытался «спасти» перед носом
грифиндорцев они же и растоптали! Отец и сам Волдеморт работали над ней
почти год, сила волшебства в искусственном камне была огромной.
Взорвавшись от удара, она поглотила вокруг себя всю магию, какая там
только была, создав вакуум. Палочка Гермионы некоторое время даже
Аллохомору исполнить не могла. Вместо этого она явственно чихала! Симус
потешался над девчонкой, но только до тех пор, пока его палочка не
принялась извергать из себя разноцветные мыльные пузыри. Они тут же
помирились и уже вдвоем отражали нападки развеселых Уизли, настойчиво
приглашающих их в свою труппу «смешных» волшебников. Дамблдор, конечно,
бегал по тому залу довольно долго, но место не хранило в себе
воспоминаний, отец подчистил мою память и малость затуманил память моих
сокурсников, а Квирелл умер, так и не появившись ни на одном портрете.
Опять же — слишком сильный магический взрыв.

— Мальчик мой, профессор оказался так крепко связан с Волдемортом… Мне
очень жаль, Гарри, очень. Если бы я только знал! — он сидел на краешке
моей койки в больничном крыле и задумчиво поглаживал свою бороду.

На какое-то мгновение почудилось, что его сожаление непритворно. Но
только на секунду. Он подвергал нас опасности, всех, его учеников!
Проверял меня! Зачем?! Какие у него на меня планы, чего он хочет? Хотя…
какая уже разница. Если на то пошло, у него есть для этого всего веские
основания. Но, как бы там ни было — я герой. Великий и могучий Дамблдор
не вездесущ, он не нашел ничего, что опровергло бы мою преданность делу
уничтожения Темного Лорда, и успокоился, но надолго ли?

— О чем думаешь? — спросил меня молодой Риддл.

— О всяком, сэр.

— Скрытность — черта мудрых… — спокойно ответил он, уважительно кивнул
и отошел вглубь комнаты. Чудная штука — жизнь. Единственный человек на
земле, не пытающийся копаться у меня в голове без всякой на то причины
— мертв. К тому же пытался убить меня и убил мою мать. Смешно, если
честно.

* * *

Скрип несмазанных петель вызвал у меня оскомину и я поморщился,
спрятавшись за спиной тети Нарциссы и уткнувшись в её блузку, пахнущую
лавандой и имбирем, а не смрадом, проникающим в каждую клеточку моего
тела. На дворе стоял знойный июль, и солнце пекло так, что даже камень
башни посреди океана раскалился почти докрасна. К тому же постоянно
хотелось чесаться, а делать это в облике совсем другого человека, и
чесать чужими руками чужое тело — ощущение не из приятных.

Оборотное зелье отец приготовил еще в феврале, и теперь я выглядел не
как оплот знаний и мудрости в лице Гарри Снейпа, а как оплот прихотей и
глупостей в лице Драко Малфоя. Белобрысый и разодетый по последней моде
даже больше, чем нужно было, учитывая обстоятельства и место, куда я
прибыл, держа за руки «родителей». Драко в это время, полагаю,
увлеченно рассматривал мой нос в зеркале моей же спальни и перемывал
мне кости на пару с Хельгой, которая, по неизвестной причине, никогда
его не воспитывала, а лишь наслаждалась беседой с «милым мальчиком» или
же просто любовалась им из-за угла.

На полу, не забившись в угол, а в самом центре, сидела изможденная
женщина с длинными спутанными волосами. На открывшиеся двери она
отреагировала, но не сразу. Если я когда-то думал, что Беллатрикс не
безумна — я ошибся. В огромных черных глазах не было ни капли жизни, ни
капли сознания, только застывшая на года боль, страх и ненависть. Я
почувствовал, как мое лицо перекосило, и не в переносном, а буквальном
смысле. От ужаса и жалости. Изорванный льняной балахон, полусгнившие
ногти, язвы на руках, искривленные сыростью и плохим питанием пальцы. И
это та знойная красавица с фотографий? Та, кто висела на отцовской шее,
хохоча во всю мощь своих легких? Та, от имени которой трепетали и враги
и друзья? Не верю!

Она уставилась на меня, не мигая, и мы смотрели друг другу в глаза, словно загипнотизированные.

Позади всхлипнула тетя Нарцисса.

