Я заметил его ещё издали. Он широко и уверенно шагал к высокой дубовой двери. За его спиной развивался ярко красный плащ, на левой руке блестел металлический браслет, а на поясе взгляд останавливался на знаке ассасинов. Я поспешил к нему, и успел окликнуть Эцио, когда тот уже был готов постучать.
— Ла Вольпе?
— Рад встрече, — мой собеседник начал говорить, и я заранее знал, о чём пойдёт речь: о разрушенном Монтериджони, об убитом Марио, о том, какие же всё-таки ублюдки Чезаре и Родриго. Я следил не за его словами, но за его внешним видом, жестикуляцией, непроизвольными, мелкими телодвижениями. Я знал, что они расскажут мне куда больше, чем слова. И уже на основе этого я пойму – стоит ли мне снова присоединяться к Братству. Было очевидно, что именно Эцио теперь придётся взять на себя роль лидера, и именно от его личных качеств зависело, насколько будут удачны ассасины. Последний раз, когда мы виделись, он всё ещё оставался тем же юным, горячим, вспыльчивым и даже в какой-то степени глупым и наивным флорентийским парнем. Несмотря на всё то, что ему пришлось пережить.
Тогда, во Флоренции, перед заговором Пацци я использовал его. Но мне не оставалось ничего другого! Братство разваливалось на глазах: мы все верили Уберто, а он оказался предателем, казнившим одного из лучших наших ассасинов, который, к тому же, имел больше всего возможностей и влияния. Теперь, когда я вспоминал все события тех дней, мне становилось всё яснее и очевиднее, что мы бы не за что не справились бы без Эцио, и наше Братство здесь, в Италии, развалилось бы также, как и во многих других странах. Конечно, это не означало бы конец всем ассасинам; наши ячейки разбросаны по всему миру…. Но, несомненно, мы очень многое бы потеряли. Пожалуй, даже слишком многое. А Эцио сумел раскрыть планы тамплиеров, в одиночку пройдя по катакомбам под Флоренцией, спас Лоренцо Медичи, убил Франческо, сверг тамплиерского дожа, уничтожил сошедшего с ума Савонаролу… И хотя тогда, в его речи на помосте перед Палаццо Веккьо, где когда-то казнили его отца и братьев, была благодарность к нам, каждый из нас понимал, что не заслуживает её. Да, мы направляли Эцио, там, где это было возможно, помогали ему… однако на самом деле он всё сделал сам. Джованни был бы горд за своего сына.
Было одно, что останавливало нас от признания его главенствования над нами — честно и справедливо... Мы все понимали, что все его удачи – именно удачи, случайности, вызванные, может быть, умением быстро и адекватно реагировать на сложившуюся ситуацию, может быть, высоким воинским искусством. Но пока Джованни, Федерико и Петруччо Аудиторе не будут отомщены, Эцио не мог стать холоден и расчетлив, а значит, не мог ничего возглавлять. Именно поэтому в качестве главы Братства мы выбрали Маккиавели, молодого, но циничного и разумного человека. Не подумав о том, что такой может предать…
Удивительным образом мои мысли и речи Эцио совпали, и я, в ответ на его реплику о Николло, счёл нужным предупредить:
— Маккиавели – предатель! И я могу доказать это. У меня есть информация, что у него назначена встреча. Посмотрим, с кем он общается.
И я продолжил поток своих мыслей, обратив, однако, внимание, как легко и стремительно бежит Аудиторе, и как это разительно отличается от того, что я видел во Флоренции двадцать… двадцать три года назад.
Я единственный радовался, когда узнал, что Эцио не убил Испанца, несмотря на такую возможность. Это значило, что он преодолел себя, сумел заполнить чем-то страшную пустоту, оставшуюся после смерти отца и братьев и – простил. Конечно, это привело к ужасным последствиям, к смерти Марио и разрушении всего родового гнезда Аудиторе. Зато Эцио, уже более разумный, чем раньше, и имеющий новые мотивы к мести, мог возглавить Братство. И мне предстояло выбирать, присоединюсь ли я к нему…

…Я заворожено наблюдал, как Эцио отбивается от нескольких стражников, как он орудует мечом, одновременно плавно и стремительно, как проводит быстрые контратаки и как избегает неумелого движения алебардой одного из солдат. Затем – как он разговаривает с мальчишкой и успокаивает отца, как задаёт решительные, точные вопросы. Лишь когда он снова обратился ко мне, я еле успел надеть обычную свою маску «лиса», поглядеть в его решительные, мудрые глаза и чётко ответить. Теперь я точно знал, что, пожалуй, могу доверять ему.