Наташа точно знала, что спит и видит сон. Тягучая его пелена разворачивалась знакомой картиной родного села, купающегося в предрассветном тумане, влажном и густом. Хаты стояли чинно, друг против друга, огороженные плетнем дворы уже ожили самыми разнообразными шумами — квохтали куры, приветствовали рассвет петухи, надсадно споря друг с другом, лязгали привязные кольца. Хозяйки вели в поводу коровенок а по разъезженной главной улице уже шествовал пастух Колай, заспанно растирая сизое от щетины лицо и дергая полы старого, сального на локтях, пиджака.

Наташе снилась родная хата, ее беленые прохладные стены, камышовая крыша, требующая ремонта, чуть покосившийся журавль колодца, словно заглядывающий во двор и тяжелые головы подсолнухов, опустившиеся на плетень. И туманное это утро, напоенное редким скверным дождичком было желанней иного объятия — сердце медика билось ровно, разгоняя волны тепла по всему телу. Знакомое до мелочей, все это, быт и подъемы засветло, ломота в огороде и душистые весенние вечера под цветущими вишнями — состоялось в понимании Самойленко истинным счастьем жития человеческого.

Упитанный полосатый мышелов из общественных нагло лез в передник, раскрытый на коленях. Наташа улыбнулась, совершенно не по врачебному предположив у кота наличие особенного органа, мурчалом именуемого. Подняв глаза в белесое небо, она ощущала прикосновение мелких капель к лицу, вдыхая эту чистую влажность воздуха — и все вокруг вдруг стало темнеть, смазывались контуры хат и терялись в тенях окутанные цветом деревья. Громыхнуло гулко и далеко, набираясь рокотом. Потом ближе — и оглушительный удар стихии едва не подбросил Наташу над лежанкой.
Конечно, она была далеко от своего села, ютясь клубком в обвалившейся хибаре. Туманный взгляд скользнул вокруг — костерок едва тлел, сдаваясь натиску стихии, худая крыша текла, а за зияющей дырой, выполняющей роль окна, бесновался ливень.

Не сразу в полумраке девушка обнаружила силуэты своих новых знакомцев. Оба мужчины сидели неподвижно: один на том самом месте, где и засыпал, а второй — поджав ноги под себя у костровища. Сердце Наташи испуганно забилось, уж больно безжизненной показалась ей эта картина, холодок страха пробрался за воротник и мурашками скатился по спине.
Кот заворчал, стоило ей неуклюже шевельнуться. Питомец чутко спал, прижавшись к боку медика, и теперь, прижатый к полу, выражал сипяшим шипением неудовольствие.

— Эй... — очень тихо позвала девушка, приподнимаясь на локте, — Эй?

Между сотрясающими внешний мир и это хлипкое убежище ударами грома ей почудились шаги. Возможно, это потоки ливня сметали все вокруг, беспощадно падая с неба, но уж больно неестественным показался Наташе повторяющийся четкий шорох.

Сталкер, назвавшийся ранее Вороном, едва заметно шевельнулся. Дуло автомата, до этого покоившегося на груди мужчины, теперь смотрело точно в сторону прохода. Кот же сидел не шевелясь, но Наташа заметила, что пальцы его сжимали пистолет, а взгляд был направлен точно на зияющую в стене дыру. Шорох повторился. И теперь, в шуме ливня стали слышны осторожные, тихие шаги. Вскоре неизвестный остановился и до сталкеров донесся старческий голос:

— Эй, бродяги, позволите старому путнику укрыться от непогоды и пригреться у костра?

— Может и позволим, — откликнулся Ворон, — но для начала выйди на свет и представься, как у людей принято.

Через пару ударов сердца в проеме показалась высокая фигура. Лицо человека было испещрено множеством морщин, а одет он был в длинный рваный плащ, скрывающий почти всё тело и левую руку.

— Путником меня кличут. — Представился незнакомец, — Мужики... Найдется у вас поесть что? Третий день уже в Зоне без припасов, всё на крыс охотиться приходится.

Ворон кивнул, хотя выражение его лица, скрытого маской, так и осталось тайной. Он сделал приглашающий жест рукой, в то же время едва слышно сказав что-то напарнику. Сталкер достал из рюкзака банку тушенки и кинул пришельцу.

Тот, жадно и ловко схватив консервы, совершенно без страха уселся около костра и, проворно вскрыв консервы, приступил к трапезе, орудуя одной рукой. Левая же конечность так и оставалась скрыта под плащом.

