Окна библиотеки выходили на южную сторону, и свет, который проходил сквозь них был мягкий, приглушенный. Мариан нравилось сидеть у дальнего окна с книгой, наслаждаясь ароматом старой бумаги. Огромное кресло, обитое телячьей кожей с резными подлокотниками, казалось ей надежным убежищем от невзгод и тревог, единственным его недостатком было то, что в нем было так легко задремать, разбираясь в нудных описаниях школы энтропии.
– Мариан! – окликнул её Фейнриэль.
– Ты меня напугал, – Хоук не слышала его шагов, поэтому вздрогнула от неожиданности, и чуть не уронила на пол книгу, – занятия на сегодня закончились?
Фейнриэль кивнул и снял капюшон, скрывавший светлые волосы, все так же заплетенные в косичку. Он выглядел по-другому. Его лицо было сосредоточенным, а жесты приобрели несвойственную ему прежде уверенность. Можно сказать, что Тевинтер повлиял на него благотворно: он расцвел здесь, превратившись из запуганного мальчишки в одаренного ученика и способного мага.
Мантия из темно-зеленого бархата облегала его стройную фигуру и стягивалась широким зачарованным поясом с причудливой золотой пряжкой. Мариан не сомневалась в том, что это подарок Мазариса. Тот любил зеленый цвет, если судить по обстановке дома. Ничего удивительно, что и его ученики были одеты в зеленые мантии. На пальцах Фейнриэля поблескивали кольца. Большая часть из них была направлена на защиту, и лишь некоторые на усиление воли. Даже сновидцу нужна помощь, чтобы не поддаться влиянию демонов. Хотя, казалось, этого просто не могло произойти. Когда он приходил в её сны, Мариан наблюдала за ним в Тени, Фейнриэль выглядел могущественнее тех созданий, что её населяли. Он мог менять причудливый мир за завесой: создавать образы, рассеивать их, превращая в тающую дымку. В нем чувствовалась сила, равной которой она не знала.
Фейнриэль старался, изучал все, что мог найти, часами просиживал в библиотеке Мазариса и участвовал в исследованиях Тени и духов. Наверное, он, как никто другой, понимал, насколько опасен его дар, поэтому прилагал все силы для того, чтобы защитить людей от себя и своих способностей. Отсюда и взрослая серьёзность, появившаяся на его ещё юном лице. Слишком многое этот мальчик уже увидел. И все же, стоило ему расслабиться и улыбнуться, как Мариан тут же узнавала в нем прежнего Фейнриэля.

