Затем все изменилось.
Серая тень, смазанная из-за быстрого движения, бесшумно мелькнула наверху распадка, среди молодого ельника, и секундой позже пропала в темной зелени хвои. Оба моментально прекратили разговор – все произошло у них на виду, стремительно и пугающе-неожиданно. Это не был волк или какое-то другое лесное животное – слишком уж велики размеры. Эрик, мигом побелевший как полотно, сдав¬ленным шепотом спросил ее, видела ли она то же, что видел он. Милен едва открыла рот, собираясь ответить утвердительно, как вдруг сверху, из ельника, раздался оглушительный рев зверя… большого зверя. Эхо волной прокатилось по склону, отчего звук показался еще громче.
Лошадь дико, испуганно заржала, и вместе с грузом низушка ринулась в лесную чащу. Шэм вскочил на ноги, спросонья ничего не понимая. Милен с трепыхающимся сердцем отступила за остолбеневшего Эрика, дрожа всем телом и зажимая рот, чтобы не вскрикнуть от ужаса.
Несколько секунд было тихо. Лошадиный топот быстро глох в воздухе, удаляясь все дальше и дальше от распадка. Троица контрабандистов парализовано застыла на месте, во все глаза глядя на склон яра.
Потом наверху сильно покачнулось дерево. Не тонкий молодой ствол, а старая пятиметровая ель.
Все трое, не сговариваясь, побежали с ту сторону, куда только что унеслась лошадь.
- Я перепугалась до смерти, когда увидела это дерево. С тот момент я подумала: какой же силы должно было быть то существо, которое качнуло его?..
Она бежала так, как никогда еще в своей жизни не бегала. Воздух со свистом выходил из ее легких, пот лил за ворот рубахи, ветви деревьев больно хлестали по лицу, царапая кожу. Мышцы икр сводило судорогой, отчего ноги подкашивались сами собой. Рваный плащ развевался за спиной, словно па¬рус корабля, затерявшегося в шторме.
- Но вот что я хочу тебе сказать – сзади не было слышно н-ни звука, а оглядываться я, если честно, очень боялась… но знала – нас п-преследуют. Нет, даже… даже не преследуют, а гонят – вот верное слово… Да, я з-знала это, как божий день.
По ее словам, от полного осознания этой мысли она, несмотря на изнеможение, рванула вперед, да так, что догнала Эрика – тот уже начал задыхаться от сумасшедшего темпа. Шэм отстал – он был немолод, и долго выдержать такую бешеную гонку, конечно, не мог. Его-то и настигли первым – сзади раздался пронзительный, душераздирающий вопль, ввинчивающийся в мозг.
Впереди среди деревьев замаячил просвет какого-то открытого пространства. Через несколько секунд Милен и Эрик выскочили на лесную поляну, и практически тут же неизвестные твари напали на них. Милен увидела, как наперерез им слева, из-за бурелома, выскакивают два каких-то крупных, поджарых косматых существа и устремляются к Эрику. Ужас достиг своего апогея – она почувствовала себя зайцем, которого гончие вывели прямо на охотников. Девушка инстинктивно бросилась в сторону. Один из преследователей неслышно возник сзади – до самого последнего момента о том, что их действительно гнали, ей подсказывала только интуиция – и, сильным толчком в спину повалив Милен в кустах можжевельника, буквально вдавил ее в землю. Она кричала и беспомощно барахталась, пытаясь освободиться… а рядом, вне поля ее зрения, страшно, нечеловечески орал Эрик. От его воплей волосы не то что вставали дыбом – они просто-напросто седели.
- Эти… они… они уб-бивали его долго…так долго… Я не видела, что они там с ним делали, и не хотела в-видеть. Но еще больше не хотела с-слышать этих ужасных криков…и звуков…
Наконец Эрик замолчал. Милен всхлипывала, все еще силясь вывернуться из-под державшей ее твари. Ее душили спазмы. Перед слезившимися глазами слишком уж весело и наивно зеленел мох. Под¬бородок и шею легко покалывали травинки и можжевельник.
Воцарившаяся тишина за спиной страшила едва ли не больше, чем крики Эрика.
Внезапно ужасная, слепящая боль пронзила ее правую ногу в щиколотке. Стопа и пальцы перестали ощущаться, словно она долгое время просидела в неудобной позе.
- У меня все же хватило ума сообразить – эта п-погань только что отхватила м-мне ногу.
Она тонко закричала, срывая голос, и одновременно с этим той же болью разорвало голень другой ноги. Милен бешено задергалась, изо всех сил стремясь уйти от мучителей, – впрочем, все было напрасно, держали ее крепко. Чудовищная, поистине неимоверная боль лишала возможности мыслить, сводя с ума; культи словно пели на одной высокой ноте. Горло саднило от криков, и Милен, вжав лицо в мох, закусила губу, беззвучно моля о смерти.
