Ворона, ненормально тяжело хлопая крыльями, нехотя поднялась в воздух и села на нижнюю ветку ближайшего дерева. Одной лапки у птицы не было; она, как-то чудно пританцовывая, умудрялась сохранять равновесие, несмотря на резкие порывы ветра. Остекленевшие глаза вороны мертво, пугающе неестественно впились в лицо Бертона – так смотрят на людей куклы, подумалось ему. Птица хрипло и тоскливо каркнула, словно укоряя человека за его неожиданное появление. Ее товарка, выглядывавшая из травы, злобно зашипела и расправила крылья, чтобы показаться больше размером, но ведьмак вскинул руки в таком же устрашающем жесте, и ворона торопливой тенью метнулась в сторону.
В этих местах животные и птицы не слишком-то боятся человека, в очередной раз вспомнил Бертон. Среди местных крестьян ходила сомнительная и в меру красивая легенда о некой прекрасной деве, когда-то жившей в этих лесах и будто бы говорившей со всеми живыми существами на их языках. Якобы потом прекрасную деву убили разбойники, однако звери к тому времени настолько к ней привыкли, что перестали дичиться остальных людей.
Бертон, разумеется, не придал большого значения этой истории, услышав ее в первый раз… однако вскоре стал свидетелем того, как деревенские дети кормили зерном с рук нескольких диких лесных соловьев, словно каких-то домашних голубей. Пока Бертон с удивлением и интересом созерцал эту необычную картину, одна пернатая шельма легко вспорхнула ему на плечо и нагадила прямо на кожаную куртку. После такого не верить в легенду было невозможно.
Соловьи. Что тут говорить о воронах.
Вполне естественно, что при таком положении дел здешние леса пользовались большой популярностью у охотников всех мастей – когда добыча сама идет в руки, грех этим не воспользоваться.
«Вероятно, и здесь кто-то тоже извлек выгоду из этой местной особенности».
Он медленно вышел на лесную опушку, рассматривая свежие пятна крови, багровыми проплешинами выделявшиеся среди невысокой травы. Пятен было много. Выглядело так, будто неопытный охотник неудачно подстрелил какое-то лесное животное, и оно пронеслось здесь, оставляя повсюду брызги крови.
Именно «выглядело» – не более того.
Едва Бертон подумал об этом, как ему на глаза попался окровавленный лоскут одежды, неприятно выделяющийся на фоне травы. Рядом, за поваленным древесным стволом, обнаружилась оторванная кисть руки, ранее принадлежавшая мужчине. Дешевое кольцо, надетое на безымянный палец, бросало солнечные зайчики в глаза ведьмаку. Над обеими находкам лениво вились мухи.
В общем-то, он был готов увидеть нечто подобное, когда шел по следам. Был готов увидеть – но все-таки не ожидал.
Одна из ворон за его спиной отвратительно, взахлеб закаркала, громко хлопая крыльями. Прямо какой-то птичий крик души. Бертону в нем почудилась угроза – не смей претендовать на находки, человек, мы явились сюда первыми. Убирайся, иначе мы позаботимся и о тебе… о твоих глазах, например.
«Спокойно, друзья мои, я не из тех, кто охотится за медными кольцами, обрывками ткани и человеческими конечностями», - немного насмешливо подумал он, но на душе стало сумрачнее.
Какой-то тихий звук, резко выделившийся на фоне лесных шумов, задел чуткое ухо Бертона. «Дайте подумать… похоже на стон»,- пронеслось в его голове, прежде чем он понял, что действительно что-то слышал. Ведьмак, мгновенно подобравшись, повернул голову в сторону звука и напряг зрение, пристально вглядываясь в зелень росших на краю поляны кустов можжевельника.
Сквозь сплетение ветвей виднелось темное пятно, которое могло быть только одеждой – рубашкой или курткой. Пятно едва заметно пошевелилось, и из кустов донесся еще один глухой страдальческий стон – теперь ошибки быть не могло.
Бертон поспешно пересек поляну, бессознательно стараясь не ступать в лужи крови.
