Может, и так. Сейчас ему уже не хотелось строить какие бы то ни было догадки, забивая себе голову. Годилась любая версия.
Единственный вопрос, интересовавший ведьмака сейчас, был чисто практического характера: насколько опасен в бою неизвестный противник – не человек, но некто, умеющий обращаться с холодным оружием, владеющий азами магии и, вдобавок, крайне озлобленный на весь человеческий род?..
Внутренний голос нарушил ход его мыслей:
«В любом случае, согласись – девушка и те парни виноваты сами. Зайти в такие дебри, так далеко от тракта и деревень…»
«Чем тогда я лучше их? Я точно так же забрел в эти места, решив сократить путь. Случайно наткнулся на следы трех человек и…»
«Ты хотя бы подготовлен должным образом. И, кроме того, представляешь себе, с чем можешь столкнуться».
Насчет «подготовлен» ведьмак был согласен. Но вот со второй частью…
Голос между тем продолжал разглагольствовать, вступив в пререкания с Бертоном. Такое случалось постоянно. Временами ведьмак мысленно представлял себе обладателя этого голоса. Почему-то им всегда оказывался Шеннер - тот самый краснолюд, о котором Бертон рассказывал Милен. Отличие Настоящего Шеннера от Внутреннего Шеннера заключалось в том, что первый подходил к любому жизненному вопросу с изрядной долей юмора и доброй несерьезности, тогда как второй мыслил предельно практично и логически-беспощадно.
«Далось тебе все это… Денег все равно не получишь. Да и глупо рисковать просто так, из-за ка¬кого-то невнятного внутреннего позыва».
«Давно ли деньги стали главным стимулом? Разве раньше цель работы не заключалась именно в помощи, иногда безвозмездной?»
«Помощи кому? Этой мертвой преступнице? Ее не менее мертвым товарищам? Может, крестьянам? До ближайшей деревни – полтора дня пути. Не смеши».
В ответ на это откуда-то из глубин подсознания тут же всплыла яркая картина - лицо умирающей у него на руках девушки: мертвенная отчужденность глаз – и, вместе с тем, их наивная чистота и открытость.
«Как жаль, что я не встретила тебя раньше».
Да, жаль.
За всю жизнь Бертона Милен явилась одной из немногих, кто увидел в нем в первую очередь человека, а не живую мясорубку с тупым кровожадным блеском в глазах.
Одна из немногих.
И вот теперь она лежала перед ним, а дождь слепо, безжалостно барабанил по ее мертвому телу.
Это было несправедливо.
Он в который раз посмотрел на девушку. Кожа мраморно белела в темноте. Черты лица после смерти мягко разгладились. Дождевая влага собралась в глазных впадинах, крупные капли скатывались по вискам и терялись в волосах.
У мертвых нет слез. Но вот внезапно оказывается, что иногда и они могут плакать.
Он устало и отрешенно прикрыл глаза, не желая этого видеть.
«Как жаль, что я не встретила тебя раньше».
«Вот тебе тот самый «невнятный внутренний позыв». Трактуй его, как пожелаешь».
На этот раз его личный Шеннер смолчал, и ведьмак счел это добрым знаком.
Медленно, тягуче текли минуты. Бертон почти бесполезно напрягал органы чувств, угадывая перемещение созданий скорее на подсознательном уровне - уши не улавливали ничего, кроме глухого воя ветра в кронах деревьев и шороха дождя; глаза незряче обшаривали сумрак за деревьями – кусты, бурелом, прогалина, снова кусты… Вот неизвестные разделились, но сказать, сколько их и на каком расстоянии они находятся, Бертон все равно не мог – он лишь чувствовал их через медальон, не более того. В какой-то момент он ясно понял: эти ребята - из числа тех, что дают себя обнаружить, только когда сами этого хотят.
Что ж, ему, как и любому другому ведьмаку, видят боги, сталкиваться с подобным приходилось не раз и не два.
Они напали в тот момент, когда Бертон, невесомо водя острием ведьмачьего меча по воздуху, замысловато кружил на месте, пытаясь интуитивно предугадать направление атаки. И это ему удалось - неясный силуэт, жутко распластавшийся в прыжке, с пугающим хрустом ветвей внезапно вынырнул из темноты высокого кустарника прямо перед ведьмаком. Бертон мгновенно ушел в сторону, выставляя клинок на всю длину в сторону падающего противника. Когти пронеслись рядом с лицом ведьмака, лоб Бертона обдало неприятной волной прохладного воздуха. Зверь кубарем покатился по сырому ковру опавшей листвы, истошно визжа от боли и путаясь в собственных внутренностях.