— Сестра… — и бросилась к Белле. Та не оттолкнула её, а обняла,
зарывшись в белокурые волосы своей посетительницы и прикрыв глаза от
наслаждения. Если миссис Малфой думала, что сестра ей рада, то она тоже
ошибалась. Лестрейндж, как и я, просто наслаждалась чистым запахом
свободы, а не вонью гнили и испражнений.

— Где мой племянник… — прохрипела пленница. — Я не видела его пять лет,
а вы подсовываете мне это? Где он?! А-а-а!.. — она завизжала на одной
протяжной ноте, как неисправная бензопила дяди Вернона.

— Тихо-тихо! — тетя Нарцисса гладила лицо сестры и целовала её в лоб, успокаивая.

А я просто не мог поверить, она же просто тетка, безумная тетка, а
хочет видеть племянника, и внешность которого уж давно позабыла! Меня
бы кто так сильно хотел видеть, я бы многое отдал за такое. Драко любят
все, и с какой-то непонятной горечью я опять ему позавидовал. Тем
временем Беллатрикс успокоилась, и опять уставилась на меня.

— Белла… — заговорил дядя Люциус. — Это не Драко, мы применили
оборотное зелье, потому не кричи, пожалуйста. Это тот, кому ты не так
давно послала письмо, очень здравое письмо, к слову. Так что соберись и
давай серьезнее отне…

— Гарольд! — воскликнула женщина, резво вскочила на ноги и подбежала ко
мне. — Это ты… — она втянула в себя воздух, обнюхивая меня, как ищейка.
Затем схватила мою голову обеими руками, будто это не голова, а мяч, и
приблизила свое лицо к моему. Нет, красоту Азкабан убить не смог,
сквозь потеки грязи на меня смотрело еще довольно приятное лицо, только
худое и злобное. — Выйдите! Нам нужно поговорить!

Тетя Нарцисса засомневалась, явно опасаясь за мою безопасность.

— Белла, но мы не помешаем…

— Вон!!!

Оставшись наедине со мной, она заговорила:

— Никогда не думала, что так обрадуюсь сыну Эванс, надо же… Я твоего отца убить хотела, как узнала о его похождениях!

— Почему?

— Почему? Ха-ха-ха! — она захохотала совершенно безумным смехом. —
Маленький еще, как-нибудь потом расскажу, всё расскажу… Как тебе школа?
Нравится?

— Да не очень… — я не видел смысл лгать.

— Что, Дамблдор тебе не рад? Как же так, ты же герой? — они кривила губы в горькой усмешке.

— А как вы…

— Хочешь знать, почему? На это «почему» тебе обязательно нужно знать ответ, обязательно!

— А вы меня не обманите?

Она сделала шаг назад.

— Гарри, если бы не ты, у меня была бы жизнь, я тебя ненавижу! Но… —
она встала на колени и зашептала мне на ухо, — если бы не я, ты был бы
не более чем куском бесполезного мяса. Знаешь, куда я потратила все
свое состояние? Перед тем, как очутилась здесь?

— Куда?..

— На тебя, Гарольд, на тебя! Зачем мне тогда врать? Нет, мальчик, если мне трудно, тебе тоже будет трудно… Смотри!

Вечер, туман, только недавно прошел дождь, женщина в длинном черном
платье тяжело дышит и бродит по развалинам дома Поттеров. Камни под её
ногами неустойчивы, она часто спотыкается, и их острые края ранят ей
руки. Она растерянна, чувствует, что произошло что-то непоправимое. Но
она не знает, она именно ощущает, и это странное чувство потерянности и
жуткой тоски передается и мне, сквозь завесу времени и непонимания.
Где-то вдалеке раздаются крики, а за ними второй взрыв. Женщина, юная и
испуганная, чудом успевает выскочить через заднюю дверь когда-то целого
помещения кухни, в следующую секунду эта часть здания рухнула, и на
этот раз уже полностью. Кто-то его уничтожал! Она смотрит на груду
красных кирпичей, деревянных балок и понимает, что тот, кто рушит
сейчас этот семейный очаг — враг, а не тот, кого она здесь искала, не
тот, кто вызвал её сюда в последнюю секунду своей жизни. У неё саднит
предплечье, она расчесывает его так, что один ноготь ломается и его
острый край впивается ей в плоть руки, но она не чувствует боли, и не
может заставить себя уйти.

