Неожиданное тепло, чистое небо после серой хмари утром и жаркое солнце разморили путницу. Мир вокруг приобретал краски, словно кто-то гигантской кистью прошелся по округе, освежая растительность. Лишь остовы человеческого присутствия выделялись серыми заплатами. Наташа остановилась и опустилась на колени прямо на обочине. Ее пассажир удивленно открыл золотисто-крапчатые глаза и широко зевнул с хриплым мявком. Избавившись от рюкзака и отставив свой чемоданчик, женщина осторожно сняла импровизированную люльку, уложив кота на довольно пышный островок жестковатой травы.

Желудок горестно булькнул, напоминая, что кроме четверти пайка в нем с утра еще не лежало ничего. Рюкзак не сообщил ничего утешительного — тушенка пошла на корм болезному.

В открытом мире было несказанно проще — села попадались довольно часто и даже на заброшенных хуторах можно было найти пару картошин или буряк. Здесь же вряд ли даже орешник был бы полезен в рационе. Оглядевшись, Наташа налегке прошла чуть в глубь, преодолев неглубокую канаву обочины. Всполошенное над посадкой в стороне воронье добавило к постоянному напряжению еще и порцию нездорового адреналина. Спустя чуть более тридцати шагов запах едва не отнял у желудка и того скудного рациона, коим в начале пути оделили медика военные.

Тело неизвестного человека, некогда одетого в довольно простую куртку, укрепленную плотными вставками, лежало изломанной куклой рядом с редким кустарником. Наташа прикрыла лицо ладонью. Голову путника изрядно потратили птицы, остальным занималось местное зверье. Совсем рядом лежало ружье и куций армейский «сидор». Первым желанием было просто развернуться и бежать обратно, к обочине, к явно требующему внимания питомцу, но женщина остановила этот порыв.

Человек, нашедший незавидную смерть, должен был быть хотя бы помянут и похоронен.
Приблизившись и перевязав низ лица платком, Наташа достала нож. В отброшенном рюкзаке оказалось несколько довольно полезных предметов — саперная лопатка, простенький фонарик, целых две банки тушенки и черствый, как подошва, батон. Из помятой и разорванной коробки рассыпались патроны.

Наташа торопливо рассовала по карманам еду, стараясь уговорить себя, что это не мародерство. Однако, ей предстоял неизвестно какой длины путь, а коту нужна была пища.

Вернувшись за вещами, она разложила снятую куртку и устроила кота поудобней. Наспех открытая банка с консервами, перемешанными с хлебными крошками оказала на животное благотворное влияние.
Сама же медичка принялась за каторжный труд — слабые руки моментально покрылись мозолями — копать яму оказалось делом куда более тяжелым, нежели перекидывать землю на огороде.

Оглядываясь на кота, Наташа не могла сдержать слабой улыбки — болезный, вылизав банку, утробно мурчал, щуря глаза. Выкопав узкую траншею, женщина принялась откидывать землю и песок с боковин. Стянув капюшон, она утерла лицо. На душу постепенно снисходил покой. Она делала хорошее дело — в этом сомнений быть не могло.

Через три с небольшим часа Наташа вылезла из ямы и отряхнулась. Могила оказалась неглубокой, но большего она сделать не могла. Воткнув в землю лопату, женщина вернулась к обезображенному телу. В карманах куртки оказались какие-то бумаги в кожаной корочке, какую обычно одевали на документы. Пачка сигарет, спички, болт, фотография белобрысого мальчишки в слишком большой фуражке. На обороте красивым почерком было выведено:

«Сенечке 7 лет. Дорогому дяде на память. Мариуполь»

Наташа всхлипнула. Фотокарточки ее тетушек так же бережно лежали в нагрудном кармане комбинезона и точно так же могли бы безвестно кануть здесь, в Зоне Отчуждения, никем не найденные. Она очень надеялась, что в бумагах найдется информация о человеке, хотя бы имя. Родные не должны мучиться в неведении, пусть оно и хуже, чем надежда.
Тело пришлось сталкивать, переворачивая на бок. Наташа тяжело дышала, едва сдерживая тошноту. После нескольких десятков мучительных минут бренная оболочка дяди семилетнего Сенечки из Мариуполя легло в землю. Помолчав положенную минутку и добавив от себя пару теплых слов, медик принялась закидывать яму землей.