– Хоук, мне нужна твоя помощь. Мне нужно вытащить друга из тюрьмы.
От изумления Мариан встала со своего кресла.
– Фейнриэль, откуда у тебя такие друзья?
- Я его в Тени встретил, он совсем запутался в своих видениях, и я помог. А потом оказалось, что он в тюрьме. Ему действительно очень плохо. Я поддерживаю его, как могу, но чувствую, как он слабеет. Ждать больше нельзя.
– Так, а что он совершил? Ты же не собираешься убийцу на волю вытаскивать?
Фейнриэль отрицательно замотал головой.
– Нет, он не убийца. Обычный мошенник. Пытался обчистить нескольких торговцев, ему не повезло, и его подставили.
Хоук скривила губы.
– А что он ещё мог тебе сказать? Конечно, его подставили, конечно, он невиновен. Все так говорят.
– Но он, правда, невиновен! – Фейнриэль замялся, взвешивая все "за” и "против” своего признания. – Я... Я попытался проверить его информацию. Побывал во снах той женщины, из-за которой все произошло. Он самый обыкновенный вор, но не убийца. Он не совершал того, в чем его обвиняют, – тяжелый вздох прервал его рассуждения. – Самое обидное, что я не могу доказать это, есть лишь мои слова о том, что я узнал, проникнув в чужой сон.
– Фейнриэль, ты собрался всех невинно посаженных спасать?
Мариан следила за тем, как эмоции, отражавшиеся на его лице, сменяют друг друга. Первый запал прошел, и он лишь задумчиво молчал. Хоук хорошо понимала его. Молодой, талантливый, добрый – иногда так просто поверить, что спасая единицы, можно изменить мир к лучшему. У него особенный дар, который, в своё время, принес ему боль и страдания, и теперь, когда есть возможность использовать то, чем наградил его Создатель, Фейнриэлю не терпелось проявить себя.
– Ладно, что мне нужно сделать для твоего "не убийцы”?
– Его надо вытащить из тюрьмы. Можно было бы попросить помощи у Мазариса, он все-таки человек влиятельный, но мне неудобно, я уже просил...
Фейнриэль осекся.
– Ты уже просил за нас, и это будет выглядеть, как наглость, так?
– Именно.
Меньше всего ей хотелось сейчас ввязываться в разборки с местными властями. Мариан задумчиво прошлась вдоль стены до соседнего окна, размышляя над тем, как можно было бы отвязаться от этой задачи. Но Фейнриэль помог им. Больше того, он единственный, кому Хоук и Андерс могли здесь доверять. Они были слишком обязаны ему, чтобы отказать в такой просьбе.
– Хорошо, какой план?
– Я прослежу за тем, чтобы все охранники спали, я смогу подобраться к ним из Тени и удержать их там. Ещё я смогу провести вас незаметно, но нужно, чтобы вы его освободили и вытащили, сам он уже не сможет идти.
– И когда намечается наша увеселительная прогулка?
– Следующей ночью. Больше ждать нельзя, его скоро казнят. Завтра будут гулянья в честь начала поры дождей. Ты ведь их ещё не видела?
Хоук отрицательно покачала головой.
– В общем, поверь мне, охранники будут слишком пьяны, чтобы соображать – мне будет просто удержать их в Тени. Я уже наведался во сны начальника тюрьмы и знаю расположение всех дверей и камер, знаю, как пробраться незаметно на их территорию. Я нарисую вам карту. Вряд ли он сможет идти сам, но это не страшно. На улице будет толпа пьяных гуляк, вы легко затеряетесь среди них, и некто, бредущий в полубессознательном состоянии, вызовет разве что смех и совет меньше пить. Карету поставим в одном из переулков. А дальше вы просто отвезете его в лечебницу к Андерсу.
– А откуда ты знаешь о его лечебнице?
– Я в его сне видел.
– Фейнриэль, прекращай ходить в наши сны, как к себе домой!
Хоук нахмурилась – это уже начинало нервировать. В конце концов, мало ли что им может сниться...
– Я не специально, просто почувствовал, что у него плохой сон, и хотел помочь выбраться. Там были порождения тьмы и какая-то странная песня.
Хоук замерла, Андерсу давно не снилось этих снов – с чего сейчас? Ближайший вход на глубинные тропы далеко, порождений тьмы рядом быть не должно, Мора тоже, вроде, не намечалось.
– Это кошмары Серых Стражей. Так… иногда происходит. Спасибо тебе. И, если ещё когда-нибудь почувствуешь...
– Помочь ещё раз?
Фейнриэль смотрел на неё с улыбкой.
– Да.
– Договорились.
– А что за праздник будет?
Фейнриэль демонстративно скривил губы.
– Это возможность для простого люда развеяться и отдохнуть, а для магистров – продемонстрировать свою мощь. Давно, до появления нового Архонта, это были обычные народные гулянья. Когда-то они сопровождались молитвами к древним богам, но теперь от молитв остались только пустые оболочки народных песен. Да и с богами – сама знаешь, что произошло. Но традиция отмечания осталась. А новый Архонт добавил празднику смысла – теперь это настоящее магическое представление. Конечно, сами магистры в нем не участвуют, но каждый Дом выставляет молодых учеников, чтобы они, с одной стороны, развлекали чернь, с другой – демонстрировали мощь дома, которому принадлежат. Это соревнование, хоть и негласное. Сама увидишь, завтра ближе к вечеру люди начнут собираться на улицах.
Мариан смотрела на него заинтересованно.
– Фейнриэль, я не понимаю, зачем тратить силы на организацию таких празднеств? Зачем это нужно?
– Хоук, ты ещё не все здесь понимаешь. Нас учили, что Тевинтер – это кровь и убийства, но государство не может существовать только на них. Иногда, для того, чтобы продемонстрировать истинную силу, не нужны зверства. Иногда подчинение и покорность приходят вместе с праздником. Ведь нужную информацию можно передать разными способами.
В коридоре послышались шаги – Фейнриэль вновь накинул капюшон и направился к двери.
– Извини, у меня ещё дела есть. А, если хочешь лучше понять Тевинтер, отправляйся вечером вместе с Андерсом на площадь, посмотри представление. А потом взгляни на лица людей – всё встанет на свои места. Начинаем ближе к полуночи, когда охрана успеет захмелеть.

