Лето. 1977 год. Город Раккун.


Двери открылись за моей спиной - это вернулась Экселла со своей помощницей; я лишь косо взглянул на них и перевёл взгляд обратно на корабль.
– Как идёт погрузка? – начала разговор она.
– Отлично, всё практически готово. А как у тебя обстоят дела с Крисом?
– Отвратительно, твоему дружку всё-таки это удалось! Я понятия не имею, как его остановить.
– Великолепно, – произнёс я, вспомнив кое-что из нашего общего прошлого. – Я с ним работал достаточно долго, чтоб изучить его натуру, и поэтому обещаю, что скоро Рэдфилд станет для нас всего лишь воспоминанием.
Сказав это, я посмотрел прямо в глаза Экселле, а затем взглянул на Маску.
– У нас есть ещё время, пока заканчивается погрузка. Идите в Комнату монарха, устроим Крису маленький сюрприз, раз он не утратил ещё своей дерзости. Я думал, возраст меняет людей, а нет, этот остаётся всё тем же юношей.
– Альберт, у меня есть ещё одно дело к тебе. Я только что проверяла бухгалтерию и увидела не учтённые платежи, – она посмотрела на Маску и движением головы дала понять, что это дело касается лишь нас с ней.
Я скривился, начиная догадываться, о чём сейчас заговорит Экселла. Она затронула мое прошлое. Да к тому меня сильно разозлило, что эта дура так и не смогла свыкнуться, что мой подарок ей всего лишь безвольная марионетка. Вести разговоры при ней все равно, что в присутствии своей комнатной собачки.
– Так вот, – продолжила Экселла, когда её помощница исчезла, – кто такая Александра Вестроуз?
– Никогда не смей вслух произносить это имя! – злобно шипя, с паузами между славами начал я, вставая и подходя к ней. Её прыть и желчь, с которой она говорила, исчезла. Она не понимала, из-за чего этот вопрос вызвал во мне агрессию и никак не ожидала такой реакции.
– Я всего лишь хотела узнать, зачем ты тратишь огромные деньги на содержание могилы, и зачем ты перенёс прах из окрестностей Раккуна? Альберт, у нас никогда не было друг от друга секретов.
– У нас их и нет. Эта информация, которую я не хочу вспоминать, поэтому о ней говорить и не стоит. А деньги я трачу со своих личных счетов, поэтому тебя это не касается. И последнее, из Раккуна я её перенёс, потому что если тебе неизвестно, Раккуна больше нет!
Я закончил говорить и лишь продолжил раздражённо смотреть на неё.
– Странно, 1956-1977... В этот же год ты стал главным исследователем в «Амбрелле»?
– Какая к чёрту разница, что произошло в этом году?! Вместо того чтоб заниматься делом, ты задаешь мне дурные вопросы.
– Я не понимаю, что тебя так раздражает? Мне просто интересно... Ты в последнее время какой-то странный. Ладно, я пойду встречать нашего друга.
Когда она ушла, я схватил первый попавшийся предмет и швырнул об стену. Мелкие осколки, разлетающиеся от удара, словно освободили меня, и гнев стал исчезать. Я сделал глубокий вдох и почувствовал себя снова прежним, спокойным и рассудительным. Хоть что-то ещё внутри терзало меня, Экселла напомнила мне о кое-чем, что я так хотел забыть...


***

Первые числа июля в 1977 году выдались особенно жаркими. Недавно мы разговаривали с Уильямом о моём отказе работать на «Амбреллу», он внимательно выслушал меня и лишь только разочарованно скривил лицо, но ничего не сказал мне на это. Он понимал, что отговаривать меня было бессмысленным занятием, хотя он очень давно уже говорил о нашей будущей совместно карьере. Но пост ведущего исследователя, если честно, подходил ему куда больше, чем мне, я всего лишь понимал эту область науки, а Уильям жил в ней, а это очень большая разница. «Амбрелла» восприняла мой отказ абсолютно спокойно, не пытаясь меня переубедить, и в данный момент я уже был готов хоть сейчас уезжать из города навстречу неизвестному, но настолько притягательному будущему.
