- А пассажирского транспорта у вас здесь нет? – спросил Барни.
Двухчасовая прогулка его несколько утомила.
- Есть, только ярусом ниже.
- Ты хочешь сказать, что под нами продолжается город?
- Пятьдесят километров вниз – средний ярус. Там всё по-другому, почти так же, как у вас, людей. А здесь старая часть Фьори. Это самые первые округа. Уже живя здесь, отстраивали нижние ярусы.
- А сколько их всего там, внизу?
- Ниже среднего на двадцать километров – производственный ярус, там крупные заводы. А ещё ниже – сорок километров – энергетический. Он расположен у самой мантии ядра Фьори.
- Значит, вся ваша планета изрыта насквозь?
- Не вся. Даже самое мощное геооборудование не в силах справиться с километровыми пластами гранита.

Внезапно Лекс остановился перед гладкой обработанной стеной. Приглядевшись, Барни заметил какие-то непонятные знаки на тёмно-сером вертикальном камне.
- Что это? – кивнул Барни на высеченную надпись.
- Сто тридцать восьмой грот, - как-то нерешительно, словно сомневаясь в своих словах, ответил Лекс.
- И что?… - Барни выжидательно смотрел на растерявшегося фьорела. Неуверенность для вечного космического бродяги, такого, как охотник, - чувство по меньшей мере странное. – Тебе сюда надо? - Богарда немного разозлил ступор попутчика.
Лекс отрицательно покачал головой. Но через несколько секунд добавил:
- Я не знаю.
Не долго думая, Барни шлёпнул рукой по знаку. Красные прожекторы над головами пришли в движение, и через пару минут гранитная стена сдвинулась с места. Через узкие двери они вошли внутрь грота. Метров сто абсолютного мрака коридора, и они оказались в просторном помещении.
Первый раз Барни видел светлые тона в подземельях Фьори. Бело-розовый мрамор покрывал стены и потолок грота. Пол был выстлан чем-то гладким и мягким, светло-бежевого цвета, очень похожим на обычное покрытие пола. Но после нескольких шагов по странной поверхности, Барни стало не по себе. Бежевый пол при ближайшем рассмотрении оказался человеческой кожей. Несколько сотен лоскутов соединенных между собой в полотнище искусным швом, некогда снятых с груди мужских представителей вида Homo sapiens.
По всей комнате были расставлены непонятные предметы причудливых форм, высеченные из цельных кусков того же бело-розового мрамора. Проходя мимо одного, Барни заметил на мраморном монолите множество отверстий, ниш, дверок. Было очень похоже на мебель, созданную в больном воображении дизайнера. Издалека розовый камень казался огромными бесформенными кусками обескровленного мяса. Чем дальше шёл Барни, тем ближе к горлу подступала волна тошноты. В одной из комнат во множестве были разбросаны высушенные конечности, хвосты и головы разных животных. В этом хаосе из мумифицированных членов Барни увидел пару человеческих рук. Закрыв глаза, он с усилием подавил тошнотворный приступ. В данный момент представитель цивилизации людей ни за что бы не принял фьорелский быт, где человеческая кожа на полу была незаменимым материалом в санитарно-гигиеническом плане, бело-розовая мебель – весьма удобной и многофункциональной, а высушенные части – всего лишь игрушками для детёнышей.

Их встретил фьорел с тремя полосками на голове. Приблизившись к Лексу, он продемонстрировал острые трёхсантиметровые клыки. Это был высокий и мощный самец, и даже Лекс, не самый мелкий охотник в природе, смотрелся рядом с ним очень скромно.
Лекс тоже показал зубы, но его клыки были вполовину меньше. Такого фьорела Барни видел впервые. Но бунтарская охотничья кровь не дала ему даже как следует испугаться.
- Иди за мной, - сказал фьорел Лексу.
Они миновали ещё несколько комнат - точных копий предыдущей. Следующим был небольшой холл с низкой широкой кроватью, накрытой белой лохматой шкурой.
От вида семерых потребителей, таких же громадных, как и тот, который их встречал, Барни вздрогнул. Вот они, настоящие фьорелы, цвет нации, истинные самцы. Охотники на их фоне никто, генетический мусор. Барни заметил, как потребители высокомерно смотрят на Лекса, который не обращал на них никакого внимания. Сейчас его интересовала красавица самка, лежащая на белой шкуре, а не её устрашающий гарем.
- Подойди, - чуть слышно прошептали её губы стоящему на пороге Лексу.
Он подошёл к кровати совсем близко. Те самцы, которые сидели рядом с самкой вскочили, а стоящие вокруг потянулись к Лексу, обнажив клыки. Они порвали бы охотника в клочья за несколько секунд, защищая свою собственность.
- Назад, - остановил их слабый оклик самки.