Не понимая, что же влечет её в эти развалины вновь и вновь, она
подкрадывается к пока еще целому углу дома и смотрит на второй этаж,
подымает палочку и шепчет:

— Я слышу вас, мой господин, я слышу, вас обманули…

И пока она произносит слова, её тело, благодаря сложному заклятию
точной левитации, возносится вверх, к разбитому окну. Я узнаю его,
видел на фотографии. Это окно моей детской! В то же мгновение я начинаю
видеть все глазами Беллатрикс, а это была именно она, разумеется. Два
мертвых тела — муж и жена, люди, которым не стоило быть вместе. Их явно
связывала не любовь, а друзья, школа, общие враги и одна борьба на
двоих. Мне кажется, маме этого было просто мало. Сердце защемило от
жалости. Какая же она красивая… Её темно рыжие волосы все еще сияли, а
стройное тело в голубых джинсах и скромной трикотажной кофточке с белым
воротничком, никак не походило на мертвое — она будто заснула. Джеймс
лежал на животе, и это хорошо, его лицо мне не раз снилось в кошмарах.
Над моей кроваткой склонился старик… это Дамблдор!

Его рука дрожит, он занес надо мной палочку и что-то шепчет без умолку,
зачитывая слова на непонятном мне языке. Белла вначале тоже ничего не
понимает. Но слушает внимательно, а слова все льются и льются, как
горный ручей, беспрестанно, тихо, и обманчиво ласково. Как только Белла
понимает, что именно говорит старик, у неё дыхание перехватывает! Ни
один маг на планете этого не достоин, пусть и сын грязнокровки! Однако
она слышит не только голос директора, в её голове раздается эхо и
других слов, почти неслышное, но женщина уже знает, как следует
поступить, она затаится, дождется ухода старика и сделает ответный ход.
В её мыслях кусочки пазла складываются в цельную картину, и я еле
поспеваю за лавиной её догадок. Интеллект той, молодой, Беллатрикс
просто огромен. И я боюсь, что потеряю сознание от этих знаний, но
продолжаю держать её горячую руку, чувствовать какие-то язвы на
огрубевшей коже её ладони и смотреть историю свей жизни.

Дамблдор изгнал меня из мира магии, когда я был еще маленьким. Он
пришел сюда сразу, как только Волдеморт развоплотился, был неподалеку,
ждал почти так же, как и Беллатрикс под окном, ждал с нетерпением. Маги
— не безродное племя. Во времена становления мира, праматерь всего
волшебного на планете, имя которой тайна, спрятанная где-то в недрах
земли, создала двенадцать книг для записей. Страницы в них никогда не
заканчиваются, и страницы эти заполняет сама магия. С течением времени
книги эти присваивали себе те, кто брал на себя ответственность по
объединению всех волшебников, их обучению и становлению волшебства как
такового. Есть такие книги во всех школах чародейства в мире. В моей
школе их две: книга Салазара, он присвоил себе её единолично, и Мерлин
его знает, как именно, и общая книга Хогвартса. Рожденный маг
записывается в неё сразу же, а, если он еще и наследник духа Слизерина,
то и в неё. Но праматери было все равно, кому будут принадлежать эти
книги, и совсем неважно, в какую тебя впишет судьба, но вот если не
впишет, то… ты не волшебник! Ты никто! Ты даже хуже, чем сквиб, в крови
которых все равно остается память о силе предков. Не вписанный в книги
— это просто маггл, и ни один из его потомков не станет магом, никогда.

Дамблдор лишил меня всех сил, растоптал мое будущее, но, несмотря на
мою злость на него, я был даже благодарен ему за то, что он меня не
убил. Если кто-то могучий творит такое зло такой черной магией, то и
сил у него уходит немеряно, жизнь его сокращается, а дух слабеет.

— Вот, сам не знал, что так все произойдет! Но живут же они? И ты
проживешь, с теткой, с братом… — пробормотал старик, рассеяно
поглаживая меня по голове. — А вдруг он вернется? Нет, ребенок, мы не
будем рисковать, я не могу… — и аппарировал восвояси, чтобы скоро
вернуться и вещать о силе любви.

Стена тут же обвалилась, накрыв собой мать и сломав мою кроватку. Я
упал на мертвую маму, схватил прядь её волос и заплакал. Белла
взобралась в комнату по камням, затем с трудом, но пробралась к
младенцу, и взяла меня на руки, просто мертвой хваткой вцепившись в мое
тельце.

— Ну-ну… не плачь, все мы его жертвы… Проклятое пророчество! — она
качала меня на руках и думала. Плакать я перестал, но ухватился за ее
сережки и принялся ими играть. — Тебе нужна моя кровь… Я сделаю это,
сделаю!

