За время отсутствия Барни, в лаборатории мало что изменилось. Розенберг все также колдовал на пультом, а Саймон отвернувшись, так что бы не видел начальник, чем-то закусывал. Доктор укоризненно обратился к, выходящему с площадки телепорта, Барни.

Как только в газах перестали плясать искры, внимание Барни было привлечено стаей собачек игравших неподалеку. Похоже, они тоже приметили прибывшего, и решили, что лучшей кандидатуры на должность сегодняшнего обеда, им не сыскать. С веселым лаем, они бросились в сторону Барни. Внезапно одно из животных, пробегавшее мимо странного «Г» образного выроста, дико завизжало не своим голосом. Барни повернулся, что бы получше рассмотреть что там произошло, и офигел. Несчастное создание, дико визжа, билось в конвульсиях, пробитое насквозь, опушенная к низу часть выроста оказалось огромной иглой, на которой и нашла свою судьбу незадачливая «псина».

Яркий дневной свет, на насколько минут ослепил, привыкшие к полумраку аварийного освещения, глаза. Зрение постепенно возвращалось, когда до слуха долетело тихое попискивание.

Сознание медленно возвращалось, к измученному организму. Утреннее состояние теперь казалось легким недомоганием. Пошевелив конечностями и убедившись, что переломы отсутствуют, Барни огляделся по сторонам. Руины, окружавшие его, навевали смутные подозрения. 

Как же болит голова. 
Определенно последние две бутылки вчера были лишними. 
До двух часов они с Гордоном просидели в баре, обмывая переход последнего в сектор аномальных материалов. Как результат дикая головная боль, во рту, будто семейство скунсов проживало и ко всему прочему, он ухитрился проспать.