Я родилась в 2254 году, здесь, в Ривет-Сити. Моя мать — доктор Мэдисон Ли, вскоре после моего рождения она вместе с отцом начала работу над проектом «Чистота», и мы переселились в Мемориал Джефердсона. Я мало что помню о том времени, а о самом проекте знаю и того меньше. В общих чертах, это была работа над какой-то большой штуковиной, которая махом очистит Потомак. «Чистая вода для всех и каждого» — вот был девиз ученых. Позже я пыталась узнать подробности, но никто, в том числе и моя мать, не хотел об этом вспоминать.
Мой отец, Джеймс, был основоположником этого проекта. В Ривет-Сити он пришел вместе со своей женой, кажется её звали Коутрен...Нет, Кеитилин...Черт опять не то!.. Ладно, неважно, это никакого значения не имеет. В общем, они убедили мою мать присоединиться к проекту. Тогда лабораторией заведовал Пинкертон, основатель города. Мама была его главным помощником, ученые уважали её, поэтому неудивительно, что почти весь персонал последовал за ней в Мемориал. Пинкертон посчитал это предательством. Думаю, в какой-то степени так и было. В один прекрасный день он послал всех к черту и исчез. Поговаривают, что его не упокоенный дух бродит по затопленному носу корабля, издавая всякие страшные звуки и завывания. Как по мне, уж скорее он там бродит живой, в призраков я всё равно не верю. Но не о нем речь, что-то меня унесло не туда.
В общем, ученые перебрались в Мемориал Джефердсона, где их охраняло Братство. Они также финансировали проект и посылали целые патрули, чтобы те отстреливали супермутантов, иногда забредавших в этот район.
В целом, работа шла успешно, но потом Джеймс серьезно поссорился со своей женой, в результате чего вся группа разделилась на два лагеря. Причиной был какой-то неопробованный метод или особо затратный эксперимент, что-то в этом роде. Конфликт затягивался, и проект оказался под угрозой, тем более что Братство постоянно подгоняло ученых, вмешивалось в эксперименты и надоедало своими бесполезными советами.
Именно в это время Джеймс и сблизился с моей матерью. Чувствами здесь и не пахло, потому что когда в научном вопросе был найден компромисс, он без колебаний вернулся к своей жене. Моя мама сделала вид, будто ничего и не было, ей это удавалось ровно до тех пор, пока она не поняла, что ждет ребенка. Она собиралась немедленно вернуться в Ривет-Сити, но ни ученые, ни Братство, не позволили — как сотрудник моя мать была незаменима. В положенных срок родилась я. Со мной носилась вся научная группа, в том числе и люди из Братства, один из них даже катал меня на плечах и давал баловаться сломанной лазерной винтовкой. Жаль только, что недолго я с ней возилась: когда мать узнала, откуда у её трехгодовалой дочери оружие размером с неё саму, то устроила страшный разнос, весь мемориал дрожал. Вывести из себя доктора Медисон Ли крайне сложно, но если вам это удалось, будьте готовы сами себя размазать по стенке. Тому бедняге из Братства именно это сделать и пришлось, он в своей броне, наверное, вкрутую сварился.
Но потом случилось два события. Во-первых, Кэтрин забеременнела, а во-вторых, начались проблемы. Результаты проекта не устраивали шишек из Братства, финансирование урезали, и самое главное, из Вашингтона повалили супермутанты. Их стало так много, что появились первые жертвы среди Братства. Для меня тот год — это постоянно чувство тревоги и близкой опасности, которое с ученых передавалась и на меня, хотя причину этих чувств я понять еще не могла. Наконец, проблемы достигли своего апогея: Кэтрин умерла при родах, а Братство отказало проекту в поддержке. Мой отец, как я уже говорила, лидер проекта, просто забрал ребенка и ушел.Бросил всё и скрылся в неизвестном направлении. Оставаться в мемориале стало опасно..и бессмысленно, по сути дела. Поэтому всё, что моя мать могла сделать, так это вместе с группой вернуться в Ривет-Сити и продолжила заниматься прерванными когда-то экспериментами.
