Это ощущение было где-то за грудной клеткой, там, где обычно бьется сердце. Большая этакая сфера, от которой становилось тепло и тревожно одновременно. Перед глазами была только золотая нить, тонкая, пульсирующая. Вся сущность у нее – свет, такой, как бывает у кромки небес. Сообщение умирающего. Прощание, которое удивительным образом трогало.

Ноктис вздрогнул, когда его кто-то тронул за плечо. Видение рассеялось, а перед ним оказался Гладиолус, который уже несколько раз спрашивал принца, что случилось и нужно ли ехать.

— Нет, — только отмахнулся Селум, пытаясь восстановить контакт с нитью. Сейчас все окружающее его раздражало. Сейчас все вызывало тревогу. Необъяснимую, без границ, без объекта, недоступную для понимания.

Человеку свойственно бояться: не все постигается разумом, не все ясно для взгляда. Самое страшное для человека – смерть, не только потому, что она безобразна, но и, к тому же, мало известна. Мы не знаем, что ожидает нас и наших близких там, в загробном мире. Мы не знаем, что ожидает наших врагов, грешных или невинных. Так что им тоже не пожелаешь смерти, то есть, неизвестности.

В этой стране поклонялись Богине, которая как-то проясняла своим существованием смерть. Душа превращалась в свет, который уходил к первоисточнику, к небесам. Говорили, что там струятся потоки этого света, который дает день и украшает ночь. Этро была частью мировосприятия. Только Ноктис не верил в действительную власть Богини. Она могла быть создателем кристалла, теоретически, она могла быть высшим и разумным существом, но контролировать жизнь и смерть не подвластно никому. Можно, конечно, перевести живое в состояние мертвого, но это банально убийство, а не контроль.

Все-таки Боги не больше, чем сказки. Не больше, чем винтики одной системы, и сами подчиняются движению мировой машины. Только почему внутри нарастает страх и осознание, чьей смерти принц не хочет?

Он не хочет гибели собственного врага, Стеллы Нокс Флерет. Он собирается рисковать жизнью преданного друга, чтобы спасти сумасбродную девчонку. Разве после такого ему возможно править? Да такого короля следует низложить и обезглавить, оставив спасенную девчонку плакать у ног мертвого безголового глупца.

Кто-нибудь знает выражение «горький смех»? Это когда горечь сожаления, вины и еще чего-то едкого, издевательского толкает на безудержный хохот. На сумасшествие и ликование, потому что выхода нет. Невозможно отступить, поступить иначе. Потому что это твоя цепь рассуждений, твой путь, судьба, траектория. И если не следовать ей – сломаешься, станешь никем.

-За чертой города кое-кто умирает. И мы должны ее спасти, — обычным тоном известил товарища Ноктис, бросил быстрый взгляд в сторону мечника и, заметив, как грозно сходятся брови на его переносице, решил проигнорировать реакцию и просто перейти в кабину. Но тот загородил проход и для верности остановил принца, ткнув его в плечо.

Гладиолус нахмурился, отчего шрам на мгновение стал подвижным. Мечник дернул корпусом, собираясь для атаки, но удар встретился с блоком принца. Ноктис бросил острый взгляд и сжал крепче кулак товарища. Некоторое время они метали друг в друга молнии, причем Гладиолуса не волновало, кто перед ним и какой авторитет у этого человека. Подобное ослепление с ним случалось часто.

— Ты… Вы забылись, — пояснил Гладиолус, чуть отступая от своего правителя. Расцепиться пока не получалось .

— У нас есть дело, — резко прервал его Селум и выпустил кулак. Ладонь пульсировала от удара, как бы принц не отмахивался от такой мелочи. Ему не стоит попадать под руку этого громилы. Все-таки.

— Промпто важнее, — упрямо огрызнулся шрамированный, но вернулся к носилкам и принялся закреплять ремни.

Принц молча закрыл дверь с таким грохотом, что стало ясно – говорить на эту тему он точно не намерен. Не прошло и нескольких секунд, как заурчал мотор. Машина вздрогнула, напоровшись колесом на что-то, и резко рванула вперед. Гладиолуса отбросила назад, припечатало спиной о металлическую дверь, а потом скинуло на пол. Маслянистая антибактериальная жидкость мгновенно впиталась в его брюки от бедра до щиколотки.