Фейнриэль оставил Хоук одну в библиотеке. Ему предстояла встреча с молоденьким учеником Мазариса, которого выбрали для участия в празднике. Двенадцатилетний мальчишка трясся и переживал, опасаясь непременно испортить представление.


Тевинтер поражал Мариан. Разный, противоречивый, он оказался совсем не тем, что она представляла. Здесь существовало рабство – оно считалось нормой, и покупка разумного существа была такой же обыденной, как покупка лошади или певчей птицы. Здесь практиковали магию крови, хоть вслух об этом не говорилось. И, не смотря на то, что реальностью стали все страшные сказки, это не мешало обычным людям жить. Они точно так же делали свою рутинную работу: шили одежду, мастерили мебель, готовили свежий хлеб. После чего шли домой, мечтая провести время среди родных и близких, или отправлялись в таверну, чтобы просадить заработанные деньги за игрою в карты и кружкой меда. На гуляньях они веселились так, будто Тевинтер и не был той самой легендарной страной зла, о которой так часто можно было услышать в Тедасе. По мощеным мостовым Минратоса не бродили толпою одержимые, не текли реки крови. Он жил, как всякий большой город, красуясь роскошью особняков знати и оскаливаясь выбитыми окнами лачуг в грязных трущобах.
И как бы Мариан ни относилась к Тевинтеру, именно он подарил ей то, чего никогда бы не позволила андрастианская церковь. Неделю назад здесь состоялась её свадьба.

Это был их день, особый, который останется с ней на всю жизнь. Кто бы мог подумать, что она, Защитница, будет чувствовать себя так: неуверенно, нерешительно, как и подобает невесте...
Их свадьба была скоропалительным решением, но они не хотели ждать. Через неделю после их появления в Минратосе, Мазарис принес разрешение от Архонта на заключение брака между двумя магами. Подготовка заняла два дня. Мариан сразу поставила условие – никаких гостей, кроме Фейнриэля и Мазариса. Она никого не знала здесь, и чужих людей на её празднике не должно было быть. Позже к числу приглашенных добавилась Агата, кузина Мазариса, эта веселая и бойкая дама недавно выдала замуж младшую дочь, и с огромным энтузиазмом вызвалась помочь, взяв на себя большую часть хлопот по подготовке.

Утром накануне свадьбы Хоук почувствовала, что сходит с ума от волнения. Она металась по комнате, не зная за что взяться, с ужасом поглядывая на батарею щеток и гребней для волос, пузырьков и баночек с кремами, с одобрения Агаты занявших свои позиции на туалетном столике Мариан. На кровати была разложена мантия, предназначенная для бракосочетания. Платье простого кроя смотрелось роскошно, благодаря отделке ткани: искусно вытканная золотой нитью лоза бежала по гладкой поверхности темно-красного бархата. Мариан казалось, что цвет одежд напоминает кровь, и ее немного пугало это сходство. На талии мантия была перехвачена поясом – цепочкой круглых чеканных пластинок с изображениями людей, животных, рунами и маленькими вставками из кусочков шлифованного граната. То и дело Хоук приходилось гонять Пушистиуса, возомнившего, что эта темно-красная простыня приготовлена специально для его кошачьего величества, и норовившего оставить клочки шерсти на идеальном церемониальном одеянии.

Ровная поверхность овального зеркала возвращала Мариан её пристальный и придирчивый взгляд. Как же она была не похожа на тех милых и наивных невест, которых ей приходилось видеть! Они казались легкими и беззаботными, чистыми и невинными. На их лицах смирение сменялось восторгом и гордостью, когда они выходили из церкви под руку с мужем. Она уже не сможет быть такой как они, сколько бы ни старалась. У неё не было длинных волос, в которые по традиции вплетали стебельки полевых цветов. Свои косы она обрезала в тот день, когда начала работать с наемниками. Длинные волосы - непозволительная роскошь в драках. И, хоть её кожа была нежной и гладкой, сама она видела каждый шрам, который мог на ней остаться, если бы не тот, кто исцелял её. Сломанный нос, глубокий порез от брови до подбородка, ожоги от огня какого-то малифекара, которые изуродовали её до неузнаваемости – все эти следы боли Андерс убирал с её лица и тела, стирал своими руками, восстанавливая её вновь и вновь. Он лепил из изуродованной оболочки тот образ, который любил.
Так нельзя обращаться с женским телом, его нельзя резать острыми кинжалами, оставляя след, рассекающий грудь, его нельзя насквозь протыкать мечом, нельзя ломать ребра и дробить кости, нельзя разрывать мышцы и травить ядом. Но её растили готовой к этому, и Хоук смирилась. Хорошо, что рядом был целитель, который всегда мог вернуть ей не только здоровье, но и красоту. Жаль лишь, что он не мог стереть воспоминания из её души так же, как избавлял от ран и шрамов. Она – другая. Но почему же она, столько пережившая, волновалась сегодня в точности так, как и все невесты?