Без руководства лаборатория пришла в упадок, и лишь через несколько лет ученые под началом моей матери смогли добиться того, чтобы она заработала в том же режиме, что и до прихода Джеймса.
Несложно понять, что до меня в это время никому дела не было. Я росла крайне трудным ребенком, для меня сиденье на одном месте было самой настоящей пыткой. Первое время я оставалась в лаборатории, тяжелые железные двери открыть мне было не под силу, и мама наивно считала, что её дочь находится под надзором, если не её, то других ученых. Но, как говорится, у семи нянек дитя без глаза: всё кончилось тем, что я под шумок выпила целую склянку какой-то пакости, от неё всё тело покрылось сыпью и начало жутко чесаться. Это был второй раз, когда мама вышла из себя.Поговаривали даже, что в это время на нижних уровнях прорвало трубу и всем посетителям «У руля» был устроен освежающий душ.
После этого случая мама оставляла меня на день в городской гостинице, у Корнелии Уизерли, старшей сестры Веры. Ничем хорошим это не обернулось. Их семья не так давно пришла в Ривет-Сити, почти сразу они начали очищать пустующие комнаты от всякого хлама и приспосабливать их под номера своей будущей гостиницы. Работа шла полным ходом, но Корнелия в ней не участвовала — она сломала ногу и поэтому целыми днями сидела у стойки администратора, вела учет средств и занималась какой-то бухгалтерской ерундой. Именно её мать попросила (естественно, не за спасибо) присмотреть за мной. Мы с первого взгляда друг-друга невзлюбили. Я злилась на маму, считая, что она меня просто бросила, поэтому и свою «няньку» приняла крайне агрессивно. А Корнелия...Мне кажется, она просто не любила детей. Мы регулярно отравляли друг другу жизнь, кто как мог, в меру своих физических и умственных способностей.Я заставляла Корнелию ковылять за мной по всему кораблю, в ответ она била меня, когда я возвращалась в гостиницу, грязная, но довольная. Противостояние это продолжалось до тех пор, пока в лаборатории не стало меньше работы и мать смогла лично заняться моим воспитанием. Сам процесс учебы меня не вдохновлял, но я просто обожала книги, и в конечном счете всё свелось к тому, что мама просто подбирала мне книги поувесистей, и я взахлеб их читала. Особых предпочтений у меня не было, поэтому я с одинаковым удовольствием изучала как Историю Америки, так и строение парового генератора. Видя мое усердие, мама дала мне больше свободы, и теперь я уже на полных правах могла изучать корабль. Детей в Ривет-Сити было немного, но я почти сразу я нашла двух ребят: Тома и Стэна, которые впоследствии стали моими лучшими и единственными друзьями.
Они оба — отличные ребята, но они никогда не отличались особым умом и сообразительностью, поэтому в нашей маленькой группе я стала безоговорочным лидером. Все операций типа «Стащить ящик пива из бара» или «подбросить хлопушку в туалет» разрабатывались мною, а осуществлялись обычно ими, под моим, опять же, чутким надзором. Отличное было время. Но последний план обернулся трагедией и поставил точку на этом этапе моей жизни.