***

Глотнув из фляжки, Наташа откинулась на локти. Взгляд скользил по скромному холмику с импровизированным надгробием, бывшим некогда придорожным валуном. Под камень в полиэтилен она положила записку, повествующую о дате нахождения тела и причинах смерти. Вместо цветов на свежем грунте лежали колоски цветущей травы, а в помятой хозяйской кружке, вдавленной рядом, поблескивала пара глотков воды.

В одолевшей усталости Наташа не заметила, как начали спускаться сумерки. Неуютный холод возвращался вместе с далекими пугающими шумами. Вернув перевязь с котом на шею, она накинула куртку и надела рюкзак. Ноги почти не слушались, но на дорогу она с грехом пополам все-таки выбралась. Чемодан пребольно шлепал по тощему заду, люлька стала камнем на шее, медицинский саквояж растирал ручкой и без того свезенные в мозоли ладони.

Тьма еще не пала, алея широкой полосой, дорога впереди терялась в сумерках, сливаясь в кустами и редким подлеском, совершенно не давая представления, куда ведет.

— Вот, кот... А у нас сейчас в селе на лавочках только то и разговоров, что о городе, об урожае, об отеле у молодняка, да об удое... Ты вот и не пробовал молока то, небось?

— Ффффф...

— То-то же, не пробовал. А оно теплое, пенится, а в нос попадет, так и чихнешь. Нет его пользительней от всякой заразы, из-под коровки-то... Ничего, вот дойдем до ученых, даст бог, там уж найдем тебе мышов да молока. — Наташа говорила, скорее, для себя, испытывая потребность хоть в каких-то звуках среди замирающего мира, казавшегося сегодня особенно странным и опасным. Она приняла решение идти всю ночь, отгоняя видение растерзанного путника подальше в сознание.

— Ты на целую банку тушенки тяжелее стал, — с шуточным укором заявила женщина, погладив пальцем шерсть между растопыренных ушей животного. Кот сверкнул глазами, но, поразмыслив, замурчал.

Через пару часов, когда темнота поглотила мир, Наташа остановилась и прислушалась. Звуки, неясные, далекие, стали куда ближе, четче, они напоминали стрекот и лай, словно стая сельских собак гнала татя по ночной улице. Но здесь же нет собак? Или есть?

Перехватив кота и прижав его крепче к себе, женщина рванула вперед, ускорив шаг настолько, насколько могла. Стрекот уже не был обманкой — это была стрельба и она доносилась откуда то сзади-слева, подстегивая бежать. Без фонарика, едва переставляя ноги, Наташа едва не падала, спотыкаясь на мелких выбоинах. Дыхание со свистом вырывалось изо рта, щеки разжигал румянец, а тело неприятно грелось, капельками пота исходя по спине. Кот сычил и фыркал, колебаясь в своей люльке, передние лапы, выпростанные наружу, накрепко вцепились в рукав куртки.
Может, и пробежала она прилично, но невыносимо отягощенному и утомленному сознанию казалось, что весь этот путь свелся к паре десятков шагов, гулкими шлепками звенящих в ушах. Спутанные выбившиеся волосы лезли в лицо, с встречным ветром набиваясь в рот и прилипая на скулах, вымокнув в обильных слезах, льющихся то ли от страха, то ли от бессилия и утомления.

Оступившись и подвернув ногу, женщина с тихим воплем, подавленным комком в горле скатилась с дороги в кустарник, обхватив своего пассажира и стараясь не раздавить его. Падение замерло благодаря гибким ветвям растения, скрученного неизвестной силой. Импровизированное гнездо застыло где-то на неизвестной в полной тьме высоте, приютив неожиданных гостей. Ствол крякнул, но выдержал. Наташа осторожно развернулась и упала на спину. Рюкзак тянул вниз. Кажется, медицинский чемоданчик с личными вещами вырвался из ослабших пальцев, но звука удара об землю она так и не услышала. Кот тихонько выл, тычась горячим носом в дрожащий подбородок.

Потеряла ли она сознание или в какой то момент мозг просто выключился, позволяя успокоиться и хоть немного отдохнуть, Наташа не знала. Открыв глаза, она улыбнулась — ясное небо с солнечными лучиками лезло в гости в ивовый кокон сквозь нагромождение хитро сплетенных ветвей. Однако, стоило повернуться и мир едва не ухнул куда-то вниз. Гибкая клетка болталась и скрипела. Женщина инстинктивно прижала кота к себе и услышала протестующий сонный «мяхвввв».