Я шел по центральной улице города, направляясь в одно замечательное кафе, расположенное ближе к окраинам, где меня ждала Алекс. Этот день должен стать одним из величайших дней в моей жизни... Я опустил руку в карман, чтоб ещё раз удостоверится, что кольцо на месте. Сегодня за обедом, я сделаю ей предложение, и это станет началом нашей совместной жизни.
Сердце билось быстрее в предвкушении сегодняшнего события, но внешне я оставался абсолютно спокоен. Эта черта была у меня ещё с детства, и ее я старался совершенствовать разными способами, например, беря книгу и садясь читать её в шумное помещение. Поначалу окружающий шум меня отвлекал, делал раздражительным, но потом я научился сосредотачиваться на том, что мне действительно надо.
Дошагав до поворота, от которого оставались считанные метры, я остановился около лужи, оставшейся от вчерашнего вечернего дождя. Ветер отсутствовал, и водяная гладь сейчас выступала в роли зеркала. Я посмотрела на своё отражение, чтоб проверить, что выгляжу на все сто процентов. Рядом с лужицей стояла красная машина, за тонированными стеклами которой смутно угадывались очертания водителя. Делать остановку здесь было запрещено, но, похоже, водителя этот маленький запрет не очень волновал. Впрочем, как и меня. Сейчас меня волновала лишь встреча с Алекс.
– Привет! – ласково поприветствовала меня она, когда я подошёл к столику.
Она сидела на открытой площадке, и до того, как заметила меня, любовалась на озеро в парке, где мы когда-то гуляли.
– Привет! – в тон ей ответил я.
Наши взгляды встретились. Непокорная прядь вьющихся волос прикрывали часть её миленького личика. Почему-то мне вспомнилась школа и то, как мы друг к другу обращались, как смотрели друг на друга. Казалось, что все это было очень давно. Казалось, что мы были знакомы всегда, и мисс Вестроуз вот так вот всегда мило смотрела мне прямо в глаза, проникая взглядом в самые отдалённые уголки моей души.
– Прости, я немного задержался, – немного смущенно промолвил я после короткой паузы. В этот раз я действительно испытывал не присущее мне смущение, потому что это разговор должен определить мое дальнейшее будущее. Смысл моего существования в этом мире…
– Ничего. Ты пешком шёл? Знаешь, ты первый человек, которого я знаю, кто ненавидит машины.
– Не то, чтобы я их ненавижу, я просто не люблю сидеть за рулём. Поэтому когда ситуация позволяет, я лучше пройдусь пешком. Тем более у нас такой город, что машина в принципе и не нужна.
– Всё-таки, ты особенный, – она посерьёзнела, – ты, возможно, не замечаешь, но ты не такой как все.
– Не знаю, мне казалось, что у меня столько же ног и рук, как и у всех остальных, но если ты вдруг увидела что-то... – иронично начал я.
– Да нет, – добро усмехнулась девушка, – ты человек, но что-то тебя отличает. Что-то выделяет на фоне остальных...
– Ну, тогда надеюсь, хоть в лучшую сторону?
– Конечно, в лучшую.
– Ну, тогда всё в норме! Ладно, это конечно всё хорошо, но у меня есть дела более насущные. «Амбрелла» предупреждена, и Уилл тоже в курсе, я теперь свободен!
– Правда? Наверное, Уильям расстроился, он рассчитывал, что в случае чего может опереться на тебя.
– Ему не нужна опора. Ему уже дали какие-то данные, и он мне целый час, не спрашивая интересно ли это мне, рассказывал о всяких синтезах. Понимаю, что он на этом повёрнут, но мне это зачем? Эта должность просто создана для него, а мне это не интересно. Так что, хочешь, мы прямо сейчас берём вещи и деньги, и уезжаем из города?!
– Знаешь, как-то это всё быстро у нас получается. Вчера мы только начали обсуждать эту тему, а сегодня уже всё готово. У тебя какой-то военный склад ума.
– Ну, тогда, уже дело в шляпе. Стану полицейским, дослужусь до капитана, буду руководить группой, ловить преступников.