Второй в это время заходил со спины ведьмака – Бертон, повинуясь предостерегающей дрожи медальона, вовремя уклонился от взмаха когтистой лапы и с разворота рубанул мечом наискось, снизу вверх. Лезвие скользнуло по телу противника, прочерчивая в левом боку глубокую борозду. Зверь, будто не замечая хлынувшей из раны крови, неимоверно быстро развернулся, мощно выбрасывая вперед лапу с выпростанными когтями. Ведьмак, вместо того, чтобы отшатнуться назад, поднырнул под удар, выставляя меч в быстром выпаде. Сила инерции бросила зверя прямо на острие меча; ведьмак, смещаясь вправо, едва удержал оружие в руках, когда монстр с низким гортанным ревом буквально насадил себя на клинок. Не сбавляя темпа, Бертон в развороте выдернул меч из тела противника с мерзким хлюпающим звуком, словно из живых ножен, и, прежде чем тварь успела что-либо сделать, быстрым ударом снес верещащую кудлатую голову.
Три зверя неслышно возникли у дальнего края опушки, когда ведьмак приканчивал второго противника. Его зрение и слух вновь остались не у дел – твари появились ровно из ниоткуда. Мокрые от дождя и чужой крови волосы прилипли к лицу и мешали нормально видеть; Бертон, рефлекторно мотнув головой, стряхнул их, следя за ритмичностью своего дыхания и не сводя взгляда с монстров. Теперь ему наконец представилась возможность разглядеть их более-менее ясно.
Итак, их было трое – два косматых зверя являлись полным подобием тварей, только что напавших на ведьмака, третий же представлял собой их «гипертрофированную версию», как говаривал один известный Бертону чародей. Те, что поменьше (очень относительно сказано - «поменьше», тут же подумал Бертон), передвигались на четвереньках и были ростом около полутора метров в холке. Заостренные морды и стоящие торчком уши делали существ похожими на волкодавов или оборотней, однако на этом все сходство заканчивалось. Их бурая спутанная шерсть намокла и кое-где плотно пристала к телу, рельефно выделяя бугры мышц, перекатывавшихся под кожей при каждом движении, - выглядело завораживающе. Глаза - даже без света луны и звезд - горели невообразимым, лютейшим животным бешенством. Бертон смутно вспомнил, что, вероятно, видел этих зверюг на гравюрах некоторых книг гильдии, однако на практике встречаться с подобными тварями не приходилось.
Здоровяк – несомненно, вожак группы – был много крупнее и мускулистее своих «товарищей», однако явно принадлежал к тому же зоологическому виду. На четвереньки он не становился совсем, а очень даже уверенно держался стоя на задних лапах (ногами Бертон их мог назвать лишь с большой натяжкой); его верхние конечности при этом едва не доставали до колен. Короткая шерсть грязно-белого цвета, разительно контрастировавшая с бурой окраской его собратьев, выдавала в звере альбиноса. На короткой, оплетенной жилами и мускулами шее висела странная вещица – необычный амулет или оберег, расстояние мешало ведьмаку рассмотреть детали предмета. В правой лапе альбинос держал длинный кривой нож или кинжал, к рукояти которого были привязаны три или четыре ленты с какими-то кисточками и перьями на концах. С нарастающим изумлением ведьмак заметил ножны, свисавшие с кожаной полосы, обернутой вокруг талии альбиноса, – этакой пародии на пояс.
Дождь лился сверху сплошным потоком. Порывы ветра хлестали по лицу крупным бисером капель дождя и холодили тело под мокрой одеждой. Слабо сверкнула далекая молния, отразившаяся в глазах тварей влажным, живым блеском. Бурые Шкуры медленно кружили, зло щерясь и угрожающе рыкая в сторону ведьмака. Время от времени то один, то другой мохнач неуклюже пытался встать в полный рост.
Ближайшего зверя и Бертона разделяло от силы полтора десятка метров. Ведьмак, благоразумно предоставив право следующего хода противникам, стоял на месте, вращая мечом.
