Приветствую вас, дорогие читатели, в моей очередной статье.

На сайте, кажется, ещё с того самого дня, как появился жанр «статьи», стало популярно рассуждать о том, почему пишут-читают какой бы то ни было жанр. Опустив тот факт, что понятие «мне просто это нравится» всё-таки имеет право на существование, порассуждаем немного о таком славном жанре, как «ужасы». А точнее – о том, почему этот жанр достаточно привлекателен для некоторых людей. Многократно люди подмечали, что в этом жанре очень часто истории развиваются по схожей схеме, что все эти маньяки-призраки-монстры набили оскомину и неплохо бы выдумать что-то новое, поинтереснее… Так почему же всё никак не выдумывают? И стоит ли коренным образом менять основную формулу произведения в этом жанре?

Итак, вперёд, за объяснениями!

Формула страха

Если очень долго рыть, можно докопаться до того, что в основе большинства историй лежат архетипы – некие схемы, что называется, проверенные временем, часто повторяющиеся в литературе образы, мотивы, сюжеты…

Как выглядит большинство историй в жанре ужасы?

В начале с героем (или героиней) происходит что-то, что выталкивает его из привычной среды. Это может быть как переезд в другой город, т.е. «выталкивание» в прямом смысле слова, так и какое-то событие, коренным образом меняющее восприятие уже привычной обстановки, исчезновение некоего важного элемента. Отсутствие привычной среды заставляет героя действовать, а любое бездействие становится наказуемым: те самые нагнетающие обстановку странные шумы, голоса из ниоткуда, видения, телефонные звонки посреди ночи, когда кто-то молчит в трубку… Используется всё, что только можно. Обыкновенные вещи (телефон, шланг на полу, да хоть стиральная машинка) превращаются во что-то пугающее. Затем, после того, как герой осознаёт, что бездействие не спасёт его, он начинает действовать и узнавать – знакомая всем «детективная составляющая», расспросы соседей, просматривание газетных вырезок и тому подобное. Наконец, герой выходит на финальную битву со злом – символическую или не очень. Герой должен взглянуть ужасу в глаза, и так или иначе (убийством, изгнанием, да хоть собственным бегством туда, где зло не имеет власти) заставить его отступить. Как правило, главный герой (или тот из главных героев, который понимает суть грядущего испытания) выживает, но становится в чём-то уже другим человеком.

А теперь, собственно, о самом интересном. Выделенные этапы – выход в зону Хаоса, испытание, перерождение – соответствуют принятому в древности у многих народов обряду инициации. Сомневаюсь, что найдётся кто-то в танке, но на всякий случай поясню: инициация – переход от детства к юношеству, символическая «смерть» прежнего человека и появление из его пепла нового, более сильного, ловкого, мудрого.

Первый этап – человек, хочет он того или нет, должен выйти за пределы уютного, привычного мира: ему настало время измениться. Порой герои произведений в жанре «ужасы» торопят события и сами вступают на путь перемен – приходят в дом, где водятся призраки, самонадеянно идут по «короткой дороге» через лес. Порой их на этот путь направляют: тогда переезд в «зону Хаоса» может оказаться вынужденным (командировка, выигранная бесплатная путёвка, потеря предыдущего жилья и переезд в дом дальнего родственника, доставшийся по наследству), и знакомая дорога, по которой они с радостью бы пошли, перекрыта, а рядом болтается табличка «Объезд там» с подрисованной стрелочкой. Рассмотрим каждый из этих случаев чуть подробнее.

Стремление героев полезть, куда не следует, обычно сопровождается у них же полным отсутствием понимания, что они творят. Неважно, кто в героях: кучка самонадеянных раздолбаев, которые решили поразвлечься на старом индейском кладбище, или группа учёных, приехавшая туда же изучать паранормальные явления. И в том, и в другом случае герои оказываются абсолютно беззащитны перед злом, на чью территорию вторглись. Символически это можно рассматривать как стремление преждевременно повзрослеть, пройти испытания, к которым ещё не готов. Как результат – катастрофа, но о ней чуть позже.