– Нет, это я просто так сказала, к слову! А ты уже готов ринуться в бой. Я бы не хотела, чтоб у тебя профессия была связана с опасной деятельностью. Ты для меня очень дорог, и любая возможность тебя потерять, для меня равноценна смерти.
Я посмотрел на неё, и положил свою ладонь на её руку.
– Ничто не способно в этом мире нас разлучить. Мы выше всего этого.
Она улыбнулась, хотя казалось, что часть ее сердца терзается беспокойством, что лишь слегка отразилось на ее личике на какое-то мгновенье.
– Просто мне показалось, что я слишком давлю на тебя своим желанием уехать. Получается всё как-то по-детски, безрассудно.
– А разве, эта безрассудность и ни есть настоящая жизнь? Можно создать стратегию на определённый промежуток времени, но нельзя составить точный план жизни. Поэтому что-то ожидать бессмысленно, не нужно ждать удачи, её можно просто породить, для этого нужно лишь приложить чуточку усилий.
– А знаешь что, – сказала она после паузы, – а давай действительно уедем отсюда, не знаю куда, прямо сейчас сядем в машину, прихватим собой, что нужно и уедем. Безумие, но рядом с тобой мне море по колено.
– Тогда я оплачу свою чашку кофе и круасан, – сказал я, – и можем ехать, только захвачу его всё-таки с собой, а то чую, что ближайший обед будет не так уж скоро.
– Постой! – крикнула она мне, когда я уже начал вставать, протянув руку в мою сторону, как бы удерживая меня на месте, – сядь, пожалуйста. Мы разговорились, и я забыла о главном, что хотела тебе сказать...
– Да кстати, я тоже хотел...
– Постой, не перебивай, это очень важно. Вообще, ты помнишь ту ночь на пляже, месяц назад?
– Конечно, я помню, эту незабываемую ночь...
– Так вот, кажется, я беременна... – она немного опустила голову, и, прикусив нижнюю губу, смотрела на меня, видимо не зная, какую реакцию ожидать.
– Ч-что? – начал я и пододвинул стул, как только мог ближе. Мой голос дрогнул.
– Ну, кажется, что у нас с тобой будет ребёнок.
– Нет, погоди, кажется или будет?
– Ну, просто последние дни у меня… как это сказать то… в общем появились некоторые признаки, а если посчитать, то дело выпадает как раз на ту ночь на пляже.
Я отвёл взгляд в сторону, во мне всё словно поменялось местами, иксы стали игреками, кислоты щёлочью. Это было что-то, что я не мог себе даже представить, к чему не был готов, хоть всегда говорил, что нужно вообще ничего не ждать, чтоб быть готовым ко всему. Но это было то, против чего его я был бессилен.
– Это потрясающе! – наконец вымолвил я, подвинув стул на её сторону, а затем нежно обнял и поцеловал её, – Я люблю тебя, и это событие отличный повод для начала новой жизни, – произнёс я, после чего снова поцеловал Алекс, – Тогда, когда я приду, я тоже скажу тебе что-то очень важное!
– Буду, с нетерпением ждать тебя! – обольстительно произнесла она.
Алекс пошла в сторону машины, а я, достав своё портмоне, отсчитал нужную сумму. Денег было внутри столько, сколько не хватит и одному человеку на месяц, но сейчас передо мной, не было неразрешимых проблем и нехватка средств для начала новой жизни была делом легко поправимым.
Я встал из-за стола, когда уладил с официантом финансовый вопрос и направился к выложенной хорошо оттёсанным камнем лестнице, где за тротуаром начиналась проезжая часть и общественная стоянка. Там Алекс припарковала свою машину. Когда я ступил на вторую ступеньку, раздался глухой стук. Красная машина, которую я видел недавно припаркованную в неположенном месте, на огромной скорости выехала на противоположную полосу и, мчась вперёд, сбила Алекс. Её тело подбросило на несколько метров вверх. Машина, не останавливаясь, поехала дальше, когда Алекс, ударилась о крышу автомобиля и кубарем отлетела на несколько метров в сторону. Раздались крики прохожих, проезжающие мимо машины остановились, из них вылезли водители, которые побежали к пострадавшей. Всю округу наполнил шум и крики, но лишь малая часть этих звуков доходила до моего сознания. Казалось, что всё время замедлилось, звук отдавался ужасным басом, все люди двигались не быстрее улитки после дождя, а тело Алекс продолжало неспешно котиться на асфальте. Круасан медленно выпал из моих рук. Время или моё мышление вернулось к нормальному состоянию, я мог сейчас трезво взглянуть на вещи, происходящие вокруг меня.