Альбинос, не мигая, смотрел Бертону прямо в глаза – казалось, по этому ледяному, застывшему взгляду ведьмак мог читать, как по книге.
«Да, это я разделался с теми двумя. И ноги этой девке отсек тоже я. Вот этим самым ножом. И знаешь что? Сейчас я возьмусь за тебя. Такая вот у меня интересная работа».
«Ну так иди сюда, урод. У меня, как ни странно, тоже есть работа».
Медальон на шее ведьмака бился в истерике, дергаясь из стороны в сторону как живой, – альбинос был буквально окутан Силой.
Вдалеке раскатисто заворчал гром, и одновременно с этим Бурые Шкуры сорвались с места – тот зверь, что был ближе, уже знакомо, по-кошачьи длинно прыгнул; другой короткими приземистыми скачками быстро двинулся по дуге, стратегически заходя сбоку. Бертон ждал этого момента и стремительно скользнул в сторону второй Бурой Шкуры, продолжая устрашающе вращать мечом. Зверь на ка¬кую-то долю секунды замешкался, и этого мгновения с лихвой хватило ведьмаку: он налетел на противника, выполняя восходящий удар по диагонали. Зверь отпрянул назад, шипя от боли и мотая головой, – нижняя челюсть, разрубленная надвое, неестественно выпирала наружу.
Второй мохнач, опьяненный запахом свежей крови, уже был рядом. Ведьмак едва успел сделать вольт, живой пружиной отскакивая в сторону, когда противник пронесся мимо – так близко, что Бертона обдало брызгами дождевой влаги, сорвавшихся с шерсти существа.
«Когда-нибудь ты попросту не успеешь уйти из-под удара».
Шеннер умудрился пробиться сквозь толщу холодной невозмутимости, барьером окружившей сознание ведьмака. И он был, как всегда, прав в своем утверждении.
У Бертона оставался один-единственный аргумент в свою защиту.
«Так то будет «когда-нибудь»…»
Боковое зрение уловило быстрое движение справа – обладатель раздвоенной челюсти кинулся на Бертона с явным намерением повалить на землю. На этот раз удача обошла ведьмака стороной – он крутанулся, не горя желанием попасть в объятия зверя, и тут левую руку выше локтя словно обожгло кипятком. Бертон вскользь, краем сознания отметил, что он только что расстался с лоскутом кожи.
«Ну? Как тебе?»
«Ерунда. Мое время еще не пришло…»
Меч коротко свистнул в воздухе – зверь, тонко взвизгнув, отлетел в сторону с рассеченной груд¬ной клеткой. Второй монстр накинулся на Бертона, дико сверкая белками глаз. Неправдоподобно гром-ко клацнули зубы, когда тварь сомкнула челюсти возле лица ведьмака, промахнувшись всего на не-сколько дюймов. Бертон, едва ли обратив внимание на этот неприятный звук, равно как и на тяжелый запах тухлятины, разивший из пасти зверя, полоснул противника, отскакивая вбок. Мохнач по инерции полетел вперед и, зарывшись носом в листву, замер без движения.
Поляну на мгновение озарила ослепительная вспышка молнии, ударившей где-то совсем рядом. Странное, нереально яркое и насыщенное деталями зрелище навсегда отпечаталось в памяти Бертона – неподвижные тела противников, кровавые лужи на земле, отливающие серебром, острые иглы дождя, словно застывшие на лету… и в центре, будто некий символ всего этого безумия, – размытая белая фигура, в очертаниях которой таилась древняя мощь и злоба.
Затем все вокруг вновь стало темным, и почти тотчас же воздух прорезал громовой раскат такой силы, что ведьмака качнуло.
Альбинос неспешно направился к Бертону. Хотя уши ведьмака надолго заложило раскатом грома, Бертон ясно понял, что движется противник беззвучно, словно дриада, - будто не идет по ковру из листьев и хрупких веток, а плывет в паре дюймов над землей. Амулет на шее альбиноса мерно раскачивался из стороны в сторону в такт шагам, и при каждом таком покачивании медальон ведьмака заходился в коротком пароксизме. Глаза Белого продолжали буравить ведьмака двумя крупными сверлами.