В один прекрасный день Пустошь позвала меня. С тех пор, как научная группа вернулась в Ривет-Сити, я ни разу не покидала город. В детстве все попытки перебежать мост пресекались на корню, да мы особо и не стремились наружу, ведь внутри пока что было достаточно не изученных мест. Но вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать, что-то щелкнуло внутри, и я посмотрела на мир другими глазами. Все выходки, которые я по привычке учиняла с друзьями, перестали приносить удовольствие и теперь казались лишь бессмысленным ребячеством. Мама готовила меня в ученые, но тяги к науке я не проявляла, а в какой-то момент она просто стала мне противна. Странная тоска и чувство острой неудовлетворенности жизнью мучили меня, я не находила себе места, злилась и хандрила, пока наконец не нашла причину. Как-то рано утром я сидела на краю крана, держащего лестничные грузила, и через бинокль изучала Пустошь. Залезть на этот кран можно только на рассвете, потому что в это время охранников на посту не было. Несмотря на головокружительную высоту, упасть я не боялась, тем более что оттуда открывалась изумительная панорама, от одного лишь её вида по всему телу разливалось тепло, а душе хотелось вырваться из сердца и улететь вперед. В какой-то момент я задержала взгляд на Мемориале Джеффердсона, и поняла — вот он, выход. Почти физически я чувствовала, как меня манит туда, на бескрайние просторы, на свободу. Я немедленно поделилась своей идеей с Томом и Стэном, они поддержали меня и с энтузиазмом ждали мои указаний. В этот же день я поставила мать перед фактом. Ужасная ошибка: мать в третий раз на моих глазах пришла в ярость, и никакого разговора не получилось — лишь крики да бессмысленные аргументы «за» и «против». Я была воспитана книгами, все мои знания о внешнем мире были почерпнуты из довоенных историй, которые и двести лет назад можно было назвать неправдоподобными, а после ядерной войны они и вовсе приняли сюрреалистический характер. В теории я знала, что такое радиация и лучевая болезнь, как очищать воду и разжигать огонь без спичек; в барах я услышала достаточно историй о жестокости рейдеров и зверствах супермутантов, но по сути дела о настоящей жизни на Пустошах я не знала абсолютно ничего. А потому все увещевания матери пропускала мимо ушей, считая, что она нарочно сгущает краски, лишь бы заставить меня остаться. Закончилось всё тем, что мать поговорила с начальником охраны, и теперь меня и близко к воротам не подпускали. Знакомые путешественники с рынка отказались мне помочь, боясь навлечь гнев охранников и лишиться прибыльного места. Я была в ярости и сходила с ума от бессильной злобы на весь мир, а потому в моей голове быстро возник план побега, где в главных ролях был пожар на рынке. Думала, убью двух кротокрысов один ударом: и на свободе окажусь, и покажу заодно всем этим трясущимся идиотам о бренности их драгоценных мест.
На ночь лестницу убирали, и у панели управления оставляли дежурить всего одного охранника. Его привлечет грохот на рынке, он, естественно, побежит туда проверить, в чем дело. В это время я выдвину лестницу, перебегу на другую сторону реки и дождусь ребят, которые, как обычно, будут выполнять всю работу.
Стэн и Том в какой-то момент пытались меня отговорить и заставить придумать что-нибудь попроще, но я была непреклонна. Они не хотели причинять кому-то вред, но с самого детства я ими помыкала и навязывала свое мнение, поэтому сопротивление было без труда подавлено, и они согласились.
