Забравшись с ногами в большое кресло и мечтательно уставившись в никуда, Хоук что-то мурлыкала себе под нос, перебирая струны лютни. На ее лице играла легкая улыбка, и вся она была какая-то бесконечно уютная и домашняя. Бетани невольно залюбовалась сестрой: пусть та часто шутила, что вся красота мамы была наглым образом присвоена младшенькой в ущерб другим детям (в особенности Карверу), но это не было правдой. Леони была очень похожа на отца – прямые, четкие черты лица, смуглая кожа, непослушные каштановые волосы делали ее довольно привлекательной. Но главным украшением сестры всегда были глаза. По поводу глаз Леони тоже часто шутила, что Создатель так и не определился, какой цвет глаз ей больше пойдет – пронзительно-голубой мамин или тепло-медовый отца, так что оставил какой-то промежуточный вариант. Так или иначе, вышло просто потрясающе – густая синева ближе к зрачку плавно переходила в расплавленное золото, и казалось, будто глаза мерцают, как горящие угли. Бетани как-то заметила, что их цвет меняется в зависимости от настроения сестры: когда Хоук была в хорошем расположении духа, золото подавляло синь, и глаза лучились теплым светом; но если девушка была расстроена или зла, глаза стремительно темнели и становились похожими на два бездонных омута. О да, если бы Бетани предложили, она бы с радостью согласилась обменять свою яркую красоту на такие глаза.
При виде сестры, что-то тихо наигрывающей на лютне, Бетани не могла сдержать счастливую улыбку. Она очень, очень давно не видела Хоук вот такой - спокойной и умиротворенной. С тех пор, как они перебрались в Киркволл, что-то неуловимо изменилось в ее сестре, сделав ту жестче, категоричнее. Хоук все время была точно натянутая тетива, только тронь - выстрелит. То, чем им приходилось заниматься, отрабатывая долг Атенриль… Всю ответственность, все тяжелые, грязные решения Хоук брала на себя, по мере сил оберегая младшенькую от мерзости преступного мира. Бетани уже привыкла к тому, что золота в глазах Хоук почти не осталось.
Но сейчас, глядя на сестру, Бетани не могла поверить, так сильно та изменилась за месяц, проведенный в Башне. Будто бы в Киркволле Хоук заковала себя в панцирь из расчетливости, жестокости, несгибаемой воли и едкого сарказма, а сейчас, наконец, избавилась от него, став такой, как была когда-то бесконечно давно, когда еще был жив отец. Сейчас перед Бетани сидела не Защитница Киркволла, лучший боец с оружием в обеих руках в городе-государстве и гроза всего преступного мира, а просто Леони из Лотеринга. Любящая сестра, заботливая дочь, которая обожала по вечерам, вот так же садясь перед домом и что-то тихо напевая, собрать вокруг себя всю деревню, и на досуге любившая в сухую обыграть всех парней в состязаниях на метание ножей в мишень. До недавних пор Бетани думала, что эта девушка канула в небытие вместе с Лотерингом…
- Скажи, Бетани, ты никогда не думала, как бы сложилась наша жизнь, если бы Мора не было? Если бы мы остались в Ферелдене? – неожиданно спросила Хоук, и Бетани вздрогнула – сестра будто прочитала ее мысли.
- Конечно, думала. Наверное, мы бы до сих пор жили в Лотеринге. Ты бы, наверное, все так же пугала маму своими «кинжальными» увлечениями и выбивала бы из проходящих торговцев скидки, угрожая иначе натравить на них Шарана, - с улыбкой начала Бетани, хитро глядя на сестру.
- О, а ты наверняка бы научилась-таки готовить фирменный мамин суп, и пошла бы, наконец, на свидание с тем пареньком из Хайевера! – шутливо вторила ей Леони, заводя какой-то веселый разухабистый мотивчик.
- А помнишь, как за тобой ухаживал храмовник? Сер Брайант, кажется? Может, если бы мы остались, он, в конце концов, смог бы обратить тебя к себе и к Создателю, – расхохоталась Бетани, вспоминая давнюю историю.