Когда он увидел, в каком состоянии находится человек, лежащий в кустах, все известные ему ругательства сами поползли к горлу.
«Ах ты… Такую-то мать…»
Внутренний голос жестко подавил эмоции:
«Так, уймись. Это не твои дела и проблемы. Посильную помощь окажи. Выживет – ну и прекрасно. Умрет… Что ж, одним невеселым воспоминанием станет больше».
Бертон, раздвинув ветви кустов, склонился над распростертым телом молодой девушки, – красивое, миловидное лицо сморщено от боли, жалко задранная верхняя губа обнажает ровный ряд зубов, короткие рыжие волосы спутаны и слиплись грязными прядками, промежность потертых штанов сыро темнеет расплывшимся пятном мочи. Подбородок весь выпачкан в крови – Бертон догадался, что девушка несколько раз прокусила себе нижнюю губу, сдерживая крик.
Она выглядела настолько беспомощной, насколько это вообще возможно.
Все мысли – потом, вновь осадил Бертона внутренний голос. Сейчас некогда. Сейчас самое время заняться делом.
Не слишком приятным делом.
Но, в конце концов, не за этим ли он сюда шел? Не интуиция ли вела его последние пару часов?
Ведьмак быстро достал из небольшой сумки на поясе все необходимое – жгуты, коагулянт, обезболивающее. Девушка снова слабо, жалобно застонала, даже сквозь обморок ощущая боль. Бертон, не обращая внимания на стоны, начал торопливо обрабатывать раны, одновременно оценивая их состояние. Выглядело паршиво, что и говорить. Кроме серьезности и сложности самих ранений, наверняка имело место заражение трупным ядом.
«Жаль, «Иволги» нет».
Подумал, и тут же одернул себя: какая, к чертям собачьим, «Иволга», тут и мифическая живая вода едва ли поможет. Час назад у нее еще были какие-то шансы на жизнь, теперь можно было только остановить кровотечение и, отсрочив приход старухи с косой, смотреть на долгую агонию.
Отнести девушку в ближайшую деревню? Бертон на секунду остановился, обдумывая идею. Нет, далеко. Он не успеет. Никак не успеет. Она умрет на его руках по дороге. Будет очень поэтично, но вместе с тем невероятно глупо и мерзко.
«Она умрет прямо здесь. Ты ничего не можешь сделать. Смирись».
И все же не помочь он не мог. Не имел ни малейшего права пройти мимо.
Быстро располосовав ножом лежащий рядом с девушкой плащ (ей он наверняка больше не понадобится), Бертон получил с полдюжины широких лент. На роль импровизированных бинтов вполне годилось.
Веки девушки затрепетали – она пришла в сознание.
- О, черт!.. Дерьмо…Мои…мои…
Она зашлась в хриплом кашле, изо рта полетели капельки крови. С трудом сфокусировала тусклый взгляд на его руках и – откуда силы-то! – приподнялась на локтях, скрипнув зубами от усилия. Бертон тут же уложил девушку обратно:
- Ну куда! Лежи уж, не дергайся.
Она покорно вытянулась в ожидании завершения болезненной процедуры перевязки, непроизвольно морщась и постанывая при каждом неосторожном действии ведьмака.
Бертон наконец закончил возиться с повязками и протянул девушке фляжку с водой, вытирая окровавленной рукой вспотевший лоб:
- Пей.
Она, жадно припав к фляжке, стала пить большими глотками. По подбородку стекала вода, смывая кровь. Бертон бережно поддерживал ее голову. Старался не смотреть девушке в глаза: столько там было боли – и телесной, и душевной – что на сердце становилось невыносимо тяжко.
Девушка фыркнула и оторвалась от фляжки, тяжело дыша.
- Теперь это. - Он поднес к ее губам небольшой пузырек с темной жидкостью. Вокруг моментально распространилась одуряющая мешанина травяных запахов, напомнившая Бертону темное, пыльное нутро деревенского сеновала. Девушка глотнула из пузырька, поморщившись от горечи напитка, и с протяжным вздохом откинулась назад.