Герои же, которые отнюдь не стремятся найти неприятности и хотят жить, как прежде, ходить знакомыми маршрутами и каждый раз заказывать в кафе одну и ту же картошку с бифштексом и холодным кофе, символизируют страх перед переменами, нежелание их принять. Все пугающие моменты, предшествующие тому, как герой начнёт действовать, выполняют роль эдакого наставления со стороны высших сил, жестокого, но необходимого. Герою указывают, что он не может бездействовать, не может жить, как раньше, иначе произойдёт… правильно, очередная катастрофа. Вот теперь, собственно, о ней.

Наступает второй этап – время действий. Герои, которые не осознавали опасность и не признавали её существование, вынуждены смириться с тем, что зло есть, оно окружает их, и они не могут и дальше делать вид, что всё хорошо. Кругом вместо родного, привычного дома – тёмный лес. 

Здесь опционально может встречаться архетип проводника – персонажа, который в каком-то смысле помогает найти правильный путь, правильное решение, но не может ничего сказать напрямую, потому что это уничтожит саму суть испытания. Помните всех этих странных старичков, вопящих о Конце Света, таинственных хмурых соседей, твердящих о том, что лучше поскорее уезжать из нового дома, истеричных кликуш, которые визжат, что этот ребёнок – Дьявол, а потом прыгают с ближайшей колокольни? Поднимите-ка руки, кто в своё время злился на этих персонажей и не мог понять, зачем они вообще нужны, кроме нагнетания драмы. Так вот – это пережиток архетипа. «Помощник» должен направить, но не решить загадку за героя. Иногда «помощник» предстаёт не в виде персонажа, но в виде старых дневников, где записи – сами по себе загадка, видеокассет, которые обрываются на самом неудачном месте, наполовину сгоревшей фотографии. Иными словами, заменяется объектом, который, тем не менее, существует с той же целью – направить на путь, ведущий, возможно, к спасению. Очень часто проводник-персонаж умирает, чтобы окончательно выбить почву из-под ног героя, отнять у него возможность обратиться за советом повторно. Такой тонкий намёк, что в первый раз надо было слушать, да и читать неплохо бы повнимательней: дневники имеют свойство падать в камин, фотографии – бесследно исчезать, а у видеокассет рвётся плёнка. Герой один, а впереди – испытание.

На втором этапе герои встречаются с ужасом лицом к лицу. Иногда зло предстаёт в виде воплощения страхов героя: женщина, потерявшая ребёнка, должна преодолеть собственную боль, ребёнок, боящийся темноты, должен шагнуть за порог комнаты, в тёмный коридор. Начинается испытание: выдержит ли герой встречу с собственными страхами? Для большего ужаса страхи становятся чем-то материальным, они могут навредить – но у героя нет выхода, кроме как попытаться перевести свой страх с территории Хаоса на территорию привычного Порядка, осознать его. Всё это сопряжено с риском для героя, риском умереть в процессе – достаточно сделать неправильный выбор. Это перекликается с унижениями и болью, через которые проходят инициируемые, а также с той символической «смертью», которую они переживают. Кстати, именно поэтому популярно заставлять героев прятаться в гробах. Или шкафах, например, или любых других тесных замкнутых пространствах с крайне ограниченным обзором, которые могут гроб символизировать. Или напрямую – среди мертвецов. Чтобы родиться заново, «воскреснуть», инициируемый должен оказаться на самой грани.

Маленькая сноска – осознанное не может быть страшным. Именно поэтому в большинстве произведений зло не показывается как что-то конкретное, показываются лишь последствия его существования: кровавые следы на стенах, пучки выпавших волос в ванной, стоящие не на своих местах предметы – что угодно, кроме собственно лица «зла». Почему? Потому что зло, у которого есть собственное лицо, становится персонифицированным. Оно перестаёт воплощать абстрактный страх, и вместо испытания, которое нужно преодолеть, становится просто ещё одним персонажем. Что, собственно, и должно произойти на третьем этапе.

Третий, заключительный, этап. Победа и возвращение. Иногда у сказки бывает другой конец – и тогда герой погибает или обречён мучиться всю жизнь (одержимость как вариант). От чего же зависит результат «финальной битвы»? Рассмотрим, как водится, через призму архетипа.