— Ну и куда нас бесы занесли, скажи на милость? Дипломированный медик! Испугалась невесть чего! — бурчала Наташа, потихоньку поворачиваясь на бок. Куст, задержавший падение, оказался спасительной преградой — обочина весьма не плавно переходила в маленький, но глубокий овражец. Получив веткой по лицу и не сдержав сельского поименования нечистой силы, женщина умудрилась сесть и, уцепившись за ствол, подтянуться.

Ненадолго. Рюкзак, провалившийся в «окно» веток, потянул обратно. Свободной рукой она с минут десять безрезультатно дергала лямки, пока, наконец, все та же прибаутка и очередное «мяхвввв» не совершили чудо — ветки поддались и Наташу буквально швырнуло вперед.

Серебристый чемодан с важным содержимым все еще болтался на рюкзаке.
Пораненные накануне руки теперь горели, скользя по коре. Выбраться из клубка кустарника оказалось делом куда более трудным, нежели умудриться упасть точнехонько в него. Кот орал. Кровь в висках грохотала и перед глазами уже появились цветные пятнышки, когда она вывалилась на землю, втаскивая следом вещи. Ее медицинская сумка как ни в чем ни бывало стояла у корневища.

Лагерем встали тут же. Животное, с смехотворной помощью своей неуклюжей попечительницы изгадило косынку, отобедав второй банкой тушенки, Наташа довольствовалась водой, как наружно, так и внутренне. Перевязав ладони и соорудив новую люльку, она принялась за волосы. Густые черные пряди превратились в настоящее кубло воронье, приправленное травой и листьями. А возможно, и обитателями. Грубый гребень без жалости выдирал волоски, придавая шалашу на голове подобие приличности. В конце концов она сумела свить неплотную косу и удовольствовалась пока этим.

Бурча и причитая, Наташа выбралась на дорогу. И обмерла. Куст и падение были настолько ничтожным злом, в сравнении с тем зрелищем, что предстало ей на противоположной стороне пути, что она едва не заголосила. Давешний лай и перестрелка имели самую реальную подоплеку — непонятные, точно освежеванные существа бродили по траве подле нескольких тел. Кое-кого продолжали потреблять. Пустой желудок подскочил к горлу. Ноги сами двигались прочь, ступая осторожно.

Дорога немного повернула. Ровно настолько, чтобы скрыть «пиршество». Кот прильнул к содрогающейся груди и тихо заурчал, словно пытаясь утешить. Наташа еще с полчаса обнимала ствол неизвестного дерева, силясь остановить поток слез. Ее начало глодать чувство вины. Ей вспомнились солдаты, провожавшие ее от поста.

Резкий ветер дул в спину. Идти так было немного легче, но холод пробирал насквозь и уже появился зарождающийся кашель. Ландшафт никак не изменился, хотя на горизонте, очень далеко, появились силуэты каких-то строений. Там наверняка можно было переждать надвигающуюся грозу.

***

Наташа зябко поежилась. Куртка, набрякшая влагой еще накануне, не просохла и за полтора суток, а пронизывающий грозовой ветер продувал ткань насквозь, подталкивая утомленную путницу в спину. Кот надсадно и тихо подвывал, словно предчувствуя непогоду. Хотя, может быть вымоканный в остатках тушенки кусок хлеба просто был слишком мал для выздоравливающего питомца.

Замеченный еще с холма остов здания теперь был гораздо ближе, белея, словно обломки гигантских костей невиданного зверя на фоне тяжелой низкой тучи. До него оставалось навскидку с пару-тройку сотен шагов — расстояние для стоптанных и стертых ботинками ног почти непосильное, однако, женщина упрямо двигалась, полагая, что уж там-то сможет позволить себе даже костерок. Разрушенные стены хибары послужили бы и заслоном от ветра, и защитой от лишних глаз.

— Еще немного, кот. И у нас на склоне дня будет куток потеплее корневища, — почти удовлетворенно констатировала Наташа, сходя с дороги к развалинам.
Что именно остановило медика, — провидение или интуиция, рассуждать было бы большой глупостью. Воздух впереди странно колебался, сгущаясь и словно бы сворачиваясь едва различимой спиралью. Кот зашипел и уперся передними лапами в грудь женщины, округляя и без того схожие с блюдцами глаза.

— И чего это? Газ где утекает? Так вроде и запаха нет... А воздух-то, ты глянь, так и крутит, зыбка прям, да и только... — она отступила на шаг назад и осторожно двинулась в сторону, пытаясь определить, где заканчивается странное колеблющееся марево.