Ночью, в назначенный час мы встретились у внутреннего вдоха на рынок. Я взломала замок и, пока парни готовили всё к поджогу, изрядно поворошила прилавки, в первую очередь тех, кто отказал мне в помощи. Распределив необходимые вещи по сумкам и проверив, всё ли ребятами сделано верно, я отправилась на лестницу и стала ждать сигнала. Им послужил грохот нескольких бочек, которые Стен скинул сразу после того, как Том поджег разлитый керосин. Когда снаружи хлопнула дверь, я выбежала и стала возиться к панелью управления. К ужасу своему, всё оказалось гораздо сложнее: вместо предполагаемой пары кнопок было множество странных рычагов, которыми, скорее всего, вручную управляли краном. Я понятия не имела, как с этим управляться, и мои неловкие попытки ни к чему не привели. Прибежали парни, но они разбирались в этом еще меньше, чем я, поэтому несколько минут мы тупо стояли на площадке, не зная, что делать дальше. Тут дверь с лестницы начала открываться, и я мигом представила, что будет утром — нас прикончат или изгонят, но в любом случае мне придется еще раз встретиться со своей матерью, и смотреть в глаза ей будет просто невыносимо. Поэтому я, не задумываясь, прыгнула в реку, и ребята последовали за мной. Я с Томом выбралась на берег, но Стэн упал прямо на торчащие из воды обломки каменных плит... Смерть была мгновенной, по крайней мере, я на это надеюсь. Мы, не сговариваясь, бросились бежать, но уже на подходе к Мемориалу выбились из сил и упали на землю. Едва отдышавшись, Том с криками бросился на меня, обвиняя в смерти Стэна. Я не ожидала этого, и первое время отступала, пытаясь его успокоить. Никто из нас не заметил пришедшего со стороны Мемориала супермутанта. Я была к нему спиной, и видела лишь, как вытянулось лицо Тома, когда эта гора замахнулась на меня утыканной гвоздями дубиной. В следующий момент я полетела в сторону, услышала сдавленный крик и треск ломающийся кости. Когда я встала на ноги, то увидела, как супермутант, что-то бормоча себе под нос, пытался вытащить свое оружие из проломленной головы Тома. Что было со мной в последующие несколько часов, я плохо помню, скорее всего, бежала до тех пор, пока не потеряла сознание. Утром у реки меня привел в чувство охранник каравана, шедшего из Ривет-Сити. Я, не задумываясь, сказала, что не помню даже своего имени, и слезно умоляла взять их с собой. Убеждать я умела, и в конце концов они согласились.
Так я впервые попала на Пустошь. Оставив за собой пепелище и убитых друзей, я вместе с Вороном и его караваном отправилась в Общину Кентербери.


Всё вокруг было для меня новым, и удивленные возгласы сыграли мне на руку — у моих спасителей не осталось сомнений в правдивости моих слов. Караван дошел до Общины Кентерберри и отправился дальше по своему кругу, а я осталась в городе, где меня встретили достаточно дружелюбно. Дядюшка Роу, глава общины, пожалел меня и даже выделил отдельную комнату на окраине.
Первое время я страдала от депрессии, меня мучили ночные кошмары, где Стэн бесчисленное множество раз прыгал и разбивался о камни, а огромный супермутант всё никак не мог оторвать голову Тома от своей дубинки. Те крышки, что я украла у матери перед побегом, уходили в основном на алкоголь и химию.Один раз, напившись до беспамятства, я с ножом бросилась на вооруженного автоматом охранника. Не помню, чем он меня так разозлил, это и не важно, ведь что по сути нужно наркоману и пьянице, чтобы выйти из себя? Естественно, шансов против этого громилы у меня не было никаких, наверное, где-то в глубине создания я хотела умереть, мысли о вине за смерть друзей не давали покоя, это был груз, который мешал мне начать новую жизнь и двигаться дальше. Будь вместо этого охранника кто-то другой, моя история на этом бы и закончилась, но он, вместо того чтобы просто застрелить или вышвырнуть из города, выбил нож, и, крепко держа меня за руки, начал говорить. Поначалу я просто кричала и вырывалась, но потом связки не выдержали, и я волей неволей услышала его голос; он бы такой уверенный и спокойный, полный теплоты и отцовской нежности, что я просто разревелась, как ребенок, чувствуя себя глубоко несчастной и одинокой. Охранник прижал меня к себе, и, не прекращая говорить, гладил по волосам, пока я не успокоилась и не начала более-менее нормально соображать и держаться на ногах. Тогда он отвел меня домой, где его дочь без лишних слов привела меня в порядок и уложила спать.