Бертон, еще раз осмотрев раны («Удивительно, что она вообще до сих пор жива»), вытер руки об остатки плаща и принялся складывать медикаменты обратно в сумку. Сумка была небольшой, но наполнялась всегда под завязку.
Девушка вновь подала тихий, осипший голос.
- Здорово же нас… Проклятье…
- Тихо. Помолчи.
Куда там! Молчания хватило секунд на пять.
- Где… Где они?
- Кто – «они»?
Он непонимающе огляделся по сторонам и сообразил («Не «кто» , а «что» , черт возьми»), о чем она спрашивает.
- Метрах в четырех от тебя.
- Обе?
- Обе-обе… Да не нужно тебе смотреть! Лежи спокойно!
Девушка, рванувшаяся было в сторону, обмякла в его руках и бессильно зарыдала, размазывая ладонью слезы и кровь по грязному личику. На той стороне поляны ворона торжествующе каркнула с дерева. Бертону в очередной раз ужасно захотелось крепко выругаться от безысходности.
- Ну-ну! Не надо плакать…
- Да куда ж я б-без них!
Несколько секунд он молчал, ища аргумент посильнее, однако в голову приходили одни глупости. Он не знал, что следует говорить в подобных случаях – да, наверное, никто во всем мире не знал. Деревья вокруг поскрипывали под порывами ветра.
- Знаешь, один мой знакомый краснолюд уже с полвека живет без обеих ног. При этом он имеет двух жен, каждая из которых не подозревает о существовании второй, и приходится отцом в общей сложности одиннадцати… или, может быть, уже двенадцати детям – я давно его не видел.
Она, постепенно переставая всхлипывать, сумрачно смотрела на него.
- Твой замечательный знакомый меня не интересует. Равно как и обе его жены и дюжина детей.
- Хорошо. Так ему и передам при встрече. Думаю, он не обидится – парень на редкость добро¬душный и отходчивый.
- Ты зря пытаешься меня успокоить.
- Ничего я не пытаюсь. Просто не выношу вида плачущих женщин.
- Какой слабонервный.
- Не слабонервный, а чувствительный.
- А что, есть разница?
- О, разница большая. Если бы я был слабонервным, то сидел бы сейчас где-нибудь далеко-далеко отсюда, пил пиво у камелька да тискал какую-нибудь молодуху.
- Не смешно.
- Как знаешь. – Он пожал плечами и, намереваясь осмотреть злополучную поляну, начал было вставать с колен, когда девушка вцепилась в его руку – отчаянно, из последних сил.
- Не уходи! П-пожалуйста, не уходи!
В ее глазах, сейчас показавшихся Бертону огромными, стояли слезы, страх и мольба.
«Дамы и господа, редчайший случай – бесчувственный ведьмак испытывает жалость к незнакомой девушке. Дайте ему еще пять минут, и он будет плакать с ней в обнимку».
Ну-ка немедленно прекрати паясничать, приказал он сам себе. Сейчас для нее присутствие рядом человека – в прямом смысле вопрос жизни и смерти.
- Тихо, тихо. Я не собираюсь уходить. – Чтобы убедить девушку, Бертон вновь присел рядом с ней. Он внезапно почувствовал себя сконфуженным. Хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но посмотрел на культи ее ног, наскоро перебинтованные полосами грубой ткани плаща, и промолчал. Что тут скажешь? Чем успокоишь?
Девушка проследила за его взглядом и, заикаясь, зачастила:
- Боги… я ведь даже не зн-наю, кто ты такой, но… П-послушай, я чувствую, мне недолго осталось…
Самообладание вновь покинуло ее – искусанная нижняя губа мелко задрожала, и девушка, всхлипнув, уткнулась в руку Бертона:
- Я… я просто не хочу остаться здесь в одиночестве, к-когда…
- Не бойся. Я побуду с тобой. – Бертон мягким жестом отвел голову девушки от своей руки и ободряюще подмигнул ей, легонько ероша спутанные рыжие волосы: – Тебя как зовут-то?
- Милен…
Девушка благодарно улыбнулась ему сквозь слезы и с видимым облегчением закрыла глаза, теряя сознание.