- Да-да, а потом самолично препроводил бы меня к Нему, узнав, что породнился с дочерью и сестрой отступников! – утирая слезы, выдавила из себя Хоук.
- Никогда не думала, что скажу это, - уже тише добавила она, немного погрустнев, - но я скучаю по Лотерингу. Мы были счастливы там, все вместе – я, ты, Карвер, мама… Если бы всего этого не случилось…
- Довольно, Леони! Не ты ли всегда учила меня смотреть только вперед, не жалея о том, чего изменить не в силах?
- Ты права, дорогая. Что-то я совсем размякла. Вернусь в Киркволл – и местные банды сожрут меня с потрохами за такие сопли...
Тихо трещали поленья в камине, и в комнате повисла уютная тишина, нарушаемая только мелодичным напевом струн.
- Спой мою любимую, сестренка?- попросила Бетани. Хоук, очнувшись от своих дум, улыбнулась и кивнула.
Эту песню она сочинила вскоре после того, как папа сказал Бетани, что она маг, и после часто пела ее сестре, когда та уже готова была отчаяться. Тягучая, красивая, исполняемая чистым голосом Хоук, она всегда вызывала у Бетани мурашки и странную дрожь внутри.
«В мире двусмысленном ангел двуликий
Стал сводным братом моим.
Солнечный ветер и лунные блики
Застит от нас едкий дым.

Где же я это видела, где?
Синие тени на синей воде.
Медленно синие лодки скользят,
Синее небо в синих глазах…»
Ни разу с того момента, как они покинули Лотеринг, Хоук не брала в руки инструмент. И сейчас ее голос с непривычки слегка дрожал, глаза смотрели сквозь Бетани, будто поддернутые пеленой. Ненавязчивая мелодия отзывалась где-то в глубине, будоража, заставляя вспоминать, переживать…
«Слышишь, разносится гулкое эхо?
Ведьму готовят к венцу.
Но я скажу ей: "Примерь-ка доспехи,
Платье тебе не к лицу."

Где же я это видела, где?
Парусник, страшный в своей красоте,
Медленно синие лодки скользят,

Синее небо в синих глазах…»*
Последние аккорды повисли в теплом воздухе, звеня в высоком потолке, танцуя с пламенем свеч.
- Тебе ведь не обязательно возвращаться, Леони, - тихо начала Бетани, - денег у нас достаточно, а Стражи будут рады, если ты останешься. Тебе даже не нужно становиться членом Ордена. Если ты все же решишь уехать в Киркволл, я пойму, но, может, пора, наконец, вернуться домой?
Хоук грустно улыбнулась и вздохнула.
- Киркволл так и не стал тебе домом, да, Бетани? Не надо, я все понимаю, - подняла она руку, предупреждая возражения сестры, - ты всегда была значительно больше ферелденкой, чем я. И здесь ты, наконец, в безопасности от храмовников и можешь использовать свой дар в полной мере. А я… какая мне, в сущности, разница, где жить, да?
- Я… Я жуткая эгоистка, - пробормотала Бетани, опустив голову, - Ты всю жизнь из сил выбиваешься ради меня, а я каждый раз прошу все больше и больше… Просто ты – единственная семья, которая у меня осталась, и я так боюсь… Я больше не буду поднимать эту тему.
- Нет, Бетани, в чем-то ты все же права, - задумчиво сказала Хоук, опять берясь за лютню, - Я привыкла к Киркволлу, я обязана этому городу многим, но… Какая-то часть меня всегда скучала по грязному, мрачному, родному Ферелдену.
- Разве ты сама не чувствуешь, как сильно изменилась, вернувшись сюда? – видя, что сестра колеблется, Бетани продолжила, распаляясь, - В Киркволле ты постоянно была на взводе, тебя только тронь – или убьешь, или расплачешься. А за этот месяц ты улыбалась больше, чем за прошедшие три года!
- Наверное, это потому, что вот уже месяц никто не пытается меня убить, обворовать, нанять или пригласить на прием, - пробурчала с ухмылкой Хоук, - Неужели все было так плохо?