– Алекс! – громко крикнул я, бросившись к неподвижному телу, и повторил уже тише, – Алекс!
Толпа, подошедшая к ней, расступилась, позволяя мне подойти к свой любимой.
– Да что вы тут стоите, живо врача сюда!
Я взял руками её лицо, которое сейчас было наклонено на бок, и повернул к себе. Два моих пальца инстинктивно оказались на шее, пытаясь нащупать пульс. Под чувствительными подушечками пальцев я явно ощущал повторяющиеся удары, которые свидетельствовали что Алекс всё ещё жива.
«Боже. Она жива! Жива» – крутилось у меня в голове.
Я окинул взглядом тело, замечая множество кровавых потёков. Те места, на которые пришлись многочисленные удары, просто лопнули под приложенной на них силой. Её ноги и одна рука, приняли неправильное положение, а из правой ноги ближе к тому место, где должна находиться чашечка, торчал, словно белое лезвие кинжала, острый кусок сломанной кости. Полученные травмы были фатальными, и я как отличник биологии и химии, человек который получил за это грант и предложение работать на фармацевтическую компанию «Амбрелла», видел, что полученные травмы не совместимы с жизнью. Это большое чудо, что при аварии голова оказалась лишь слегка оцарапанной, и сердце осталось неповреждённым. Оно продолжало качать кровь по организму, чтобы выплеснуть ее из многочисленных ран. Но я отказывался смириться. Вера это последнее и самое важное, что можно отнять у человека. Все научные постулаты и здравый смысл сейчас были для меня ничем. Я как мальчишка стоял над нею, надеясь и веря, что всё будет хорошо и Алекс выживет.
В один момент её брови медленно поднялись и глаза не двигаясь, уставились на меня, казалось, даже перевести взгляд было для неё немыслимым. Я смотрел ей в лицо и видел то, как двигались её мускулы в попытках пошевелить телом, которое больше ей не подчинялось, лишь только левой рукой она смогла зацепиться за мою рубашку. Я наклонился над ней, чтоб уменьшит расстояние между нами. Уголки ее рта дергались, она пыталась заговорить, но каждое её движение отзывалось невыносимой болью.
– Альберт.
– Тихо, тебе нельзя двигаться. Скоро придёт врач, тебя вылечат. Всё будет хорошо, и мы уедем, куда только ты не пожелаешь. У нас будут дети, много детей. А мы с тобой будем жить долго, не зная горя.
– Слишком… хорошо, чтоб… быть… правдой, прямо… как в раю...
– Поверь мне, всё будет хорошо, вот... – сказал я и достал маленькую чёрную коробку из кармана, – я хотел тебе сделать предложение, но вот... в общем, делаю его сейчас. Ты выйдешь за меня!? – мои слова сбивались, говорить было сложно, но не из-за волнения, а из-за подступающих слёз. Всё моё тело будто дрожало, понимая абсурдность этого предложение, но это было важно, чтоб несмотря, ни на что я его сделал. Её рука небрежно хватилась за кольцо, и, вытащив оттуда, она сжала его в своей руке, как бы символизируя согласие на моё предложение.
Она продолжала смотреть на меня, ничего не говоря. Её веки стали закрываться, уголки глаз покраснели и наились влагой.
– Я люблю тебя, Альберт Вескер, – подражая тому моменту на пляже, сказала она, – И всегда буду рядом.
Её глаза закрылись, мускулы на шее расслабились, и сердце в последний раз ударилось и замерло...
– Стой, не уходи! Не покидай меня, – вырвалось откуда-то из глубин меня, – Ты мне нужна, не умирай, прошу, – отрывисто говорил я. С моей щеки сорвалась одна большая капля и ударилась, разбиваясь на десятки более мелких об лицо Алекс.