Дальнейшее повергает меня в ужас. Она, на этих развалинах, рискуя быть
пойманной, до конца не осознавая, что творит, проводит обряд слияния.
Кровный обмен! Меня затрясло от ужаса и от него же чуть не стошнило.
Беллатрикс — моя приемная мать! Перед всеми законами магии, даже перед
законами Министерства, чтоб оно сгорело к черту! Маленький шрам на моем
запястье, вот он откуда. Кровь из её пальца смешалась с моей, и назад
пути уже не было. Время сыграло против Дамблдора, обряд совершили
спустя какую-то минуту после его ухода, Лестрейндж подарила мне силу
своих предков, затмив своей кровью кровь моей мамы. Но это еще не
означало, что я вновь появился хоть в какой-нибудь книге, все не так
просто. Дамблдор стер меня оттуда начисто!

Её трясет, а её большие и черные как ночь глаза блестят от слез. Ей не
меня жалко, она понимает, что тот, за кем она сюда пришла — не
вернется, а она сейчас совершила что-то странное и до конца непонятное.
Тем не менее, женщина все еще слышит его слова в своей голове, на этот
раз они даже громче:

…рожденный в последний день июля одолеет меня во младенчестве или же,
набравшись сил, не позволит мне исчезнуть, слившись силой, разумом и
духом воедино… другого не дано… он не причина… обман… предательство…
спаси его…

Витавший дух Волдемотра, или его остатки, запомнили сказанное
директором и то, что не успела подслушать Белла. Эти простые слова явно
не могли передать всей сути пророчества, и я сомневаюсь, что оно
полное, но женщине их хватило.

Белла подняла меня над своей головой, посмотрела в мои глаза и севшим от пережитого голосом просипела:

— Мы встретимся еще, ты должен мне свою душу… — затем положила меня
матери на грудь и исчезла так же, как и Дамбдор, просто растворившись в
пространстве.

После неё остался только душный сладкий аромат духов, его я помню до
сих пор. Я всегда полагал, что этот запах, который словно оживал в моем
носу время от времени — запах детства и мамы, но, как оказалось, это не
так. По крайней мере, не совсем так.

Картинки замелькали перед моими глазами, как калейдоскоп. Какие-то
темные личности в грязных переулках, глубокие черные подвалы, стопки
чеков в огромных ручищах старого гоблина, постоянно озирающегося по
сторонам и крадущегося к сейфу Лейстренджей. Затем я стал узнавать
изображения — Дырявый Котел, женщина, смутно знакомая мне, с сигарой в
руках, она стоит у стены в подсобке и затравленно смотрит себе под
ноги, а Беллатрикс ей угрожает… жизнями родных, кажется. Но женщина не
сдается, она отказывает. Белла криво усмехается, хохочет ей в лицо и
что-то обещает, а что, я не слышу. Потом какая-то темница, человек за
полусгнившим деревянным столом и его посетительница в черном капюшоне.
Человек стар, но я понимаю, что в нем великая сила. Я даже забываю о
Лейстрендж, настолько меня интригует его личность. Но картинка резко
меняется и я вижу… Филча!

— Девочка, быстрее, у нас пять минут!

Белла и еще не старик, а просто некрасивый пожилой мужчина, одетый
довольно опрятно, в какой-то костюм тройку темно-зеленого цвета, стоят
возле высоченной двери, дугообразный верх которой прячется от взглядов
в полутьме свода небольшого зала. Филч явно боится и смахивает пот со
лба. На этих воротах висят замки, тысячи висячих замков, больших и
маленьких, ржавых и сияющих!

— Аргус, я…

— Не стоит благодарностей, не чужие ведь.

— Об этом узнают, вас лишат и тех сил, что есть.

— Кроме тебя, меня все равно никто ничему не обучит. Я жалок, девочка
моя, а Скоромагия мне не помощник. Однажды меня уже наказали, можно и
еще разок, я все вынесу, я буду терпелив… Так что хватит соплей,
развела тут нюни! Вперед, кому говорю! — он разозлился и затряс
обвисшими щеками.

— Да, да… конечно! — спохватилась Белла.

Они оба подняли палочки и зашептали длинное заклинание, замки
загромыхали, открываясь и сбрасывая с себя тяжелые цепи. Затем женщина
вихрем ворвалась в малюсенькое помещение с маленьким столом в центре,
на котором горела одна свеча, и лежали две небольшие книги.