Сталкеры едва заметно переглянулись, и Ворон немного подвинулся. Казалось, он просто сел поудобнее, но теперь ствол автомата смотрел прямиком в лоб незваному гостю. Тот же совершенно по этому поводу не беспокоился — или же не подавал вида, поглощенный трапезой.

— Третий день, говоришь. Ну и что нового в Зоне происходит, не слыхал? — Настороженно спросил Меф.

Наташа, все еще испуганная и сонная, переводила взгляд со своих проводников на новое лицо. Мужчина, явившийся на крошечный огонек потухающего костерка из непогоды выглядел удивительно бодрым для тех годков, которые отложились вехами морщин на потемневшем увядшем лице. Для одного вечера и неполной ночи в таинственной Зоне знакомств у нее было более чем достаточно.

Питомец, столь же сонный и от этого не слишком довольный, отнесся к новоприбывшему поразительно недружелюбно, напрочь игнорируя болтливых наемников далекого профессора. Кошак тихонько шипел, выркал и драл когтями рукав свитера, не сводя желтых крапчатых глаз с сутулой фигуры Путника.

В какой-то момент Наташа встретилась взглядом с мужчиной, пользующимся кличкой «Кот». Давешняя улыбка и хитринки в глазах испарились напрочь, зато теперь он всем своим видом давал ей понять, — «Молчи — сойдешь за умную».

Это было обидно и, немного обижаясь, медик обратила свое внимание на питомца.

Разговор, едва начавшийся, таил в себе какую-то угрозу, недоверием был пропитан воздух, а еще Самойленко явственно ощущала напряженность. Два ее проводника, как и давеча изображая спящих, теперь, хоть и казались отдыхающими, а что-то в их непринужденных позах и обмене взглядами да заставляло ее сомневаться.

Путник жадно выскоблил банку, слив остаток жирного сока прямо в рот. Оделив вниманием жмущуюся в угол фигурку женщины, он вновь заговорил, очевидно, желая удовлетворить интерес своего собеседника:

— Много нового в Зоне-матушке происходит, много, мужики... Спину что-то ломит у меня, чую, не к добру это... Выброс завтра будет, да мощный такой, ближе к вечеру. Дальше вам лучше не ходить, там опасно теперь... — Путник замолчал, хитро косясь на Ворона. Тот молча достал из рюкзака вторую банку и кинул мужику. Жадно поглощая угощение, гость стал рассказывать, что над Агропромом летали вертолеты и стрельба слышна постоянно.

Сталкеры переглянулись: если это было правдой, то самый короткий путь к ученым был для них закрыт. Хотя, как они уже успели много раз удостовериться на собственных шкурах, в Зоне короткий путь далеко не означает самый безопасный.

— С рукой-то что? Покусали? Помощь не нужна? — Как будто вскользь поинтересовался Кот.
Путник же, нахмурившись, сказал, что вылечил уже руку, заживает, покой ей нужен.

Ворон медленно поднялся и, заявив, что ему нужно «отлить», скрылся в темной хмари, все еще бушующей за пределами хибары. Путник, проводив его взглядом, скосил глаза на девушку, — и тотчас сосредоточил внимание на Коте, начав заливать очередную байку. Покончив и с едой, и с повествованием, гость правой рукой поманил сталкера поближе, словно собираясь выдать новому знакомцу нечто такое, чего посторонние уши слышать не должны.

Левая сторона его тела, скрытая под плащом, странно дернулась... В тот же миг в грудь ужасно заоравшего бродяги вошла целая очередь пуль, выпущенных замершим в проеме Вороном. Ночного гостя откинуло к стене, но тот, несмотря на тяжелые раны, всё еще ворочался, пытаясь высвободить что-то из недр плаща, острым углом вздыбившее грязную ткань...

К Ворону присоединился Кот и двумя меткими выстрелами в голову угомонил несчастного. Не обращая внимания на сжавшуюся в углу девушку, Ворон подошел к телу незнакомца и короткой очередью разнес то, что осталось от черепа, разбрызгав по стенам и полу кровь, осколки костей и ошметки серого вещества. Пинком перевернув тело и убрав автомат, Меф достал нож и склонился над трупом невезучего сказителя.

И вот тут-то Наташу прорвало. Она едва ли смогла заметить что-то подозрительное, старательно приглаживая клочковатую шерсть беснующейся в косынке животины. Все, что уловили расширившиеся от ужаса глаза девушки — порыв старика, его единственный шаг вперед, — а потом раздался оглушительный в ровном шуме ливня грохот автоматной очереди, эхом откатившийся от обвалившихся стен.