На столе, в низкой вазе, расположился белый цветок - Милость Андрасте. Мариан не ожидала найти его здесь, но травники могут достать что угодно. Сегодня, когда она войдет в Черную Церковь, он белым пятном будет красоваться в её коротких темно-каштановых прядях.

Хоук и сама не могла объяснить, почему все сошлось на этом цветке, почему он был так важен, и почему без него она готова была отказаться от свадьбы.
Возможно, это вызов андрастианской вере. Два мага-отступника, которые осмелились презреть все законы и войти в Черную Церковь, чтобы жрец благословил их союз. Возможно, это её последний вызов.
Или это последняя связь с тем миром, который она предала? Последняя ниточка, которая держит её от падения, надежда на прощение грехов. Возможно, она каялась за то, что совершала, за то, что сделает сейчас, за то, что предстоит совершить в будущем.
Или... Все проще. Мечта – девичья, наивная, глупая. Хоук всегда знала, что она не сможет создать семью, не сможет выйти замуж. Для мага-отступника это желание уже равносильно преступлению. Но дети на то и дети, и даже маги имеют право верить в чудеса. Хоук мечтала, как и многие девчонки. Когда-то, очень давно, ещё до того, как потеряла отца, как убила первого человека, как на её глазах умирали родные, а рядом с ней сходил с ума от боли и отчаяния самый дорогой человек. Годы назад и преступления назад, она представляла, как войдет в высокое здание церкви, с этим самым цветком в волосах. Милость Андрасте. Лишь потом Хоук убедилась, что милость на магов не распространяется...

Агата пришла помочь Мариан подготовиться к церемонии. Она, словно бригантина, вплыла в комнату в сопровождении двух молоденьких эльфиек, оглушив Хоук веселой и непринужденной болтовней, и сразу приступила к делу. Тевинтерка действовала сама, властно отдавая поручения своим помощницам, при этом сохраняя с Хоук дружелюбный и слегка покровительственный тон. Мариан привыкла одеваться без помощи слуг, и ей было немного неловко, что её наряжают, как куклу, но Агата разъяснила, что подготовка невесты к церемонии – это часть традиции, что руководить подготовкой – большая честь, которая обычно достается старшей женщине в роду, и что Агата эту обязанность никому не уступит. Её ловкие пальцы умело справлялись с застежками на мантии, булавками, щетками и кистями, но выдержать эту навязчивую заботу было настоящим испытанием: опытная помощница делала все медленно и основательно, явно любуясь результатом своего труда. При этом она запрещала Мариан сутулиться, и даже опираться о спинку стула, приговаривая, что знатной даме нужно уметь держаться прямо. Из-за напряжения Хоук уже чувствовала себя слегка уставшей, хотя до церемонии оставалось несколько часов.