А потом тяжесть чужого тела исчезла. Ее рывком перевернули на спину, попутно глубоко ранив острыми когтями правое предплечье. Новая волна боли раскаленными иглами вошла в руку, однако Милен только едва слышно зашипела. Она попросту обмерла от страха – над ней склонился один из нападавших, остальные маячили сзади…
Бертон жестом остановил ее:
- Опиши мне их. Если можно, подробно.
- Описать? Х-худые. Мускулистые. Волчьи морды. Шерсть к-короткая… Уши… Я точно не пом-ню.
- Подумай. Может быть…
- Говорю же, я не помню, как они выглядели, - в голосе Милен вновь послышались злые, бес¬сильные слезы. – Все, что я п-помню, так это то, что эта с-сука ухмылялась мне! И пом-махивала у меня перед лицом моей же н-ногой!..
Безобразная тварь, заросшая белой шерстью, нагнулась над девушкой, смрадно дыша прямо в лицо. В одной лапе был зажат какой-то нож, до самой рукояти выпачканный в крови. Другая издевательски-брезгливо, двумя короткими толстыми пальцами держала на весу отсеченную ногу девушки, поводя ею из стороны в сторону, – дескать, фи, какая гадость.
Милен заворожено уставилась на свою ногу, с которой капала кровь. Тварь, заметив направление взгляда девушки, склонилась еще ниже и ненатурально, пародийно осклабилась, растянув углы хищного рта так, что можно было пересчитать все зубы. Неудивительно, что Милен тут же потеряла сознание от боли и ужаса.
Несколько минут на поляне царило молчание. Оба смотрели на пламя костра, не глядя друг на друга. Ветер ненадолго утих. В воздухе веяло сыростью – собирался дождь.
Первой не выдержала Милен:
- Мне в общем-то все р-равно, но хочется спросить – ты, конечно, не поверил?
- Я уже увидел здесь слишком много для того, чтобы не поверить.
Милен ненадолго задумалась.
- Тогда скажи, ты… ждешь их?
- Может быть.
- Они вернутся сюда? Они… используют меня как п-приманку, верно?
- Нет, не думаю… Помолчи, побереги силы. Ты и так много говорила.
- Поберечь? Для чего? – Ее грустный смешок резанул по сознанию ведьмака острым лезвием.
«Парень, да отбрось ты эти свои дурацкие надежды. Она умрет. Умрет с минуты на ми-нуту. Это жизнь, такое случается. Ты знаешь это. Она знает это. Так смирись же».
«Смириться? Нет. В такой мысли есть что-то ложное. Неправильное. Так нельзя. Если я смирюсь, что станет с этим миром?»
«Ты слишком много берешь на себя».
«Отнюдь. Я лишь храню те крохи жизненных установок, что передали мне мои наставники».
- Прости.
- Забудь, - вяло отмахнулась она.- Ишь, какой вежливый… Вот что…- Внезапно Милен сдавленно ойкнула, лицо на долю секунды исказила непритворная гримаса страдания. - Черт, как б-больно… Можно тебя попросить об одной небольшой услуге, раз уж т-ты остаешься здесь?
- Конечно. Я слушаю.
Девушка так серьезно смотрела в глаза ведьмаку, что ему внезапно стало не по себе.
- Эти чертовы вороны. И другие падальщики. Я не хочу достаться им после с-смерти, слышишь?
Одна небольшая услуга. Всего-то.
Как просто. И жутко.
Покорность смерти всегда больно задевала ведьмака. В этот раз она была как никогда ранее противоположна его натуре. Однако хуже всего было невыносимое чувство – он не в силах ничего изме¬нить. Абсолютно ничего. Один из тех редких случаев, о которых он впоследствии всегда вспоминал с большой неохотой.
Расписавшись в своем бессилии, Бертон стал сторонним наблюдателем драмы.
- Хорошо. Я сделаю это.
Она едва заметно кивнула. Голос, и без того слабый, перешел на едва слышный шепот:
- Как жаль, что я не встретила тебя раньше.
«Это бы не привело ни к чему хорошему».
Он смолчал, лишь улыбнулся уголками рта.
Она умиротворенно, почти счастливо смотрела на него – но Бертон видел, как ее взгляд перестает быть осмысленным и безжизненно стекленеет. Тень пробежала по лицу Милен, ее тело напряглось и тут же расслабилось. Навсегда.
Бертон медленно провел левой рукой по лицу девушки, закрывая ее глаза. Прикосновение подняло в душе множество эмоций: жалость, отчаяние, горечь, холодный гнев. Необъяснимое чувство вины переполнило его сознание, но он быстро взял себя в руки.
«Ей уже ничем не поможешь. А вот себе подобными всплесками сентиментальности ты только навредишь».
«Люди нечасто умирают на моих руках».
«Что ж, не в первый раз. Давай не будем реагировать на подобное столь бурно».
Последние лучи солнца прощально бились сквозь деревья. Бертон пристально вгляделся в закат, в мыслях обращаясь к неведомым тварям, убившим контрабандистов:
«Ну? Вы этого хотели, не так ли?»