Не слишком бережно спихнув своего мяучащего иждивенца с коленей, Самойленко вскочила, презрев и слабость, и то, что стертые затекшие ноги отказывались ее держать еще накануне. Ком в горле удержал ее от гневного крика, вышло что-то невразумительное, но весьма эмоциональное. Пихнув мародерствующего наемника в плечо, девушка упала на колени перед скрюченным телом старика. Сильно изношенный рваный местами плащ набирался бурыми обширными пятнами, ночной гость более не шевелился. Стоило Наташе отогнуть ворот одежды, дабы дрожащие ее пальцы, коснувшись шеи, констатировали отсутствие пульса, медика вырвало. Отвернув голову в сторону, не сумев отползти, она согнулась над полом, опустошая желудок. Котяра завыл тонко и зло, шипя на сталкеров.

Кот подошел к девушке сзади и поднял, мягко обхватив руками за плечи. В это время Ворон деловито и профессионально разрезал плащ бродяги, после чего хмыкнул и отошел в сторону. Глазам сталкеров и девушки предстала левая конечность старика, длинная, мощная и исковерканная, похожая больше на лапу богомола, чем на человеческую руку.

— Излом... — Процедил Меф. — Далековато они забредать начали. И не вопи, деваха, не человек это. Мутант, умный шибко, хитрый, но мутант. Если бы мы расслабились, уже были бы мертвы.

Хмуро взглянув на Кота, Ворон подхватил свой рюкзак.

— Собираемся. Надо менять место, пока сюда все местные мутанты не сбежались.

Наташа силилась унять свое бабье естество и воззвать к разуму дипломированного медика. Куда там — слезы катились градом, тошнота крутила желудок, нос завалило от истерики, а тело сделалось деревянной болванкой. Ей захотелось ударить по рукам того, кто стискивал ходящие ходуном угловатые плечи, кто держал ее, подталкивая к орущему питомцу... А перед глазами стояла неприглядная картина разбитой черепной коробки, серовато-розово-алого ее составляющего и гипертрофированной конечности, еще какое-то время назад скребущей гнилую древесину пола разрушенной хибары. Девушка издала булькающий спазматический звук, но в животе было пусто.

Дернув плечом, смахнув и поразвозив потеки слез по щекам, Самойленко, все еще прерывисто вздыхая, попробовала сконцентрировать все свое внимание на скребущем лапами коте. Слова проводника и защитника прошли фоном, эхом, звучавшим словно в трубе.

Пока непослушные пальцы медика вязали узлы на косынке и прилаживали «люльку» на шее, еще пара рук доброхота спаковала ее нехитрый скарб. Второй охранитель, утратив всякую улыбчивость, очень быстро попихал в  рюкзак подсохший комбинезон. В обувку, дубовую от сырости, Наташа едва сумела втиснуть многострадальные стертые ноги.

— Почем ты знал, Иуда, что не простой человек перед тобой? А ну как старик просто со странностями? В меня ж вот ты не стал стрелять, хоть и животина при мне порченная! — на едином выдохе выдала Наташа, неуклюже минуя Андрея, демонстративно отказавшись от поддержки в виде протянутой руки.

Клочковатый иждивенец выщерился на Ворона и противно завыл, тонко и тихо, выражая свое собственное мнение. За стенным проломом стихия продолжила заунывный дробящий марш, правда, реже стали падать тяжелые капли, позволяя видеть рыхловатую тьму, каковая бывает перед рассветом.

— Ты это, не горячись так, — тихо сказал Кот, коснувшись рукой плеча девушки, — Ворон чует живых существ, а мутантов — в особенности. Он знал, что делает. — Не став пояснять, что за «чутье» такое позволяло Мефу отличать мутантов от людей, Андрей кратко изложил Наташе положение дел — и ее место в группе. Идти она должна строго в центре, в точности повторяя каждое движение ведущего, шаг влево или вправо может оказаться смертельным не только для нее.

Путники покинули ставшее негостеприимным укрытие, окунувшись в непроницаемый сумрак. После этакой грозы не парило от земли и не появилось даже намека на туман — промозглая прохлада была столь же ощутима, сколь чувствовались и незримые цепкие объятия усталости и недосыпа.