– Ну, вот скажи мне, голубица моя, отчего ты так переживаешь? Будешь волноваться – покроешься красными пятнами. Немедленно улыбнись, – добродушно ворчала Агата, укладывая Мариан волосы, - ты же выходишь замуж за такого красавца! Он что косой или хромой?
– Нет. Но ведь это не главное?
– Как это не главное? А как же танцы?
Хоук хотела возразить, но увидела, что Агата ей подмигнула в отражении зеркала, и улыбнулась в ответ. Она никогда не была поклонницей светских забав, и даже влившись в среду Кирквольской знати, не участвовала в них, но представить на секунду себя и Андерса танцующими было трогательно.
– Агата, скажите, а вы тоже волновались перед своей свадьбой?
– Конечно, волновалась, - она задумчиво отложила щетку, - я в этот день жениха встречала во второй раз, так боялась ему не понравиться. А еще моя мать была очень суровой женщиной. У меня от ее взгляда мурашки по коже бегали, а тут она осчастливила меня своим участием на целый вечер, как тут не занервничать!
– То есть вы не знали своего жениха до свадьбы?
– Нет, не знала. Ты даже не понимаешь, какое это счастье, выйти замуж за того, кого сама пожелала, кого хорошо знаешь, а не гадать по фреске, как сложится семейная жизнь.
– Гадать по фреске? - Мариан заинтересованно смотрела на тевинтерку. Этот доверительный разговор помогал ей отвлечься от мыслей о предстоящей церемонии.
– Да, есть в церкви одна фреска, старая, выцветшая, на ней женское лицо. Согласно примете, какое выражение лица будет на ней в день твоей свадьбы, так семейная жизнь и сложится. Вот, когда я выходила замуж увидела недобрую усмешку.
Агата отдала распоряжение помощнице поднести цветок, затем бережно приняла его и обтерла мокрый стебель полотенцем. А Мариан не терпелось задать вопрос:
– Сбылось?
– О да, он оказался жадным, да и женщины ему совсем не нравятся. – Агата отвела от своего красивого полного лица выбившуюся прядь, – ну вот, голубица, остался последний штрих, давай говори, куда мы вденем твой цветок? Сегодня ты будешь неотразима – настоящая тевинтерка.

Дорога до церкви была длинной и утомительной. Хоук протестовала против любого привлечения внимания, и роскошная карета Мазариса, которая всегда доставляла его на приемы, была отвергнута. В узенькие окошки их простого экипажа не было видно, где они проезжают, и что происходит снаружи. Впрочем, для Мариан важнее было то, что они пропускают солнечные лучи, разрезающие душный полумрак, пропахший кожами и пронзительными духами Агаты. Этого света хватало, чтобы Мариан могла осторожно, украдкой рассматривать, словно второй раз в жизни, лицо своего жениха – его тонкие черты, растрепанные прядки над высоким лбом, теплый взгляд. Замечать, как идет ему чёрный цвет – и ничего, что его лицо кажется бледнее, чем есть на самом деле...

Карета остановилась напротив приоткрытых решетчатых ворот в ограде церковного парка. Неподалеку стояла девочка-торговка. Увидев группу людей, направляющихся к церкви, она заметно оживилась, нервно теребя высокую корзинку, из которой торчали пурпурные головки лесных орхидей. Агата подошла к девочке, и купила содержимое корзины, приговаривая цветочнице: «Молись за молодых Создателю, дитя!»

Линия запущенного парка прятала эту церковь от шума города. Здесь обычно проводили семейные службы и по сравнению с огромным и роскошным зданием центральной, она казалась совсем небольшой и скромной, но ее стены пленяли совершенством прямых линий и ровной белизной поверхности, не оправдывая название «Черной». Изразцовый фриз опоясывал здание, разделяя на две неравные части: сверху от него тускло мерцали высокие витражные окна, снизу вцеплялись в землю изогнутые контрфорсы. Круглая башенка на крыше была увенчана высоким позолоченным шпилем, который, казалось, пронизывал само небо.

Дорожка от ограды до высоких дверей церкви, была выложена каменными плитками, а с обеих сторон свободно росли мимозы и кипарисы. Первым по ней важно заложив руки за спину, шел Мазарис, за ним, постоянно оглядываясь, его ученик. Мариан и Андерс шли рядом, бок о бок, держась за руки. Замыкала шествие Агата с букетом орхидей.
На полпути до дверей церкви, она одернула Мариан, указав ей на небольшую нишу в стене здания, выполненную в форме окна. В ней действительно пряталась фреска. Хоук подумала, что лучшего объекта для суеверия не придумать: женское лицо на фреске основательно поистерлось, ясно было видно лишь черные зрачки, нарисованные в аккурат в центре глаза, так, что с какого угла на нее не смотри, казалось, изображенная женщина не сводит с тебя взгляда. А если добавить к этому, что многие невесты были взволнованны перед свадьбой, ничего удивительного нет, что их воображение дорисовывала этому безучастному лицу свои эмоции. Вот только как можно распознать в этом равнодушном взгляде злую усмешку? И вдруг Мариан почувствовала, как по спине пробежал холодок – на старой фреске что-то блеснуло. В самом уголке нарисованного глаза. Что-то похожее на слезу.
Хоук не было страшно, ведь это только суеверия. И блестит это кусочек слюды или капелька влаги. А даже если слеза, ну и пусть, разве она рассчитывала на большее?
Они миновали ступеньки, подошли вплотную к огромным дверям, украшенным мелкой резьбой. Стоило Фейнриэлю взяться за огромную бронзовую ручку, как двери, скрипнув, стали расходиться. Мариан вздрогнула от неожиданности, и Андерс крепче взял ее за руку. Впереди приоткрылась, таинственно мерцая свечными огоньками, манящая тишина Черной церкви.
Мариан и Андерсу было достаточно обменяться взглядами, чтобы понять друг друга:
"Ты уверена?”
"Конечно”.
"Тогда вперед”.