— Мя-ффф, — одобрил пациент, перестав сучить лапами и следя из-за кромки платка за действиями своей компаньонки.
Наташа наклонилась и подняла с земли небольшой камушек. Словно по наитию, швырнув его наподобие «лягушки», как это делали сельские мальчишки — по поверхности ставка, она даже рот открыла от удивления: там, где минуту назад были всего лишь едва обозначающиеся завихрения, родился довольно плотно сгустившийся мерцающий кокон и разразился миниатюрными молниями.

Кот взвыл — а следом за ним, испытав соприкосновение когтей с кожей, — Наташа. Брякнувшись на задницу, она колоритно ругнулась и закрыла рот, стоически пытаясь расцепить хватку своего напуганного пассажира. Рукаву пришел конец. По крайней мере, с эстетической точки зрения.

— Эка невидаль... И кто бы подумал. Это что же, навроде оголенных проводов? Так и ЛЭП нет поблизости?! — медик с присущей ей наивной простотой рассуждала вслух, стараясь не выпускать из виду странную новинку этого локального мирка. — Обязательно опишу ее, кто знает, кот, может, и будет эта диковина поводом для диссертации.

Неуклюже поднявшись, Наташа набрала еще с пяток камешков и продолжила кружение вокруг невидимой границы маленького электрического смерча. Шагов через семь камешки перестали с треском отскакивать в стороны и медик, выверяя каждый шаг, для верности забрав еще левее, пошла вперед.

Влажность, принесенная сильными порывами ветра, напомнила о надвигающейся стихии. Первые тяжелые капли оставили темнеющие следы на матерчатой куртке — но Наташа успела тремя, похожими на прыжки, шагами втолкнуть тело под кривой навес остова крыльца. Некогда это была то ли домуха постовых, хотя и шлагбаума не оставалось, чтобы подтвердить догадку, то ли попросту чей-то так и не законченный дом. Крыша кое-где изрядно плешивела дырами, но основной каркас еще держался.

Темнело быстро, ветер гнал тяжелую низкую тучу, заполняя все небо, не оставляя светлых заплат из редких солнечных лучей, так радовавших с утра. Вот тут-то и пригодился фонарик. Механический, скрипучий, он явно не понравился коту, тут же выразившему мнение противным вяком. Домуха была однокомнатная, почти квадратная, напрочь лишенная окон — разве что провал в одной из стен сошел бы за лишенный рамы проем. Устроившись в противоположном от него углу, Наташа стащила рюкзак, уткнув его в угол и куртку, которую немедленно развесила на торчащей из стены арматуре. Кот вытянулся на косынке, созерцая пляски попутчицы на одной ноге в попытке снять ботинок с изрядной долей котячьего скептицизма.

Избавившись от стылой обуви, Наташа раскрыла рюкзак. Вытертые джинсы, которые были празднично выходными в селе, остались сухими, впрочем, как и теплый, вязанный теткой свитер. Комбинезон растянулся невиданным зверем рядом с курткой.

Костерок ой как не скоро согрел, но радовал глаз теплыми алыми сполохами, разогнавшими зябкий грозовой сумрак. Редкие капли превратились в непроницаемую стену воды. В шуме даже собственные шумы различить было сложно, но медик не рискнула дремать. Кот довольствовался теплым объятием и разжеванной горбушкой начавшего плесневеть батона, женщина — хорошим глотком воды из фляжки. Тени лихо отплясывали на стене, мусор и обломки деревяшек, найденные в хибаре, горели споро, но быстро прогорали, а гроза все не унималась — хуже, расходилась, пугая оглушительным гулом громовых раскатов и еще больше сгустившейся тьмой.

В какой момент глаза слиплись, Наташа не знала. Кот теплым комком притулился на подобранных к груди коленях, ткнувшись мордой в ворот свитера, согревая компаньонку и греясь сам. Пламя убаюкивало тихим уютным треском, одежда потихоньку сохла, источая белесые облачка пара. Сон темным колодцем засосал сознание — и так же резко спал с ужасающим грохотом, ворвавшимся в сонный разум — стихия бушевала вовсю, единственный проход осветился ослепительной вспышкой и женщина обмерла, инстинктивно прижав к себе заворочавшегося питомца — снаружи кто-то ходил. Костер почти притух, слабо светили лишь угольки — но и этого было бы достаточно, чтобы увидеть их, если кому-то приспичило бы подойти близко.

Слепо нашарив в рюкзаке черенок, Наташа вытащила лопатку и подтянула ее к бедру. Пожалуй, это было ее единственным оружием.