Мечник грязно выругался, чего с ним давно уже не бывало.



Ноктис вел аккуратно, без лишнего лихачества, помня о Промпто. Но при этом невероятно быстро, насколько это было возможно, когда разгромы при эвакуации превратили некоторые пути в баррикады.

Одной рукой он нашарил респиратор и надел его, а другой круто повернул руль на девяносто градусов. Машину чуть не занесло, но в поворот удалось вписаться. Впереди был мост, заваленный и полуразрушенный. Убедившись, что внутри кузова все герметично, принц опустил стекло и бронированный щит. Горячий воздух тут же ударил в лицо, как будто мягким кулаком. Селум сконцентрировался, представив, как огромная, острая, но прозрачная пластина сбрасывает мусор и целые завалы в воду, покрывая одновременно провалы.

Броневик промчался над самой бездной бурлящего потока, черного, как смола или чернила в банке. Ноктис стиснул зубы, когда их особенно тряхнуло, но тут же послал частицы кристалла вперед, расчищать дорогу.

Нить Ариадны была совсем слабой. Стелла медленно умирала.

Последней мыслью девушки в тот вечер было страшное открытие: он не придет. Возможно от этого, а, может, были и другие причины, кончики пальцев похолодели. Пальцы ног давно были липкими и ледяными, как бывает, когда идешь утром в тумане. Только холоднее – уже почти ничего не чувствуешь. Глаза же наоборот воспалились от не пролитых слез. Что-то давило жаркой шапкой, что-то заставляло сомкнуть веки. Бессилие.

Ведь он не придет.



— Эй! – передатчик зашумел и принц услышал тираду недовольства Гладиолуса, который для красного словца подкреплял ее меткими крепкими фразочками.

— Осторожнее! – вот и все ее краткое содержание. Когда потоки брани прекратились, мечник совершенно иначе спросил:

— Моя помощь потребуется? Какие будут приказы?

Селум не сразу ответил, потому что был занят поиском пути сквозь раздолбанную трассу, где в живописном хаосе числились останки поста, моста, некоторых машин и даже каких-то тварей и один вертолет – правда, вдалеке, но, тем не менее – достойное украшение такого побоища.

Трясло уже не на шутку, а от таких поворотов Промпто должно было бросать в разные стороны, как теннисный мяч. Глухие ругательства и стоны периодически действовали на нервы, но отключать связь пока было нельзя. Походу, Гладиолус делал все возможное и невозможное, чтобы удержать покой обожженного друга.

— Не требуется. Следи за Промпто. Конец связи, — наконец распорядился принц и отключил передатчик. Они выехали за город и практически сразу обнаружили закусочную для туристов, водородную колонку, станцию обслуживания и пару супермаркетов — все в крайне плачевном состоянии. От некоторых зданий остался каркас, станция же с заправкой были руинами, плотно закрывшими опасные трубы. Принц знал, что все источники горючих веществ перекрыты, так что утечка невозможна из-за системы безопасности.

Колонна брошенных машин улетела в кювет, очищая дорогу. Грохот оглушил Ноктиса, позади раздался глухой звук, и медленно расцвел огненный цветок. Принц раздраженно ударил по дверце кулаком, приказывая себе не оборачиваться. Но масштабы разрушения были прекрасно видны в иллюминаторе заднего вида. Черт.

Селум нашел разбитый отряд случайно. В это место слеталась всякая огромная тварь, которая некоторое время разрушала город Ноктиса, пока он не истребил их всех. Но часть, по всей видимости, направилась за город, а об этом принц догадываться не мог. Он вышел из броневика, убедившись, что респиратор плотно прилегает к лицу. Еще один он взял для принцессы.

Идти пришлось долго. Золотая нить исчезла. Никакой связи, никакого знака. Возможно, Ноктис идет вперед, чтобы обнаружить девушку мертвой. Тогда его глупость просто завораживает, да к тому же невероятно смешна. Он идет как отличнейший корм к чудовищам, жрущим трупы. Живой, спасать мертвую.