Мазарис говорил что-то о важности момента, о том, что они – символ, они – первые, кто презрел запреты Белой Церкви. Кто не только плюнул ей в лицо, возглавив восстание магов в Киркволле, но и теперь, нарушив все запреты, собирались пожениться здесь, приняв помощь врага. Мазарис говорил... Но Хоук не слушала. Сегодня, впервые за долгие годы, она не была символом, Защитницей, надеждой магов. Впервые она была обычной женщиной – невестой, которая цеплялась за руку жениха, и мечтала о том, чтобы церемония поскорее закончилась.

Их шаги были тихими, черная ковровая дорожка заглушала звук, и Хоук полностью погрузилась в атмосферу величия и таинственности, окутавшей зал. С высокого потолка округлой формы свисали несколько металлических подсвечников на десятки свечей. Солнечный свет, проходя сквозь цветное стекло огромных окон, рисовал на полу разноцветные полосы, а добротные деревянные лавки, рядами растянувшиеся от входа, были пусты. Но, главное, что привлекало взгляд – алтарь, расположившийся под аркой.

Церемония началась незаметно для самой Мариан - она так засмотрелась на нож с витиеватой ручкой, амулеты и ленту, что даже испугалась, когда голос жреца разнесся по всему помещению. Он резко разорвал тишину - звучный, глубокий, мелодичный. В руках жреца была открытая книга, слова без остановки слетали с его губ – какая-то древняя молитва, непонятная и пленительная своим звучанием. Фейнриэль приблизился и начал шепотом объяснять происходящее, поэтому Хоук не удивилась, когда нож, сверкнув в руке жреца, нанес глубокий порез на ладонь Андерса, а затем то же самое проделали и с ней. Тут же с алтаря были сняты небольшие золотые амулеты изящной работы – линии переплетались в замысловатый орнамент, скрывая за собой небольшой сосуд из прочного стекла, который теперь наполнялся их кровью. Затем, когда амулеты были запечатаны воском и надеты им на шею, их руки соединили вместе – рана к ране. Змейкой блеснула лента, и, ещё до того, как она обвила их соединенные ладони, связав воедино, Мариан почувствовала её силу. Обман зрения, или лента начала чуть заметно светиться, оказавшись на руках магов?.. И все же это было реальностью. Отдельные символы, незаметные до этого глазу, внезапно выделились на, казалось бы, однотонной ткани. И вновь зазвучал голос жреца – символы на ленте реагировали на его слова, чем громче, чем дольше он говорил, тем сильнее становилось их сияние. Теперь Мариан поняла, что такое на самом деле магия крови. Впервые она чувствовала Андерса так, как никогда не умела – она чувствовала его силу, его дар, каждой клеточкой своего тела она ощущала его магию, и, взглянув в ошарашенные глаза жениха, поняла, что он чувствует то же самое. Он ощущает сейчас её магию. Дар к дару, жизнь к жизни. Жрец продолжал говорить, и Мариан удивилась, когда он начал читать Песнь Света. Его звучный голос не дрожал – красиво, нараспев произнося слова, зачитывая строчки... В этом было что-то неправильное, дикое, и все же прекрасное. Они написали свои имена в свадебной книге, и с той самой секунды для империи Тевинтер стали считаться мужем и женой.

Мариан сжала в руке амулет, висевший на шее, Андерс шутил, что это почти как филактерия, и теперь она никуда не сбежит от него, потому что он всегда сможет её найти. А Хоук и не собиралась сбегать. С той церемонии что-то изменилось, и, стоило вспомнить про неё, как Мариан вновь и вновь ощущала ту особую близость: она чувствовала как её окутывает ощущение его магии. В той Церкви их действительно поженили, и это был не просто вызов или формальность. Их соединили – кровь к крови, судьба к судьбе.