Охранника, спасшего мне жизнь, звали Доминик Дейсадро; бывший наемник,он в силу возраста остался в Кентерберри и стал следить за порядком. Мачете не была его родной дочерью: несколько лет назад она пришла из какого-то города под названием Литтл-Лэмплайт, где живут только дети, и всем, достигшим шестнадцати лет, делают шикарный подарок — выпроваживают на Пустоши без права на возвращение. Доминик также помог ей, и теперь Мачете дежурила в местном баре «Приют Странника», следя за посетителями и выпроваживая из города особо надоедливых. Вдвоем они быстро поставили меня на ноги, и жизнь перестала казаться кошмаром. Доминик принялся было учить меня стрельбе , но особой тяги к оружию я не испытала, гораздо инетереснее мне были метательные ножи Мачете. В Ривет-Сити я ни разу не держала в руках стрелкового оружия, его просто было не достать — на рынке за оружейными лавками следили особенно хорошо. В войнушку приходилось играть подручными средствами, а именно хламом, найденном в необжитых каютах. Неудивительно, что за несколько лет я в совершенстве научилась метать предметы разной степени тяжести — от плюшевых мишек до увесистых булыжников. Последние, разве что, приходилось метать с особой осторожностью, ими с легкостью можно было снести пол головы. После долгих уговоров Мачете, наконец, согласилась взять меня в ученицы. За шесть месяцев я научилась мастерски обращаться с ножами, гранатами, различного рода взрывчаткой и ловушками, полностью отказавшись от иного оружия. Я стала еще одним защитником правопорядка, патрулируя ночью улицы, в то время как Доминик смог, наконец, почти уйти на заслуженный покой, потому что днем все дебоширы отсыпались, и редко когда требовалась сила при разрешении различного рода конфликтов. А со всем остальным прекрасно справлялся Дядюшка Роу
Все было отлично, но только Пустоши продолжали звать меня, и я, помня, тем не менее, свой печальный опыт, решила предпринять вторую попытку и один утром напросилась в охранники к каравану Ворона, не забывшего нашей первой встречи. Один из наемников отказался от контракта еще в Мегатонне, и ему нужна была замена. Меня взяли на испытательный срок — если я справлюсь с первым кругом, то тогда Ворон возьмет меня на более длительный срок. Мне выдали кожаную броню и автомат, которым я, кстати, ни разу не воспользовалась, и мы отправились в путь. Я была полна уверенности в своих силах и использовала любую возможность, чтобы узнать об окружающем мире как можно больше.
По маршруту мы посетили беглых рабов из Храма Уединения, а потом, остановившись ненадолго у милой старушки Агаты, направились в Парадиз-Фоллс, логово работорговцев. На мой удивленный вопрос Ворон сказал, что караваны сотрудничают со всеми, кто готов покупать и продавать товар, и их нисколько не волнуют отношения между группами. Очень быстро я убедилась, что таких открытых и дружелюбных людей, как в Общине, практически нигде не встретишь, и Пустошь действительная похожа на описания мамы во время нашего последнего разговора. Но принадлежность к каравану давала мне неплохую защиту и позволила набраться необходимого опыта без особого риска для жизни.
У каждого торговца был собственный опознавательный знак — яркая лента с рисунком, дающая определенную неприкосновенность на столичной Пустоши. Лишь животные, супермутанты да отдельные группы рейдеров решатся напасть на караван: первым и вторым, собственно, всё равно, кого сожрать, а третьи настолько отупели от наркоты, что с одинаковой яростью неслись как на безоружного путешественника, так и на паладина Братства Стали с гатлингом наперевес. У Ворона на ленте была изображена черная птица на белом фоне, у Счастливчика Харрита — ядерная боеголовка, у дока Хоффа — скрещенный стимулятор и бутылка виски, а Чокнутый Вольфганг, как всегда в своем репертуаре, носил на на шее ржавую консервную банку. Во время путешествия по кругу такие же знаки выдавались и охранникам, поэтому меня без платы пропустили в Парадиз-Фоллс. Мне