Ворон молча двигался вперед, не оборачиваясь; он уверенно вел группу на север, проверяя путь сначала датчиком аномалий а потом и бросками болтов, гаек и стрелянных гильз. Даже там, где датчик молчал и болт ложился ровно, то самое «сталкерское» чутье, шестое чувство, интуиция, — останавливало группу, вынуждая Мефа выискивать и прокладывать новый путь, довольно далеко обходя подозрительные местечки. Сразу за ним, след в след, как и было приказано, шагала Наташа, волочащая на руках немного успокоившегося питомца, замыкал группу Кот.

Самойленко и верилось — и не верилось в такую внезапную удачу. Мысль о том, что все могло закончиться для нее в порушенной хибаре, медик гнала от себя, сильно жмурясь и потряхивая головой. Стоило воображению нарисовать картину бойни.

И все же... Что это было за существо такое, и как эти два хмурых, одетых в странную одежду мужчины запросто определили, кто искал отдыха у костерка?

Котяра откликнулся на поглаживание грудным мурчанием, привлекая к себе внимание и отгоняя мрачные мысли. Узел косынки немилосердно тер шею, лямки рюкзака впились в худые плечи, защищенные теперь только толстой вязкой свитера. Все е мокрые вещи инертно болтались за спиной, присовокупленные к серебристому чемоданчику.

Наташа уткнулась взглядом в спину идущего впереди человека.

«Ворон», — услужливо подсказала память. — «Клички, ей-богу, как у пацанов поселковых, те как игрища свои затеют, так, бывало, метко друг дружку окрестят. А второй? Кот. Еще чище. Уж не за мышеловство, чай, прозвали...» — Самойленко тихонько фыркнула и споткнулась, теряя равновесие. Рюкзак и поклажа потянули в сторону, ноги самопроизвольно совершили несколько шагов в сторону. И тут кошак, выгнувшись всем своим жилистым телом, зашипел, толкнувшись в «люльке». Тело девушки качнулось назад. Дальше последовал сильный и грубый рывок за скукоженый матерчатый клапан рюкзака. Перед глазами сверкнуло и мир побелел на мгновение, а потом раздался хлопок, не столько слышный, сколько ощутимый физически.

Самойленко охнула, пытаясь отступить назад, но уперлась в препятствие, оказавшееся замыкающим проводником. Все еще оглохшая и ослепшая, она крепко прижимала к себе питомца, елозящего внутри своего кокона и пускающего когти в рукав.

— Стоять! — оклик Ворона заставил Кота и девушку замереть на месте. Только теперь постепенно приходящая в себя Наташа стала ощущать слабый ветерок, касающийся кожи на открытой шее.

— Сзади воронка. Кот, давай её сюда. Один шаг вперед. Тихо и нежно. Как в танцах.

Андрей осторожно подтолкнул девушку вперед, тихо повторив: «Один шаг».

Когда Самойленко выполнила указание сталкера, движение воздуха сошло на нет, словно его и не было. Впереди, буквально в четырех шагах, стоял Ворон, настороженно рассматривающий детектор.

Приказы он отдавал емко и четко, выводя спутников из аномального поля которое они до этого без проблем смогли пройти почти полностью. Когда Кот и Наташа оказались рядом, Меф убрал детектор.

— Повезло тебе, что трамплин слабый попался. Отправил бы на орбиту, или, чего хуже, скинул бы тебя в воронку. Знаешь, как она работает? Сжимает жертву в компактный такой мясной шарик, а потом разбрасывает останки метров этак на десять. Запомни, мы в Зоне, а не на прогулке. Будешь отвлекаться — вряд ли доберешься до своих коллег с Янтаря. Следом за мной, шаг в шаг, предельно внимательно, ворон не считать. Мы уже скоро выйдем к Свалке.

Наташа нашла в себе силы лишь кивнуть, потом, прикусив губу, обернулась к Коту. Попробовала улыбнуться — уголок рта нервно дернулся.

— Благодарю... — Это она выдала, не обращаясь к кому-то конкретно. А потом уверенно поставило ногу в примятую тяжелым ботинком мужчины траву. В голове стало неприятно пусто, но вновь погружаться в свои размышления медик не рискнула. Кто там его знает, сейчас какой-то «трамплин», а потом еще чего из воздуха появится.

— Все-все, — обратилась девушка к вздыбившемуся кошаку, — И ты спаситель мой, будет тебе по приходу еда хорошая и отдых, страдалец ты мой. И про молоко я помню, ты уж потерпи... — Ее не очень волновало, что могут подумать провожатые, разговор с животным успокаивал, но не отвлекал — так Наташа и пошагала, с той лишь разницей, что теперь не высверливала взглядом спину Ворона, а придирчиво вглядывалась в ставшую густо-серой перед рассветом, окружающую мглу.