— Так, я же родственница, значит, я могу, она меня не убьет, не убьет…
— горячо зашептала Беллатрикс, переводя неуверенный взгляд с одного
талмуда на другой. — Так ведь поступают все директора, когда детей из
школы в школу переводят, ну, чтобы путаницы не было, да?

— Это только если раньше имена их детей в эти книгах вообще были… — прохрипел Филч, стоя у входа и к чему-то прислушиваясь.

Белла закусила губу, а её красивое лицо перекосила злоба.

— Проклятье! Я выколю тебе сердце, Дамблдор, рано или поздно! Какая
книга сильнее? — уверен, она и сама это знала, просто нуждалась в
поддержке. И кого? Филча?!

— Хогвартса, полагаю. Салазар — это совсем другая история. Я читал.

— Хорошо, это очень хорошо… — забормотала Белла, зажмурилась на
мгновение и решилась. — Перо! — крикнула она и подняла одну руку. В ней
тот час появилось длинное золотое перо.

— Быстрее!

— Я пишу уже, пишу! — она взялась за книгу со змеей на обложке, и хоть
та зашипела, но страницы пролистались сами и довольно быстро. Нависнув
над ней всем телом, она старательно выводила мое имя. — Гар-р-и
Пот-те-р… Что?.. Она стирает его имя, нет!!!

— Что там?!

Белла молчала и всматривалась в надпись на странице.

— Ха! Ну надо же… Какой поворот событий! Пророчество имело смысл, с таким то отцом…

— Да что там?!

Женщина с силой закрыла книгу, и этот хлопок ознаменовал мое повторное появлении в мире, где меня, по сути, никто не ждал.

— Потом расскажу, всё готово. Я убегаю, спасибо вам… — она на ходу
чмокнула Аргуса в лоб и растворилась не только в темноте, но и в моей
голове. Через пару дней её встретят в Азкабане, и жернова этой
чудовищной машины по уничтожению человеческих душ сделают свое дело.
Какой смысл заключать сюда преступников, если исправление невозможно по
определению?!

Я вновь оказался в зловонной камере, среди объедков, крысиного помета и
перед той, кому обязан… да, именно душой. Не представляю себя магглом,
я их сильно недолюбливаю, если честно. Мы смотрели друг другу в глаза и
не произносили ни слова. Как можно быть обязанным тому, кто тебя
ненавидит? И как можно помогать тому, кого ненавидишь? Ради цели? Да,
ради неё.

— Колдовал когда-нибудь несанкционированно? У магглов, например, на каникулах?

— Нет…

— А ты попробуй, Гарри, попробуй, ничего не будет. Ты маг, но вне
закона, тебя даже в школе лишь Салазар держит, и всё! Свобода… знаешь,
что это такое? — она попятилась, на её лице заиграла безумная улыбка, и
она принялась вальсировать по комнате, размахивая руками, словно
дирижер перед оркестром. — Свобод-а-а-а…

Безобразное зрелище, жуткое. Ей не нужен был разум без Лорда, её воля
подчинялась лишь цели, желанию править презираемыми, и подчиняться
сильнейшему. Появилось жгучее желание схватить её за руку и остановить
этот сумасшедший танец, но за моей спиной загромыхали засовы.

— Визит окончен, расходимся, — возвестил грубый голос. — Где ребенок?
Он там один?! Да что вы себе позволяете, аристократики! Как вы не…

Крик надзирателя, дикая песенка Беллы, которую та тихо пела себе под нос, слова Малфоев — все сливалось в гул, в нем и тонуло.

— Я вам напишу.

— И я, я теперь часто буду тебе писать… сыночек. Ха-ха-ха!.. — меня
всего передернуло, и я поспешил покинуть это страшное место смерти
человеческой личности.

* * *

«Здравствуй, Симус! Я скучаю, на лето меня отправили к тетке, а здесь
меня не любят. Папа занят и не часто меня навещает, Драко с родителями
на море и вернется не скоро. Ты говорил, что я могу тебе писать, что я
и делаю. Знаешь, я вспоминаю прошедший год и с каждым днем понимаю все
лучше, что без тебя бы не справился. Как ты догадался о том, что
Тот-Кого-Нельзя-Называть отправится за камнем именно в тот день? А как
догадался обезножить шахматные фигуры? И вообще, ты хороший друг,
извини меня, если я тебя обидел, я не хотел. А сейчас я тебе расскажу,
как Хельга напугала противного Даддли, когда он спал. Она зашла к нему
и…»