Звери обнаружили его почти сразу. Самыми шустрыми были два ящера, которых пригвоздила к земле дюжина отличных мечей средней тяжести. Потом пошли твари покрупней, с острыми зубами, яростные и жестокие. Они напарывались на щит Ноктиса, драли его когтями, ревели, но добраться до жертвы не могли. Принц, раздражаемый этой охотой, с каждой минутой все меньше контролировал себя. Ему самому хотелось разорвать каждую пасть, сломать эти жилистые мощные лапы, спалить, развеять по ветру. Мечи свистели в воздухе, отыскивали цели и расправлялись с каждым хищником, движимые силой мысли принца.

Черная кровь превратила землю под ногами в болото. Повсюду были разбросаны тела тварей, которые сразу начинали жрать свои же сородичи, побросав останки мертвых солдат. Таким образом, принцу удалось отвлечь внимание от своей персоны и пройти дальше. В ушах звучала симфония из мокрого чавканья сырого мяса, хруст костей и урчания довольных монстров.

Помятые машины были сбиты в кучу: половина перевернута и разбита, как будто бы технику потрошили когтями и зубами, что на проверку было так. От тенебрайцев почти ничего не осталось, поэтому родственники опознали бы их только по генной экспертизе.

Вычислить уцелевшую машину было не трудно – ее зажали со всех сторон обломки другой бронетехники, каркасы, тела и еще что-то не идентифицируемое. Каждую секунду Ноктис был готов увидеть останки принцессы, ее разодранный труп. Но пока он видел только клочки от формы спец отрядов, окровавленные винтовки и серые полотна палаток.

Кристалл снова помог ему очистить поле, а потом – взломать уцелевший броневик. Сразу, что бросилось в глаза – два мертвых офицера. Их раны были перебинтованы, а лица искажены в муках удушья. Чуть дальше, принц разглядел носок женского сапога и белую материю кофты. Селум легко забрался внутрь, кое-как пробрался через трупы и очутился около Стеллы.

Руки у нее были ледяные. Голова запрокинута, а дыхание – слабое. Пульс практически не прослушивался. Ноктис лихорадочно проверил эти жизненно важные показатели, тут же надел принцессе респиратор. Ее надо было отсюда унести. Но куда? В цитадель? Чтобы она узнала местонахождение принца? Чтобы ночью небольшой отряд убил его?

Девушка выглядела как измятый, но все еще прекрасный и нежный цветок. Ее смерть была каким-то отчаянным зрелищем, неправильным элементом в системе, как самоубийство Офелии*. Здравый смысл подсказывал убить ее, чтобы она не испытывала мучений. Но убить – рука не поднималась. Поэтому Селум поднял ее и осторожно вынес наружу. На войне трепетное отношение к мертвецам исчезает, и когда под ногами лежит кто-то, расставшийся с жизнью, совсем не кощунственно наступить на него или переступить. Особенно когда в твоих руках ноша.

Стелла казалась совсем легкой, какой-то несуществующей, будто тающей в руках. Бледная кожа, посиневшие губы – вот что он увидел там, в машине. Он помнил ее цветущей, с нежной улыбкой на лице. Яркие глаза имели особый блеск. Но сейчас принц видел только тонкие веки, быть может, сомкнутые навсегда.

По дороге на них напали. Селум, взвинченный сценой жестокости, разрухи и ужасной смерти множества людей, держащий на руках единственную выжившую, перестал контролировать свой гнев. Глаза вспыхнули алым, кристалл звонко зазвенел в воздухе, и отчаянный рев муки огласил окрестности.

Принц не остановился, пока не уничтожил всех тварей, которых удалось заметить.

На его силу, разрушительный свет, потрясающий взрывами и колющими осколками кристалла, отзывалось слабое золотистое мерцание. Разбуженное такой яростью, оно затеплилось, окрепло и возросло.

Когда Ноктис вернулся к броневику, Стелла уже вся светилась, как светиться звезда на небосклоне, но не ярко и остро, а больше как лампада, поставленная в храме.


*Офелия — героиня трагедии Шекспира "Гамлет". Сошла с ума и утопилась, когда Гамлет, ее возлюбленный, убил ее отца.