Вой сирен доносился уже рядом, но это не могло изменить того, что случилось. Я положил её голову на землю и встал, делая пару шагов в сторону, сам не понимая зачем. Я запрокинул голову и истерически заорал. Вся моя сила контроля, самообладание над собой, покинула меня. Я не мог и не желал себя сдерживать ни от чего. Вместе с исходящим из меня криком, мне как будто самому становилось легче. Я схватился за голову, пытаясь унять одолевшее меня безумие и оглянутся, посмотреть на врачей. Но я не мог, я не мог видёть её безжизненное тело. Я слышал, как врачи что-то делали над ней, но потом всё смолкло, и я мог чётко разобрать приближавшиеся ко мне шаги. Хотелось заорать, крикнуть, чтоб от меня отстали.
«Засунь себе все свои соболезнования. Не смей говорить мне ни слова, а то клянусь, ты будешь лежать здесь рядом в таком же состоянии. Заткнись! Я знаю, что она умерла... Александра Вестроуз умерла...».
Но ничего этого я не сказал, я лишился рассудка, и ближайшие мои воспоминания начинаются только с вечера, как я очнулся на скамье рядом с одним из домов в западной части города, где и делать мне было нечего. Я быстрым шагом пошёл в сторону дома Уильяма, не желая появляться у себя, где присутствовали вещи, которые мне напоминали бы о сегодняшней катастрофе.
Пока я шел до дома Уильяма, солнце, садясь, издевательски светило мне в глаза словно стараясь, лишний раз меня разозлить. Во дворах и на улице резвились дети, которые носились взад и вперёд, орали что-то неразборчиво и раздражающе смеялись, иногда посматривая на мрачную фигуру, которая проходила рядом с ними. Золотой оттенок деревьев теперь мне казался кровавым, наверное, из-за более старой листвы, а не зелёной, которой она была в конце мая. Рядом со мной шли прохожие. Они бросали на меня недоуменные взгляды, толи что-то изучая, толи узнавая меня и делая при этом печальное лицо. Но меня раздражала их фальшивая печаль, потому что на самом деле никому из них и дела не было до меня. Человечество привыкло неприкрыто врать друг другу даже в самых сложных ситуациях, делая вид, что их тревожат проблемы другого, а на самом деле думая лишь только о том, что их ждёт дома, и что приготовить сегодня на ужин, так как сидя и слушая этот печальный рассказ, они уже давным-давно проголодались. И в лучшем случае они подумают только, чтоб это не случилось с ними. Но на завтрашнее утро, они продолжат жить, как и прежде, и урок чужого горя их ничему не научит, пока они сами не попадут в такую же паршивую ситуацию. Человек настолько слаб и жалок, что он даже не может позаботиться о себе, и что тут говорить уже об окружающих. Каждый из них живёт лишь одним днём и только для себя, только лишь пополняя мусор в природной копилке, который остаётся после их смерти. Лишь только избранные дали этому миру что-то, а остальные пользуются этим, считая, что так и должно быть и это в порядке вещей. Но они все ошибаются. Ошибаются. В силу их жалкости они просто не могут мыслить выше, они вообще ничего не могут. Как я их всех презираю...
Путь до дома Уильяма длился около сорока минут. Я остановился перед белой входной дверью и нажал на звонок. Двери мне открыл Уильям.
– Привет, переночевать у тебя можно?
– Привет, входи! Конечно, оставайся. Я рад, что ты появился. Я сегодня оббегал весь город, разыскивая тебя, но так и не нашёл. Четно говоря, я уже начал думать, что ты сделал нечто нехорошее с собой.
– Всё нехорошее, что могло произойти, уже произошло. Слушай, а она точно умерла? – мне вдруг показалось, что на самом деле она подала признаки жизни, и врач мне хотел сказать об этом. А вдруг мне это только почудилось и она сейчас дома, а я...
– Альберт, ты же был на месте аварии, она … – Уилл не договорил последнее слово и печально посмотрел на меня.
– Её сбили. Это была черная машина, я её видел, когда я шёл в кафе. Она стояла припаркованная рядом.