«Здравствуй, Гермиона! Я скучаю, на лето меня отправили к тетке, а
здесь меня не любят. Папа занят и не часто меня навещает, Драко с
родителями на море и вернется не скоро. Помнишь, как я тебя обидел
возле того зеркала в старом классе, и на крыльце перед Рождеством? И
еще много раз? Так вот, ты прости меня, пожалуйста. Ты помогаешь тем,
кто нуждается в твоей помощи, а это просто замечательно, ты отличный
друг. И еще, я никому не признавался, но в следующем году мне тоже
понадобится твоя помощь, я почти ничего не смыслю в Астрономии, знаешь,
как я схитрил на экзаменах? Сейчас я всё тебе поясню…»

«Здравствуй, Невилл! Ты мне не нравишься, очень сильно. И я тебе не
нравлюсь, еще сильнее. И плевал я на твою дружбу. Но давай не будем
воевать, ладно? Ты обязан мне жизнью, у твоей бабушки не было бы внука,
если бы не я. Разве тебе не жалко свою бабушку? Я знаю, что ты смелый и
благородный, хоть и противный, и жаба твоя тоже противная, еще
противнее, чем ты. Но в этом году герой именно я. И ничего дурного я не
совершил, тебе показалось. Если хочешь, чтобы я и дальше не совершал
ничего дурного, ты лучше никому не рассказывай о том, чего я не
совершал. Ясно? До встречи в новом учебном году!»

«Здравствуй, Хагрид! Чем ты занимаешься эти летом? Я вот скуч…»

Тьфу! До такого я не опущусь, и гори оно огнем! Скомканную бумагу я испепелил, а горячий пепел сдул с ладони.

Интересно, анубисы могут убивать взглядом? Букля сидела на подоконнике
и с ужасом смотрела на письма в моих руках. Зной за окном мог и слона с
ног свалить, не то что нежную птичку. Хотя эта птичка, судя по
недоброму блеску в её круглых не только от природы, но и от возмущения,
глазах, нежной не была и не будет.

— Надо, Букля, очень надо… — она недовольно ухнула, но дала привязать к
своей лапе письма, печально потопталась на месте, еще раз ухнула и
улетела.

— Хибара это, а не дом, должен заметить… Ух ты! — Драко застыл в дверях
при входе в гостиную. — Ты не только тетку на море снарядил, ты теперь
еще что-то вроде скатерти самобранки и этого… как его?

— Кондиционера.

Я действительно охладил температуру в помещении, меня раздражал гул этой белой штуки на стене.

— Ну да, его... Грэг! Винсент! Сюда!

Грохот от топота ребят сотряс весь дом. Их лица тоже выражали крайнюю степень удивления.

— А тебе разве можно колдовать здесь? — Гойл был доволен открывшимся перед ним натюрмортом, но переживал за меня.

На столе стояли заполненные деликатесами блюда, и ароматы жареного
поросенка, парфе из трюфелей, салатов, кексов и прочего щекотали не
только мое тонкое обоняние.

— Так это не сильное колдовство, я из ресторана неподалеку забрал!

— А-а-а… Тогда ладно! — он подвинул всех и устремился вперед, глядя на
еду и невольно облизываясь. Его примеру последовали остальные и пир
начался.

Свобода прекрасна и мне грустно, что у Беллатрикс её нет. Пусть она
безумна и в этом есть часть моей вины, все равно мне искренне жаль. На
свидание с этой моей жизнью отпустила меня именно она, так вышло. Как
бы я хотел увидеть разочарование на лице Дамблдора, когда он впервые
узнал, что его план не сработал, и канва судьбы спокойно плетется
дальше…

Я буду хорошим, буду дружить со всеми, не буду стараться казаться
слабым, начну изо всех сил оправдывать надежды Дамблдора и постараюсь
развеять сомнения МакГонагалл, а это наверняка она проверяла меня на
том матче. Шестое чувство подсказывает мне, что с Томом Риддлом мы
похожи, как две капли воды, шутка природы, что ли… Ну а раз это так, он
терпелив, как и я. Из-за меня замерла война, ну что же, на время
застыну и я. Хочу быть сильным и стану им, обязательно стану. Мне
больше не нужны чужие ответы, я вижу их сам!

Фанфик заморожен по независящим от меня обстоятельствам. Однако бросать
его я не собираюсь, прошу прощения, но так вышло. Уж лучше позже, чем
спустя рукава и плохо. Ошибки исправят со временем беты и без моего
присутствия. Спасибо за внимание и понимание!