- Да.
Хоук рассмеялась, глядя на взволнованное и озабоченное лицо сестры.
- Знаешь, недавно мы говорили на эту тему с Натаниэлем. То есть, конечно, не про то, сколько я улыбаюсь в месяц,- поправила она себя, хитро подмигивая сестре, - а про мое возвращение в Киркволл. И знаешь что, мне вспомнилась одна старая-престарая легенда, которая очень созвучна сложившейся ситуации. Если вкратце, дело было так…
…Жила-была на свете девочка. Всю жизнь росла она под крылом любящих родителей, которые, как могли, облегчали ее жизнь, принимая за нее все сложные решения, оберегая ее от смятения и хаоса огромного мира. Но вот девушка выросла, стала красавицей, умницей, и жизнь раскинулась перед ней во всем своем разнообразии и широте. И на этот раз родители дали ей право выбирать свой путь самостоятельно. На этот раз девушка без подсказок должна была решить, в чем же ее призвание, к чему лежит ее душа. И, впервые встав перед таким сложным выбором, девушка была в смятении и растерянности.
И прилетели к ней тогда две птицы – одна белая, другая сизая. И спела ей птица белая Песнь Света, и начала рассказывать о Создателе и невесте его Андрасте, и о Походах, и о Священной Церкви. Она говорила о тихих кельях и запахе благовоний, о доброте, всеобъемлющей любви и мире в душе, о чистой и самоотверженной жизни в служении и помощи другим, в любви и благости. И девушка слушала, завороженная, и ей казалось, что вот оно – главное, вот – то, чему стоит отдать всю себя без остатка, так красиво пела белая птица.
Но вот птица белая замолчала, и девушка уже хотела было подняться и идти за ней, но тут запела птица сизая. И пропела она девушке о прелестях мирской жизни: о роскошных балах и красивых мужчинах, о бескрайних морях и далеких странах, о дорогих винах и изысканных одеждах… О том, что можно творить добро, не давая обетов, и делать счастливыми других, не отказывая в удовольствиях и себе. И глаза девушки загорелись, и кровь закипела при мысли о том, что все это может произойти с ней, стоит лишь только сделать шаг... Но птицы разлетелись в разные стороны, оставив девушку в еще большем смятении, перед выбором, который каждый делает для себя сам.
Мораль сей сказки такова: никому не дано следовать за двумя птицами, идти по двум дорогам. Рано или поздно, каждый из нас оказывается на перекрестке. И, чтобы двигаться дальше, надо выбрать свой путь. Или же стоять на месте всю жизнь…
Хоук замолчала, машинально перебирая струны и глядя на огонь. Бетани, как в детстве, заворожено слушала мягкий голос сестры, с головой уходя в историю.
- И какую же птицу она выбрала? – тихонько спросила девушка Леони.
Та с улыбкой посмотрела на сестру.
- А ты как думаешь?
- Правда, не знаю.
Хоук вздохнула и снова взялась за лютню.
- Я тоже, Бетани. Я тоже…
___
- Неужели Натаниэль хочет, чтобы ты уехала? Вот уж никогда не подумала бы, что он такой самоотверженный!
Хоук с подозрением посмотрела на сестру.
- Что, прости? О чем это ты?
- Да ладно! Ты что, серьезно? Мне кажется, это заметили все в Башне, кроме тебя! – хихикнула Бетани, отмахиваясь от Шарана, упорно пытающегося лизнуть ее в нос, и сбегая вниз по склону к развалинам.
- Заметили чт… Подштанники Создателя! – простонала Хоук, падая на траву и закрывая глаза от слепящего солнца, - скажи, что ты шутишь!
- Ну, знаешь ли, сестренка, ты стала привередой. Натаниэль замечательный человек, очень добрый, заботливый и прекрасно образован. К тому же, дворянин и близкий друг Командора! И чего тебе еще надо для счастья? Чтобы он был одержимым? Бывшим рабом? Охотился на твою сестру?