Человек, который «родился заново», осознал что-то, изменился – это тот, кто прошёл испытание, прошёл инициацию, не польстившись на призрачные искушения и не пойдя по ложной дороге. Тот же, для кого всё закончилось плохо, как правило, отличается каким-то ярким недостатком, который не смог преодолеть. Если герой сумел выйти живым из собственного кошмара, значит, зло не нашло в нём той лазейки, через которую могло бы просочиться. Рассмотрим, например, «Сияние» Стивена Кинга (конкретно книгу). На протяжении всего текста можно увидеть, как зло овладевает тем, в ком увидело слабину. И слабым оказался не маленький мальчик, не слабая женщина, а взрослый мужчина. Просто потому, что подсознательно он хотел избавиться и от жены, и от сына, считал, что это из-за них его жизнь катится под откос. Он хотел снять с себя ответственность за собственные проблемы, увидеть причину в чём-то материальном, что можно убить, уничтожить, а не в себе самом – это слишком сложно. Его инициация провалилась. Примерно по той же причине погибают легкомысленные и самоуверенные качки, девочки с ветром в голове (и хорошо, если только в голове, а не вдобавок между ног), ботаники, уверенные, что всё можно объяснить с научной точки зрения… Уже узнаёте всех этих так бесящих стереотипных персонажей, среди которых непременно найдётся странный парень-аутсайдер или такая же девушка, в общем, абстрактный герой, который единственный из всех замечает оставленные высшими силами «подсказки»? Не спешите злиться. Эти герои вводятся в сюжет не только затем, чтобы после покрасивее помереть под топором очередного маньяка, забрызгав кетчупом стены. Просто это самый лёгкий и очевидный путь показать, что пороки – в том или ином виде – приводят к провалу инициации, к гибели, зачастую весьма болезненной.

Но вот все монстры побеждены, страх, открывший лицо, перестал быть страхом; возможно, зло уничтожено, возможно, герой просто покинул его владения. Так или иначе, в герое что-то меняется: он уже не может быть прежним. Перерождение завершилось, и читатель, облегчённо вздохнув, откладывает книгу: если текст достаточно вовлекает в происходящее, он только что так же, как герой, духовно миновал территорию хаоса и остался жив.

Итак, истоки формулы страха разобраны. А теперь посмотрим – стоит ли её менять?

Перекос архетипа, или когда «ужасы» становятся ужасными

Конечно, что-то свежее – это хорошо. Без вопросов. Бесконечно повторяя на все лады одно и то же, можно вызвать у читателей исключительно желание застонать «Да мы такое сто раз видели!» и закрыть страницу.

К чему приводит постоянное повторение одной и той же схемы? Примерно то же самое, что с джинсами, если носить их, не снимая, годами. Схема «занашивается». Что гораздо хуже – формулу часто используют, даже не задумываясь о том, откуда она, собственно, вылезла, такая красивая и работающая.

Подозреваю, что все и так всё поняли, но на всякий поясню примером. Нам дают героя, который обладает недостатками, явно требующими внимания – и оставляют его в живых, дают моральному инвалиду шанс пройти инициацию за счёт того, что он, скажем, способен бросить в пекле собственных товарищей. Убивают того, кто, казалось бы, шёл по верному пути и в конце заслужил своё перерождение. Вручают героев без характера, и сюжет превращается в обыкновенное мясо-кровь-кишки без смысла. Вывернутый наизнанку архетип кое-как хрипит, пытается шевелиться, но его безжалостно добивают, приговаривая, что всё должно быть оригинально.

Не поймите неправильно, я не призываю штамповать всё по одной и той же формуле. Оригинальность – это прекрасно. Но, внося правку в отлаженный механизм, стоит помнить, что, изымая какую-то деталь, нужно сделать для неё адекватную замену, а не просто выкинуть её на помойку и кое-как склеить остатки механизма синей изолентой. Можно и нужно думать над тем, как разнообразить привычную формулу, какие компоненты добавить, а какие убрать. 

Если кто-то думает, что это всё-таки звучит как призыв писать штамповку… Отвечу так: сравните какой-нибудь из «Ужастиков» Р.Л. Стайна и «Сияние» Стивена Кинга. И тот, кто найдёт что-то общее, кроме изначальной архетипической схемы, пусть первый кинет в меня полным собранием сочинений Лавкрафта.

Счастливых вам ужасов!