глубоко претила идея рабства, по книгам, в большинстве развитых стран его отменили еще за несколько сотен лет до войны, но по совету второго наемника я держала свое мнение при себе. На членов каравана крупные фракции не нападают, потому что в таком случае они лишатся налаженных торговых путей, но с этими ребятами всё равно стоит держать ухо в остро, также как и в Эвергрин-Миллс, куда мы направились после небольшого городка Арефу. Раньше огромный котлован был просто местом для сборища торчков и караваны с ними дела не вели, но не так давно у них появился лидер — огромный и сильный, как разъяренный брамин, но не лишенный ума рейдер по кличке Капкан. Вместе с небольшой группкой таких же бойцов он пришел в «город» и установил там военную диктатуру, убив особо несогласных и жестко регулировав количество потребляемой наркоты и алкоголя. Проще говоря, он почти полностью запретил их, сделав исключение лишь для медиков. Всем это пошло только на пользу , а после того как Капкан заключил договор с караванами и место официально вошло в круг, Эвергрин-Миллс смог по праву называться городом, пусть и полностью закрытым для жителей Пустоши. Первое время я чувствовала себя крайне неуютно под жадными взглядами этих насильников и убийств, но когда один из них бесцеремонно пристал ко мне, я вышла из себя и вовремя подоспевший Ворон насилу оттащил меня от рейдера, истекающего кровью от нескольких глубоких порезов. Пары-тройки подобных уроков хватило, чтобы ко мне больше не совались, а вечером в баре на меня глядели с некоторым уважением и даже угостили бесплатной выпивкой.
Следующей нашей остановкой была Мегатонна, после неё мы направились в Ривет-Сити, по дороге до которого произошла моя первая настоящая битва. До этого попадались лишь дикие собаки да кротокрысы, но возле реки на нас напала группа рейдеров. Их было немного, всего пятеро, да и напичканы наркотой они были, будь здоров, но тогда я здорово перепугалась. Одно дело — метать ножи в бездушные мишени, а совсем другое — в живого человека. Но эти люди желали мне смерти, а потому, представив, что передо мной просто двигающийся мешок с песком, я вспомнила всё, чему учила меня Мачете, и убила двоих. С остальными расправился Ворон со вторым наемником; забрав с трупов немногие ценные вещи, мы продолжили путь. Я думала, что после этого меня вновь начнут мучать кошмары, но нет — я не жалела о содеянном, и призраки павших врагов не являлись ко мне во сне.
Когда мы подошли к Ривет-Сити, я, сославшись на клаустрофобию, осталась снаружи, стараясь не поворачиваться к кораблю лицом. Ворон в ответ лишь кивнул и сказал, что караван будет в городе два дня, а на третий рано утром отправится в путь. Он оставил мне карту Пустоши, и я, пробежавшись глазами по ближайшим точкам, решила на свой страх и риск пойти в Арлингтонскую библиотеку. Мне было скучно без книг, в дорогу с собой я ничего не взяла, о чем и сожалела на привале и долгими вечерами у костра. Пришлось вернуться немного назад, перейти мост и вдоль берега реки идти по дороге до самой Библиотеки. Проходя мимо Цитадели, я не могла оторвать взгляда от Паладинов Братства, несших службу с увесистыми гранатометами на плечах. Вспомнились все мои детские мечты о вступлении в ряды этих доблестных войнов, по крайней мере тогда я действительно считала эти консервные банки полными чести и достоинства. Наверное, мой взгляд был слишком откровенным, потому что один из них повернулся в мою сторону и что-то сказал. Слов я не разобрала, шлем очень сильно приглушал звуки, но, почувствовав, что ничего хорошего в мой адрес сказано быть не может, я опустила глаза и спешно прошла мимо.
До Библиотеки я добралась без проблем. Один раз на меня выскочил какой-то одинокий мародер с куском арматуры, но он быстро успокоился, стоило только ножу вонзиться в шею. Обыскав труп и не найдя ничего ценного, я приближалась к зданию, думая, как быстро на Пустошах можно потерять человечность и стать беспощадным убийцей.