Потребители повиновались.
- Тебя зовут Лексус? – спросила она.
На короткое время Лекс онемел, не в силах оторваться от созерцания фьорелки. Тонкие изящные линии её лица, присущие только благородным аристократкам, были прекрасны. Яркие красные губы блестели, словно покрытые свежей кровью. Огромные синие глаза были полуприкрыты пушистыми ресницами, а чёрно-белый волос небрежно разметался по подушке. Длинные одежды полностью скрывали её тело, но под гладкой атласной тканью прорисовывались упругие формы. Казалось, вся она пышет жизнью и здоровьем. Но ядовитый румянец на щеках, серые круги под глазами и неприбранный против обычая волос, разрушали картину кажущегося благополучия.
Немного придя в себя, Лекс представился.
- Я помню тебя, - сказала фьорелка. Её голос слабо дрожал. – Ты из второго гнезда. Тогда, вас родилось шестеро, - она замолчала, собираясь с силами, потом продолжила. – Две самки, трое потребителей и ты. Один с пятью полосками… Сиделка сказала, что так не бывает. Никогда охотник не рождался один. Я хотела оставить тебя на Фьори, но клан был против.
- Зачем ты меня звала? – холодно спросил Лекс, явно не испытывая к своей матери даже намёка на родственные чувства.
- Я понимаю, я для тебя никто, - ей было трудно говорить, каждое слово давалось с болью. – Наверное, ты даже ненавидишь меня.
- Мне безразлична твоя судьба, - сказал Лекс. – Так же, как тебе безразлична судьба охотников, которых ты родила.
- Ты не прав, - она попыталась приподняться на локтях, но тут же обессилено упала на подушки. Двое потребителей подскочили к ней и, придерживая, помогли сесть. – Пусть я не помню ваших лиц, не знаю ваших имён, но я знаю, что вас тридцать семь. Каждого я носила под сердцем и каждого рожала в муках. Я чувствую вас всех, я знаю, когда вам плохо.
- Да, что ты знаешь, - на бледном лице Лекса не шевельнулся ни один мускул. – Откуда тебе знать, каково это жить в космосе одному, когда нет никого, когда тебя никто, нигде не ждёт, когда ты годами не ступаешь на землю, и вакуумный холод разъедает душу. Что ты знаешь об этом?!
- Таковы законы Фьори, - в отчаянии сказала она, стараясь унять одышку. – Я только мать.
- Мне не нужна мать, - голос Лекса был под стать холодным гранитным скалам Фьори. Он развернулся и пошёл к выходу.
- Стой, - из последних сил крикнула она. – Вот, возьми.

Дрожащей рукой она протягивала Лексу серебряную цепочку, на которой висел светящийся камень, оплетённый тонкой платиновой нитью. Лекс недоверчиво посмотрел на фьорелку, но всё-таки подошёл и забрал цепь.
- Это «живой камень», - сказала она, почти задыхаясь. – Энергетический канал. Он поднимет и мёртвого. Мне он больше не нужен… Я знаю, что-то изменится на Фьори, - Лексу показалось, что она бредит. – Ты поможешь ей, а камень тебе.
Лекс сунул подарок в карман и пошагал к дверям. Барни отправился следом. Вдруг их снова остановил голос фьорелки:
- Лекс, - её лицо стало землисто-серым и покрылось капельками пота. Без энергетики камня она таяла на глазах. – Береги его.
Сначала Лекс не сообразил о ком идёт речь, но по взгляду фьорелки, обращённому в сторону Богарда, догадался о ком он должен позаботиться.
Они вышли на улицу.
- Зачем ты так с ней? – Барни не мог не отреагировать на поведение Лекса. – Должна же в тебе быть хоть капля сострадания. Ведь, она твоя мать.
- Аммаридонора Сфорц мне никто. Она чужая.
- Она же тебя родила.
Лекс метнул на Барни бешеный взгляд:
- Вот за это я её и ненавижу!
Больше убеждать фьорела Барни не стал.

Уже когда они были на катере, Барни осторожно спросил:
- Сколько лет ты не видел свою мать?
- Этот срок равен моей жизни, - раздражённо отозвался Лекс, не отрываясь от пульта.
Как и любого другого охотника, сразу после появления на свет его с Фьори увезли. Пятнадцать голых беспомощных младенцев, родившихся в тот день в округе, сложили в автономный контейнер с подогревом и отправили на дальнюю орбиту планеты. На пять долгих фьорелских лет космическая станция-интернат становилась для маленьких охотников домом, а старые фьорелы заменяли и мать, и семью. Своего вожака Лекс не забыл бы никогда. Он помнил каждую морщинку на его лице, тёплые руки, которые давали еду и жестокое «Уходи».
По меркам людей ему было всего четырнадцать. В тот день он дрался. Из-за скудной добычи он порвал пятерых. Сначала они вшестером долго гоняли по отсекам худосочного грызуна, а когда решили съесть, голод спровоцировал в них агрессию. В воздух летели клочки одежды и кожи, пол и стены забрызганы кровью, а на телах нет живого места.
Маленький глазок камеры чутко следил за остервенелой дракой, а два наблюдателя вели неспешную беседу:
- Да, ты самых лучших стравил, - говорил один.
- Они выросли, - тихо сказал второй.
- Ты прав.
- Жалко.
- Ты стал сентиментален.
- Я таким и был.
- Жизнь их не пожалеет… Кто первый?
- Лекс. Он агрессивней и сильней. К тому же он становится в стае лидером.
- Когда?
- Прямо сейчас.
Где-то сбоку зашуршала пневматика двери, и перед молодыми охотниками появился вожак:
- Лексус, пойдём со мной.