- Бетани, а не положила ли ты сама глаз на нашего лучника? Что-то больно свят он в твоем изложении!- лукаво прищурилась Хоук, в упор глядя на сестру.
- Леони, прекрати, я серьезно!
- Я тоже!
Девушки хохотали, валяясь на траве, Шаран весело скакал вокруг, ловя бабочек и оглашая окрестности звонким лаем. Солнце припекало, день был чудесный, и, немного успокоившись, сестры развалились на склоне, глядя в чистое желто-голубое небо.
- Все-таки, до чего же хорошо! – умиротворенно улыбнулась Хоук, кладя руку на загривок пса, устроившегося рядом и улыбаясь Бетани, - Давно я так не отдыхала. Сколько же мы прошли?
- Даже не знаю. Ноги гудят кошмарно! Не представляю, как добираться назад!
Неожиданно вдалеке послышался стук копыт, Шаран вскочил и залился лаем, и через пару мгновений на вершине холма появился конь со всадником. Наездник натянул поводья, и, легко спрыгнув на траву, пошел по направлению к сестрам.
- Шшш, тише, Шаран, тише, это я! Вот ведь подлец! – засмеялся Натаниэль, пытаясь оттолкнуть пса, радостно бросившегося навстречу другу. Наконец, отбившись от дружелюбной скотинки, мужчина подошел к смеющимся девушкам.
- Далеко же вы забрались, барышни! Если бы не звонкий голосок Шарана, я бы никогда вас не нашел.
- Да вот, решили прогуляться, поболтать о том, о сем. Что-то случилось, Натаниэль? – дружелюбно спросила Бетани, хитро поглядывая на слегка смущенную сестру.
- Случилось, что Страуд рвет и мечет. Ты должна была отправиться в патруль полчаса назад, а тебя даже в Башне не было, - Хоу успокаивающе помотал головой, видя, как Бетани с размаху бьет ладонью по лбу и вскакивает.
- Успокойся, если поедешь верхом, успеешь вовремя. И не беспокойся, - добавил он, видя замешательство Бетани и серьезно глядя на Хоук, - мы с Шараном доведем твою сестру до Башни в целости и сохранности. Обещаю.
Хоук почти захотелось ударить сестричку за то самодовольное выражение, которое появилось у нее на лице после этих слов, но сдержалась. Мило улыбнувшись Бетани, она добавила:
- Обещаю, что буду вести себя хорошо, мамочка, и быть дома к ужину.
Бетани, на прощание подмигнув сестре, забралась на лошадь и через мгновение уже неслась во весь опор по направлению к Башне Бдения. Натаниэль повернулся к Хоук и с наигранным поклоном пропустил ее вперед.
- После вас, сударыня.
Хоук вспомнилось, что чуть больше месяца назад она так же шла рядом с этим немного мрачноватым, но спокойным и уверенным мужчиной, впервые направляясь в Башню Бдения. Создатель, какая же у нее была тогда каша в голове! Боль, любовь, отчаяние, вина – странно, что она не сошла с ума. Сейчас, оглядываясь назад, Хоук уже не представляла, что бы с ней было, не вернись она в Ферелден. Не встреть она Натаниэля… и Стефана.
Хоук озадаченно нахмурилась, обдумывая эту новую для себя постановку вопроса. Причем тут, собственно, Стефан? Да и Натаниэль, раз уж на то пошло? Она же любит Андерса, давно и абсолютно точно, она поняла это, когда прощалась с ним еще тогда, в Киркволле!
Но… это было так давно. Казалось, с магом целовалась какая-то другая, бесконечно далекая от нынешней, Хоук. Андерс, со своей сумасшедшей, безысходной и безуспешной борьбой с окружающим миром и собой, с его всепоглощающей и почти болезненной любовью, был от нее сейчас много дальше, чем расстояние от Амарантайна до Киркволла. А Натаниэль… Натаниэль здесь, идет рядом с ней, как всегда, немного нахмуренный, но такой понятный, такой надежный…
- Мы почти не общались с тобой после того разговора у камина. Я обидел тебя чем-то?