Жизнь научила Бертона практически ничему не удивляться. Однако сейчас, под тяжелым взглядом альбиноса он внутренне содрогнулся – настолько странным и противоречивым было это существо.
«Да кто же ты такой?»
Ведьмак «клюнул» - в быстром прыжке выбросил клинок вперед, нанося короткий нисходящий удар. И тут же понял, что бой не будет легким.
Потому что на том месте, где только что стоял альбинос, был лишь воздух.
Несмотря на кажущуюся неповоротливость, Белый обладал поистине фантастическими для своих размеров ловкостью и быстротой. А со своим ножом обращался едва ли не лучше, чем Бертон – с мечом. Альбинос шутя отбил два выпада ведьмака, стремительно сфинтовал, якобы выполняя вертикальный удар, и внезапно выбросил вперед свой кинжал. Клинок с веселым свистом рассек воздух в па-ре дюймов от шеи Бертона, который тут же с пируэтом отпрыгнул назад, переходя в длинную стойку.
«Руки…У него слишком длинные руки…Или что у него там вместо рук?»
Ведьмак, закружившись в боевом танце, сделал пару финтов и быстро шагнул вправо, со всей возможной резкостью и силой опуская поднятый меч на голову зверя. Тот увернулся и каверзно контратаковал в развороте, молниеносно перебросив нож в другую лапу. Бертон отскочил назад, широким взмахом меча удерживая альбиноса на расстоянии. Белый, однако, и не подумал останавливать атаку: он напал сбоку, опасно размахивая кинжалом. Ведьмак, еле успев остановить движение своего меча, неудачно парировал удар лезвием. На долю секунды они сцепились скрещенными клинками, и тут противник выдал ведьмаку такую зуботычину незанятой оружием лапой, что Бертон отлетел на несколько метров.
Сноп искр, расколовший голову, показался ненамного тусклее, чем недавняя молния.
Едва удержавшись на ногах, ведьмак перекинул меч в левую руку и освободившейся правой на¬чертил в воздухе знак Аард. Невидимый молот взметнул с земли хоровод листьев, устремляясь к альбиносу.
А дальше случилось невероятное: Белый, утробно рыча, мгновенно выставил перед собой лапу с ножом в своеобразном защитном жесте. Лезвие резануло по глазам алой вспышкой, и тут же ведьмака, сотрясая внутренние органы и ломая кости, отбросило к краю поляны мощнейшим толчком.
Пожалуй, единожды за всю свою «карьеру» не сумев сгруппироваться при падении, он прокатился по земле, пересчитав по пути все корни деревьев своими ребрами и позвоночником, после чего пребольно ударился головой о дерево, прежде чем остановиться.
«Первый раз тебя ранят твоим же оружием. Право, какой позор».
Помогая себе нужным ритмом дыхания, он превозмог боль в сломанных ребрах и, хватаясь одной рукой за ствол дерева, кое-как начал вставать. Перед глазами все зыбко множилось, однако он сумел сконцентрироваться и мутно повел взглядом вокруг, ища свой меч, – тот вырвало из руки при ударе о землю.
Его восхитительный серебряный клинок валялся рядом, всего в паре метров. Какой-то частью сознания Бертон отметил, каким странно лишним выглядит меч среди листьев и травы. Он был призрачно, обманно-близок – казалось, протяни руку и возьми его, привычно ощутив холодную нежность рукояти и испытав благоговейный трепет перед прекрасным лезвием… Однако между оружием и ведь¬маком стоял Белый, с каким-то потусторонним интересом следящий за каждым движением Бертона.
Мгновение они смотрели друг другу в глаза – раненый ведьмак, с трудом поднимающийся на но-ги, и негласный хозяин окрестных лесов, реликт, возможно даже – последний представитель вида, ушедшего во тьму времен… Затем реликт, одним прыжком оказавшись рядом, громогласно зарычал и, схватив ведьмака за шею, более чем ощутимо шарахнул Бертона головой о древесный ствол.
«…они убивали его долго…так долго…»
Перед глазами выросли огромные огненные цветы – наверное, в другой ситуации ведьмак мог бы даже назвать их красивыми. Загробный колокольный звон, громом раздавшийся в голове, как нельзя лучше подошел к победному рычанию альбиноса, доносившемуся теперь откуда-то издалека.
«Такая вот у меня интересная работа».