Юный фьорел тут же повиновался. Он отшвырнул в сторону убитого хомяка и, оскалившись на поверженных драчунов, пошёл вслед за вожаком.
Они стояли перед новеньким катером в шлюзовой. Молодой зализывал глубокие кровоточащие раны на руках, а старый молча наблюдал за ним.
- Послушай, Лекс, - наконец-то сказал вожак. Лекс опустил руки и поднял глаза. – Ты уже взрослый. Ты сильный и умный, ты многое знаешь.
Старик замолчал, а молодой продолжал пристально всматриваться в печальные темно-синие глаза. Лекс знал, что когда-нибудь этот день настанет. Их готовили к этому дню, им говорили, что это самый счастливый день в жизни любого охотника. Но сейчас вместо воодушевления и восторга Лекс испытывал нечто иное. Мир был расколот пополам. В одной его части вместилось всё: цивилизации, планеты, города, радость и печаль, слёзы и смех, а в другой части, глубокой, как бездна и непомерно огромной для одного, лишь тоска и боль.
- Это хороший катер, - сказал вожак.
Лекс согласно кивнул, не отрывая своих глаз от глаз старика.
- Ты должен уйти, - обожгли холодные слова.
Но молодой охотник не пошевелился.
- Уходи, - снова повторил вожак.
- Куда? – голос Лекса дрогнул.
- Космос большой. Уходи, - и не капли жалости и пощады.
По пустым отсекам и коридорам катера Лекс шёл, словно во сне. Шаги гулко отдавались в тишине, настойчиво напоминая о пустоте вокруг. Очнулся он только за пультом, когда катер парил рядом со станцией. Он долго смотрел на замершие дальние звёзды, а губы слабо шептали:
- Я не хочу… я боюсь…

- А отца своего ты знаешь? – внезапный бесцеремонный вопрос Барни разрушил призрачные воспоминания прошлого.
Ответом были злой взгляд, оскал и грубые слова:
- Эту тварь трахает не менее двадцати самцов в день! Так как ты думаешь, кто мой отец?! – к концу фразы Лекс почти сорвался на крик.
«Значит, эмоции этого хищника на пределе», - подумал Барни.
- Порядки у вас, однако, - он всего лишь хотел посочувствовать Лексу, но нарвался на злобное: «Заткнись!»
- Пойду-ка я к Ральфу, - смирно сказал Барни.

Всё время поглядывая на разъярённого Лекса, Барни вылез из кресла и поспешно удалился в жилые помещения. «Неблагополучная семья была у мальчика, - подумал он, шагая по коридору. – Зря я спросил».
Ральф сидел прямо на полу в каюте и как завороженный смотрел на голографический экран, паривший в воздухе. Барни подошёл ближе и опустился на пол рядом с профессором. В ограниченном сферическом пространстве бегала рыжая девчушка лет пяти. Она весело смеялась и подбрасывала вверх цветной мяч. За её спиной на заднем плане был небольшой дачный домик, вокруг которого росло множество деревьев с диковинными плодами. Здесь спели апельсины в синюю полоску, яблоки в форме зайца, груши-кубики и бананы с ореховой начинкой. Целый сказочный мир созданный биологом-генетиком Штамером и причудливыми фантазиями маленькой воспитанницы. С первого дня появления Тари на свет вся жизнь и работа профессора были посвящены ей. Он оберегал свою малышку, заботился, растил, как настоящий отец, а расставание практически убило его. Только с помощью психиатра он выбрался из глубочайшей депрессии и понемногу ожил. Но время от времени память настойчиво возвращала его в те счастливые дни, когда рыжая шалунья была рядом. А сейчас, безмерная радость от предстоящей встречи смешивалась с тревогой и страхом. Он знал, что Лекс может многое, но, ведь, не всё. К тому же этот хищник подчиняется только призраку, жизнь Тари ему безразлична. А если что-то пойдёт не так, если Зверь передумает?
- Барни, - он внезапно резко повернулся. На его осунувшееся лицо нельзя было смотреть без жалости. – Если с Лексом что-нибудь случится, обещайте помочь ей.
- Если с Лексом что-нибудь случится, нам самим бы кто-нибудь помог, - ответил Барни без особого энтузиазма.
Старый голографический фильм напомнил ему о недавнем счастливом прошлом, которого он лишился благодаря этому рыжему чудовищу, резвившемуся в центре сферы. Никогда его жизнь не станет прежней. В агентство придёт другой управляющий, Таня его никогда не простит, а две белокурые близняшки будут называть отцом другого. В данный момент он ненавидел Тари и не желал ей ничего хорошего.
Но пересилив себя, он почти дружески спросил:
- Сколько ей сейчас лет?
- Восемнадцать, - ответил Ральф.
- Большая девочка, - сыронизировал Барни.
- Для меня она всегда останется малышкой… А куда мы сейчас летим?
- На ближайший астероид. Там собирается свора.
- Что такое «свора»?
- Это 23 охотника плюс наш Лекс.