– Его поймали.
– Что?
– Насколько я понял, что говорил Майкл, задержанный был в нетрезвом состоянии. Его личность установлена и он сейчас в РПД.
Мой взгляд застыл в той точке, где его остановили слава Уильяма. Немного поразмыслив, я встал и направился к выходу.
– Ты куда? – взволнованно спросил он.
– К Майку. Я хочу, чтоб он отвёл меня к этому ублюдку!
– Стой же ты! – Уильям оббежал меня и толкнул обратно. – Понимаю, что у тебя горем скрыт весь здравый смысл, но не настолько же! Пойдя туда, и начав свои разбирательства, ты окажешься в той же камере.
– А это как раз то, чего я и хочу!
– Альберт! Альберт! – взял он меня за плечо и приблизился, – Стой, давай сегодня ты ничего не будешь предпринимать, а завтра и решим всё. А сегодня ты просто выспишься.
– Ладно! – сказал я, согласившись с тем, что мои разбирательства на ночь глядя, приведут только к неуместному скандалу.
Эта ночь была ужасной, мне снились кошмары. На утро Уильям сказал, что я иногда начинал бредить. Но на его предложение показаться к психологу, я ответил отказом.
Выйдя из дома Уильяма, я направился в дом к Майку. Это был знакомый отца Уильяма, который жил на той же улице что и Алекс. Двери открыла его жена, я немного опоздал, и он уже уехал в полицейский департамент. Поблагодарив его жену и выслушав ещё одни слова соболезнования, я отправился прямо в здание полиции, где и встретил Майка.
– Доброе утро, мистер Петерсон.
– Привет, Альберт. Слышал про случившееся, мне очень жаль.
– Именно поэтому я здесь, мне сказали, что его задержали.
– Да, мне вчера так сообщили.
– Значит, не вы его задерживали?
– Нет, у меня вчера был выходной. Мне сообщили что парень, не соображал даже, где он находится.
– Значит, вы уверены, что пьяный человек, находясь в таком состоянии, что не помнит как его зовут, стоял на повороте и именно когда она стала переходить дорогу, заметьте, на пешеходном переходе, черная машина, огибая все препятствия, на высокой скорости едет и, как случайность, врезается именно в неё, а потом аккуратно огибает машины и скрывается за поворотом. Вы не объясните мне, что это за чудо?
– Ты что хочешь сказать, что это было подстроено? Здесь, между прочим, здание полиции.
– Полицейские такие же люди, вы сами же сказали, что вы его вчера не видели?
– Не видел, но мне говорил тот, кто участвовал в задержании. А это мой друг.
– А вы уверены, что этот друг действительно человек, которому можно доверять?
– Да, что ты себе позволяешь?
– Я хочу его увидеть.
– Ни за что на свете! Альберт, не дури.
– Майкл, мне нужно его...
– Нет, нет и ещё раз нет! Похоже, что этот инцидент сильно вывернул тебе мозги, – голосом, немного с хрипотцой, которая была присуще ему, произнёс он, – Не хватало, чтоб ты мне его ещё задушил тут, а крайним буду я!
– Майкл!
– Нет.
– Но...
– Пошёл вон, – вскочил он с кресла и показал рукой на дверь, – или рискуешь оказаться за решёткой.
Я злобно посмотрел на него и вышел из здания РПД. В этот момент я пообещал отомстить за ту, которую любил, с которой хотел прожить всю свою жизнь, за неё и за убитого вместе с ней нашего ребёнка. Я найду виновника и отомщу за них, и за ту умершую вместе с ними часть себя, которая как ещё вчера днём говорила Алекс, была более лучшей. Я взглянул на газету, которую сегодня утром прислали Уильяму, и посмотрел на фотографию человека, которого вчера запечатлел один журналист и имя которого было Джек Миллер, именно он сидел вчера за рулём красного автомобиля, сбившего молодую девушку. Имя и лицо навеки впились в мою память, я запомнил каждую черту, каждый уголок его лица. Когда-нибудь я его найду, и он дорого заплатит за то, что сделал в начале июля злополучного тысяча девятьсот семьдесят седьмого года...