Он был жив. Он не смирялся. Он хотел действовать.
«Почему бы вам не сыграть разок честно, в открытую, а? Сделайте милость, порадуйте гостя».
Лес шумел, не спеша отвечать на вызов.


Дождь, целый день собиравшийся с силами, благословил землю своим приходом лишь ночью.
Костер долго и ожесточенно боролся с моросью, накрапывающей с небес. В конце концов он по¬тух, едко и осуждающе шипя.
Бертон сидел перед телом мертвой девушки. Он промок до нитки, однако не двигался с места. Размеренно вдыхая приятный свежий воздух, сдобренный слабым запахом дыма, он понемногу «проваливался в себя». Эссенциями-стимуляторами Бертон пользовался редко – время, когда их применение не отражалось на здоровье и тонусе, уже давно прошло. Такое нечасто случалось среди ведьмаков, так что Бертон был своего рода исключением из правил. Чтобы сохранять некоторое преимущество перед противниками, ему приходилось использовать ведьмачью технику глубокой концентрации, основанную на медитации и аутогенных тренировках.
Однако и это переставало помогать – в чистом, низведенном до уровня инстинктов и рефлексов сознании все чаще появлялись «островки» неподконтрольной мыслительной активности.
Причина подобных казусов была проста – он старел.
Старел, и с этим ничего нельзя было поделать.
Сейчас его разум вновь начал выкидывать шутки. Бертон словно раздвоился. Одна его часть отстраненно наблюдала за окружающей обстановкой, автоматически фиксируя малейшие изменения в ней; другая в то же самое время подспудно предавалась анализу событий сегодняшнего дня. Обе части сознания были самодостаточными и полностью изолированными друг от друга. Ощущение, мягко говоря, странное, но он уже привык к нему. В бою отчужденность выходила на первый план, и этого было достаточно.
Благодаря этой раздвоенности ведьмак, против своей воли, успел подумать о многом.
Как предположил Бертон, какое-то неизвестное вещество или волшба, наложенные на оружие, которым девушке отсекли ноги, сразу после ранения практически полностью остановили кровотечение. Оно возобновилось с приходом Бертона – то ли странное совпадение, то ли еще что.
Убийцы не использовали Милен как приманку. Они оставили ее в качестве предостережения тем, кто появится здесь – так люди ставят на своих полях пугал, оберегающих посевы от птиц. Бертон не сомневался в том, что трупы двух попутчиков Милен, искромсанные и изуродованные, сейчас «украшали» невидимые границы территории неизвестных тварей где-то в других местах. Ужасно, однако по-своему практично. Бертон как-то мог понять логику этого поступка. Но вот Милен…
Тот факт, что девушку оставили в живых, да еще и растянули ее мучительную смерть на несколько долгих часов, много говорил о глубинах ненависти и жестокости того, кто это сделал…
Что еще он знает о нападавших?
Где-то глубоко в его сознании факты начали услужливо складываться в единую картину.
Они не оставляют следов.
Они перемещаются бесшумно.
Они владеют Силой.
По крайней мере у одного из них есть оружие.
Нечего сказать, интересный получается портрет.
Ведьмачья интуиция или еще что-то – но Бертон совершенно точно знал: эти твари появятся здесь сегодня.
Знал он и то, что страх Милен перед стервятниками был абсолютно напрасен – ни один лесной зверь или птица не осмелятся тронуть ее тело, от которого веет флюидами неизвестных тварей. Вороны, которых он видел ранее, недолго покрутились бы рядом с ее телом, отплясывая джигу, и в страхе улетели бы подальше в поисках другой добычи.
Все это, однако, не означало, что Бертон не собирался выполнить предсмертную просьбу девушки.
Дождь, словно уверовавший в свою острую необходимость, припустил сильнее. Вернулся ветер, порывистый и сильный. Вдали временами слышался слабый, приглушенный расстоянием рокот – первая в этом году гроза медленно шла над землей. Мысли путаным хороводом мешались в голове, необъяснимым образом соседствуя с предельным чувственным сосредоточением, в чем-то схожим с трансом.
Медальон в виде головы грифона, до этого спокойно висевший на шее Бертона, внезапно дрогнул, а затем резко крутанулся на серебряной цепочке.
Ведьмак быстро поднялся и, расширив зрачки мутировавших глаз до предела, обвел взглядом пространство вокруг – собранный, спокойный, внимательный. Где-то неподалеку, за сплошной завесой дождя, в ночной тьме лесных дебрей двигалось несколько существ. Бертон ощутил их присутствие поч-ти физически. И не удивился, чувствуя, что направляются неизвестные прямо к нему: в такую по¬году нюх животных всегда обостряется… так что звери уже давно знали о присутствии чужака.
«Брось. Погода тут не при чем. Они знали о тебе, едва ты появился на этой проклятой поляне»