Стоило мне только войти в Библиотеку, как на меня тут же нацелились несколько лазерных винтовок. Это место было оккупировано бойцами из Братства, они охраняли писца, который занимался поиском сохранившихся крупиц знаний — довоенных книг. Я постаралась выглядеть как можно дружелюбней, и в знак своих мирных намерений предложила помощь. Писец сначала не восприняла меня всерьез, но стоило мне блеснуть своими познаниями в области истории и довоенных технологий, как она тут же смягчилась. Её звали Ёрлинг, и мы, будучи обе неравнодушны к книгам, быстро нашли общий язык. Братство пришло в Библиотеку всего лишь пару дней назад, и почти всё время воевал с толпами рейдеров, достаточно крепко закрепившихся в здании. Нижние этажи уже было свободны, но на верхних шло ожесточенное сопротивление. Я немедленно предложила свою помощь, и до глубокой ночи плечом к плечу сражалась с воинами Братства, которые сначала с презрением, выраженным лишь характерным фырканьем, отнеслись к моему необычному стилю борьбы. Но, помня советы Мачете, я, не обращая на них внимания, быстро заминировала один из коридоров, и пользуясь дырами в стенах и потолках, обошла группу рейдеров. Метко кинутой гранатой я заставила их отступить прямо в ловушку. Перерезав контуженным горло, я вернулась к отряду, который уже на порядок лучше встретил меня. Позже, сидя вместе за ужином в одной из комнат , я узнала, что все они были немногим старше меня, лишь месяц как вышли из послушников, и это — их первое боевое задание, которое оказалось гораздо сложнее, чем предполагали в Цитадели. Будь в Библиотеке хоть один паладин, то он бы за час всех тварей положил — с завистью говорили они.
На следующий день история повторилась. Мы полностью зачистили все секции, и Ёрлинг смогла наконец заняться своей непосредственной миссией — поиском уцелевших книг. Я получила свое первое боевое ранение — несерьезное, пуля вскользь зацепила руку, и меня тут же заштопал медик, который, к моему удивлению, оказался девушкой. Проведя еще одну ночь в компании уже ставшими мне боевыми товарищами людей, рано утром, еще до рассвета, я ушла, и куча крышек оттягивала мой карман — ребята в долгу не остались. Караван вышел через час после моего прихода, и мы направились в Общину Кентерберри.
Ворону понравилась моя работа, и я заключила контракт еще на десять кругов. Весь следующий год я провела в пути, то путешествуя с караванами, то ненадолго останавливаясь в городах. Эта жизнь пришлась мне по душе, была вольна делать то, что захочу. С крышками проблем не было — во всех крупных поселениях нужные люди знали меня, и я порой нанималась проводником. Не забывая Доминика с Мачете, я каждый раз, останавливаясь в Общине, отдавала им часть заработанных крышек. Когда мне хотелось пощекотать нервы — я отправлялась в заброшенные офисы, школы, больницы, и разбиралась со всеми их обитателями, рейдерами в основном. Ко всему прочему именно там я могла найти книги, писец Ерлинг, с которой у меня завязалась крепкая дружба, хорошо за них платила. Несколько раз мне эти рейды выходило боком, после одной стычки я даже встать не могла, и лишь припасенный на черный день стимулятор помог мне продержаться до Большого Города, где местный доктор Рыжая привела меня в порядок. Однажды я ради интереса спустилась в метро, и почти сразу наткнулась на группу диких гулей. Двигались они крайне медленно, убить их было проще простого, но мне стало до того страшно, что я пулей выскочила обратно и больше в подземку не спускалась. На Пустошах помимо этого было лишь два места, в которые я ни за какие крышки бы не пошла: Вашингтон и Ривет-Сити. В первом хозяйничали мутанты, и я после первой встречи боялась к ним приближаться, ноги сразу становились ватными, а руки даже ножа не могли удержать. Думаю, не стоит объяснять, почему в город-корабль я тоже не стремилась попасть.
Наверное, я бы и дальше так прожигала свою жизнь, и в конечном счете сгинула на Пустошах, если бы в моей жизни не появился Дэниэл.