«У меня, как ни странно, тоже есть работа».
Оглушенный ведьмак действовал уже исключительно рефлекторно. Подавив внутренний протест против резких движений, он рывком вскочил на ноги, выхватывая из-за голенища сапога нож, и в ка¬ком-то совершенно немыслимом пируэте вогнал лезвие в бычью шею альбиноса – сталь, не серебро, но тоже малоприятно. Белый, явно не ожидавший такого поворота событий, с ревом отшатнулся от ведь¬мака. Бертон, кривясь от вспышек боли, волнами гуляющих по телу, правой рукой перехватил лапу с кинжалом, уводя ее в сторону, и сильно смазал кулаком по жутковатой морде твари, сминая носовой хрящ и дробя зубы шипами перчатки. Альбинос пьяно мотнул головой, одновременно попытавшись схватить ведьмака, но тот уже выскользнул из опасной зоны и в перекате, едва чувствуя болезненное смещение поломанных ребер, подобрал свой меч.
«Мое время еще не пришло…»
О да. Трезвым, здравым умом он понимал – все плохо, очень плохо. Однако союз подсознания и интуиции говорил о том, что худшее позади и исход боя предрешен в его пользу. Шеннер неодобрительно молчал.
Кровь из разорванной брови застлала правый глаз темной багровой пеленой, отчего поле зрения Бертона временно уменьшилось наполовину. Белый обернулся к ведьмаку и нетерпеливым жестом вырвал нож из своей шеи, взметнув в воздух густые брызги крови. Окрестности огласил ужасный протяжный рык альбиноса.
В ответ Бертон не менее ужасно ощерился: лопнувшие губы разошлись в жуткой ухмылке, обнажая чуть ли не волчий оскал в пурпурных пятнах.
«Да, мой белый друг, ты совершенно прав. Мне тоже часто не нравится моя работа».
Альбинос отбросил в сторону нож ведьмака и тут же кинулся на Бертона. От его техники владения кинжалом ничего не осталось – боль и ярость выбили альбиноса из того состояния хладнокровной уравновешенности, с которым он вышел на бой. Теперь он, забыв об осторожности, лишь жаждал по¬скорее добраться до ведьмака и разделаться с ним.
Эта поспешность обернулась против альбиноса – Бертон, обманно отступая, «перетек» через несколько стоек с одновременным вращением и внезапно быстро «клюнул», застав Белого врасплох. Лапа с кинжалом полетела в сторону, фонтанируя темной кровью. Белый, тряся обрубком конечности, захлебнулся неистовым воплем.
«Это тебе за Милен, ублюдок».
Ведьмак шагнул в сторону, широким махом вспарывая альбиноса сверху донизу, и следующим движением снес противнику голову.
Она ядром покатилась по земле и замерла, скаля на ведьмака кривые зубы, возле мертвой девушки.
«Мое время еще не пришло…»
Обезглавленное тело альбиноса, нелепо загребая задними конечностями листву и землю, в корчах повалилось набок. Бертон за малым не последовал его примеру – мир перед глазами опасно покачнулся, и ведьмак был вынужден опуститься на землю, сдерживая рвотный позыв. С закрытыми глазами дожидаясь момента, когда головокружение прекратится, Бертон привычно подвел итог ранениям – три сломанных ребра и еще пара треснувших, контуженые органы, сотрясение мозга, рассеченная бровь, вырванный кусок кожи, несколько ерундовых царапин и ссадин плюс титаническая шишка на лбу. Бывало и похуже, не менее привычно подумалось ему, и он слабо улыбнулся этому нелепому оптимизму. Через минуту голова немного прояснела, и Бертон занялся бандажом ребер, обработкой ран и питьем лечебных настоек.
«Что-то новенькое: второй раз за несколько часов оказываю медицинскую помощь».
Это была уже не слепая ирония случая – это была жестокая издевка судьбы.
Шеннер, однако, прокомментировал по-своему:
«Отсюда вывод - еще пара таких «встреч», и ты сможешь уйти в храм богини Мелитэле. Будешь всю оставшуюся жизнь обучать девушек искусству врачевания ран. Крыша над головой, грев, харчи… ну и девушки, само собой. Встретишь свою старость достойно».
«А что, дельно. Я подумаю над этим вопросом».