Она умерла незадолго до заката – сказалась слишком большая потеря крови.
Смерть не пришла к ней легко. Через полчаса после появления Бертона боль грызла ее раны каким-то жутким голодным зверем. Вновь кусая до крови губы, она бессвязно ругалась, закатив глаза. Бледность ее лица теперь соперничала с белой, меловой кожей самого Бертона. Дважды девушке становилось так плохо, что она выла в голос и скрипела зубами, сжимая челюсти от боли. Оба раза ведьмак давал ей выпить одно из своих сильнодействующих болеутоляющих и возился с мазью-гемостатом, однако понимал, что это снова лишь продляет агонию. Вместе с тем он подсознательно надеялся на небольшое чудо – всякое бывает, вдруг поможет.
К сожалению, на сегодня чудеса закончились.
Небо над головой постепенно обложило унылыми грядами туч. Солнце медленно уходило в за¬кат; стало прохладнее. По просьбе Милен ведьмак развел на поляне небольшой костер и перенес девушку на руках к огню. Пока она устраивалась поудобнее, он развернул котомку, с которой постоянно путешествовал, и протянул Милен кусок солонины из своих скромных съестных припасов. Она попыталась отказаться, однако Бертон настоял на том, что ужины еще пока никто не отменял.
Пока она ела, ведьмак быстро осмотрел поляну, уделяя особое внимание следам и пятнам крови. Когда спустя несколько минут он вернулся, Милен уже закончила трапезу и немного смущенно поблагодарила его, сказав, что теперь чувствует себя немного лучше. Бертон удовлетворенно кивнул и, видя, что девушка зябко ежится от озноба, укрыл ее своей курткой.
Пришло самое время выяснить кое-что.
- Это сделал не человек. По крайней мере, это, - садясь рядом с Милен, Бертон кивнул на культи ног девушки.
- Откуда ты…
- На эту опушку меня вывели следы трех людей. Один след заканчивается еще в лесу в луже крови, второй – здесь, на поляне, на ровном месте. Третий – твой. Кругом столько крови, сколько и на свинобойне не каждый день увидишь. – Бертон ненадолго замолчал, глядя на пламя костра. – Милен, что здесь произошло?
Девушка рассеянно посмотрела на Бертона и усмехнулась. Ведьмак подумал, что не представляет, каких внутренних усилий ей стоит эта улыбка.
- Если я тебе расскажу, ты мне не поверишь.
Бертон совсем не к месту вспомнил соловья, испачкавшего своим пометом его новую куртку, и улыбнулся в ответ:
- Еще как поверю.
И Милен все рассказала – говорила спешно, сбивчиво. Ее буквально прорвало. Бертон внимательно слушал, изредка задавал вопросы - она торопливо отвечала на них, словно боясь не успеть поведать ему историю случившегося.
Этим днем они отдыхали после ночного перехода – Милен, двое ее спутников - Эрик и Шэм, и их апатичная, вечно сонная кобыла, несшая поклажу.
У них был груз от какого-то низушка – Милен не знала его имени, так как договаривался с заказчиками всегда Шэм, в зависимости от обстоятельств сделки умевший быть и галантно-представительным, и нагло-грубым. Груз требовалось в срочном порядке переправить другому низушку, старательно избегая любых встреч с людьми.
- По мне, каждый зарабатывает на жизнь так, как ему позволяет совесть, - говорила Милен, задумчиво глядя на языки пламени, хищно лижущие головни костра.- Вот и мы… зарабатывали. Никаких убийств – только кражи и перевоз контрабанды. Сейчас и вспоминать стыдно…
Бертон кивнул. Он ее не обвинял. А даже если бы винил, то что с того?
Они остановились недалеко от этой поляны в небольшом яру, заросшем ежевичником и голуби¬кой. Лошадь пощипывала верхушки кустов, изредка отмахиваясь метелкой хвоста от насекомых. Шэм спал, Милен и Эрик лениво переговаривались о разной ерунде. Эрик, простой деревенский парень, как обычно, неуклюже пытался шутить, стараясь произвести впечатление на девушку. Славная романтика разбойничьей жизни.