Хоук почти с нежностью изучала его лицо, будто в первый раз – тонкие подвижные губы, высокий лоб, большой, с горбинкой нос, глубоко посаженные серые глаза, глядящие на нее с легким беспокойством и бесконечной нежностью. Смутившись, Хоук отвернулась и демонстративно начала рассматривать окружающий пейзаж. Поля. Прекрасно.
- Нет, я не обижена. Просто… думала над тем, что ты сказал.
- И что ты решила? Ты возвращаешься?
- Одного не могу понять – почему ты так упорно взываешь к моему чувству долга? Ты будто поставил себе цель как можно скорее сплавить меня обратно в Киркволл. Не понимаю, в чем твоя проблема.
Хоу внезапно остановился, и, схватив Хоук за плечи, резко повернул к себе, глядя ей прямо в глаза. Леони даже опешила, настолько это был неожиданный и безумный жест от обычно сдержанного, уравновешенного Натаниэля. Хоу говорил тихо, внятно, но в то же время очень мягко.
- Я не хочу, чтобы ты уезжала, Хоук. Пожалуй, это даже последнее из того, что я когда-либо мог захотеть. Но мои желания не играют здесь никакой роли. Если ты останешься, это может обернуться катастрофой там, в Киркволле, катастрофе, за которую ты будешь винить себя всю жизнь. Я пытаюсь уберечь тебя от страшной ошибки, Леони. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
- Белая птица…- грустно улыбнулась Хоук, протягивая руку и ведя ею по ряду золотых колосьев.
- Что? О чем ты? – недоуменно посмотрел на нее Натаниэль.
- Все «я», да «я»… Почему ты можешь позволить себе быть эгоистичным? Ты же Серый Страж, это ваше призвание – отрекаться от себя во благо других. А я беженка, наемница с весьма условными понятиями о чести и достоинстве, по чистой случайности спасшая жизни кучки зажравшихся аристократов! Так почему я должна жертвовать своим счастьем ради их сомнительного благополучия и спокойствия?
- Дело не в этом, Хоук…
- Хоук! Да, там все зовут меня Хоук! Хоук, помоги спасти того! Хоук, убей этого! Хоук, то, Хоук, это! Я устала, устала быть орудием справедливости, ты понимаешь? У меня, между прочим, есть имя, Натаниэль! Меня зовут Леони! Ле-о-ни!
Хоук резко отвернулась и, зло утирая навернувшиеся слезы, быстро пошла вперед, оставляя за спиной ошарашенного лучника. Этот взрыв был ужасным ребячеством, но сил терпеть все это больше не было. Она чувствовала, как внутри поднимается волна ядовитой горечи, сметая все, что было с таким трудом восстановлено Бетани за этот месяц. Это тупик, это развилка, с которой она не может сойти. Здесь, в Ферелдене, часть ее счастлива. Счастлива рядом с Бетани, среди уверенных, спокойных Стражей, точно знающих, в чем смысл их жизни, и идущие по этому пути без сомнений. Но другая половина Хоук, та, что с синими глазами и кривой ухмылкой, рвалась обратно в пьяный, шумный, живой Киркволл, рвалась к славе, страсти, борьбе, богатству. Рвалась прочь от верного, нежного Натаниэля к непредсказуемому Андерсу, от пропитанной самоотречением Башни Бдения к эгоистичному, развратному Нижнему городу. И дело было не в том, что ее там ждут; на это ей было, если честно, глубоко плевать. Леони была женщиной двух миров, двух дорог, две птицы пели в ее голове, вдохновляя на подвиги и преступления, и потихоньку сводя с ума.
Куда бы она ни отправилась, она никогда не сможет убежать от себя.
Натаниэль догнал девушку, и, с трудом поймав взгляд ее глаз, поразился, такого удивительного цвета они были – синие разводы вплетались в песчаный водоворот, золотые сполохи мерцали в небесной голубизне, так что невозможно было определить, где заканчивается один тон и начинается другой.
Говорят, от себя не убежишь. Но это не мешает некоторым пытаться.* Флер - Синие тени