Как-то раз я на пару дней задержалась в Арефу, чтобы выпить, потравить байки в местном баре и решить, куда податься дальше. Ближе к вечеру пришел караван Счастливчика Харрита, и дилема решилась сама собой — я согласилась пройти с ним до Эвергрин-Миллс, где, быть может, у Капкана найдется для меня задание. Караванный круг уже порядком мне наскучил, я уже давно вынашивала в планах путешествие на запад, в Гердершейд, а после — в Темпенни-Тауэр. В само здание меня, естественно, не пустят, но хоть издали полюбуюсь на эту тень довоенного величия.
Когда караван покинул город, я сразу обратила внимание на второго наемника. Спортивного телосложения, он отличался странным акцентом и весьма привлекательным внешним видом. Было в нем что-то нездешнее, этот парень явно родился не на Столичной Пустоши, и, естественно, меня сразу же пробрало любопытство. Я никогда не покидала округ Колумбия, и мне было интересно, какой была жизнь в других частях постядерной Америки. Но наемник, Дэниэл, оказался неразговорчивым и потому, устав биться об стену уклончивых и неохотных ответов, я переключилась на Счастливчика, с которым всегда было интересно скоротать дорогу до поселений
В Эвергрин-Миллс Дэниэл пользовался уважением среди матерых рейдеров и приближенных Капкана. С лидером он оказался на короткой ноге, и весь вечер они долго о чем-то беседовали в тени бара, пропустив не одну бутылки виски. Я же резалась в карты, пытаясь мимоходом узнать связь между наемником и рейдером. Моя хорошая знакомая, врач со зловещим именем Скальпель, сказала, что раньше Дэниэл был в группе Капкана. Об их прошлом ничего не известно, ходили лишь только о том, что они пришли с востока, и явно они там не фермерством занимались. Все как один были закаленными, покрытыми шрамами бойцами, один лишь вид которых вызывал невольный трепет и уважение. Обрывочные и противоречивые сведения лишь распалили моё любопытство, в итоге я отказалась от своих первоначальных планов, решив пройти караванный круг до конца и вытянуть из наемника пару интересных историй.
Дэниэл, однако, был всё таким же немногословным, и лишь по дороге до Общины Кентерберри, самом длинном отрезке пути, где караван вынужден был на ночь разбивать лагерь посреди Пустоши, представился случай завести разговор. Я как обычно сидела поближе к костру, читая книгу — низкопробный детектив в мягкой обложке, который, судя по внешнему виду, чудом спасся от пожара. В дорогу много макулатуры брать было слишком тяжело, и я, ограничившись «Американской Трагедией» Драйзера, заполнила оставшееся в сумке место комиксами и дешевыми романами. Братству эта «порча бумаги» была без надобности, поэтому я могла брать их в любом количестве и после прочтения сразу же предавать огню. Перелистывая высосанные из пальца рассуждения героя о мотивах серийного убийцы, я не заметила, как Дэниэл тоже достал из походного ранца книгу и погрузился в чтение. Устав искать в сюжете осмысленность, я хотела уже бросить эту скукотищу в огонь, но наемник вовремя остановил меня и предложил поменяться. Удивлению моему не было предела — за год скитаний по Пустошам я не нашла ни одного читающего человека, кроме, естественно, писцов из Братства. Все были так заняты своими проблемами, что воспринимали книги не более чем топливо для костра, а многие, особенно рейдеры, и читать толком не умели. Поэтому видеть мускулистого наемника в очках, скрючившегося у костра с книгой в руке было как минимум странно. Читал Дэниэл сборник рассказов О. Генри, что еще больше подняло его в моих глазах — автора этого я любила и не раз перечитывала его короткие, но полные жизни рассказы. На следующий день Дэн казался уже не таким замкнутым и всю оставшуюся дорогу мы провели в разговорах, не забывая, тем не менее, отрабатывать выданный Счастливчиком задаток. Таинственный наемник оказался весьма интересным собеседником, хотя о нем самом я так ничего и не узнала.
Два круга нам потребовалось на то, чтобы понять — наша встреча не случайна. Раньше я была одинока, в моей голове теснилось множество мыслей, не имеющих ничего общего с насущными темами разговоров, которые вели жители Пустоши. Кому интересны рассуждения о причине войны о жизни до неё, когда вокруг столько опасностей, и так важно быть в курсе, надежны ли прежние маршруты, в каких местах засели банды рейдеров, а где повысился радиоактивный фон. Меня тоже это в какой-то мере интересовало, но по большей части я просто скучала, слушая рассказы о локальных стычках между фракциями и хвастливые бравады охотников, которым удалось забить Когтя Смерти. Единственным человеком, способным меня понять и поддержать разговор, была Ёрлинг, но в Библиотеке я бывала редко, от силы раз в полтора месяца. Дэна, наверное, тоже посещали подобные мысли, но он очень умело всё скрывал, а понять по его лицу, о чем он думает, было просто невозможно.
Так или иначе, когда закончился очередной контракт и Дэниэл предложил путешествовать с ним, я без колебаний согласилась. Вместе мы отправились на север.
Моя жизнь не потерпела особых изменений — я все также штурмовала заброшенные здания, искала книги, грезила фантазиями о довоенном мире, пила на спор сомнительную выпивку в барах, только теперь рядом был человек, который меня понимал и искренне любил, и с которым я наконец смогла назвать себя по-настоящему счастливой. Теперь мы могли позволить себе посетить тебе места, в которых в одиночку было не справиться. Увидев мой стиль боя и отношение к битвам, Дэн искренне удивился тому факту, что я до сих пор жива. И правда: по сравнению с ним мой уровень поднимался на лишь на несколько миллиметров выше «стиля протрезвевшего рейдера». Я бросалась в атаку без страха, в блаженном неведении надеясь только на собственное умение и удачу. Как я уже говорила, это часто приводило к неприятным последствиям, хотя Фортуна или как-её-там была определенно на моей стороне — когда я по собственной глупости ввязывалась в бой с десятком рейдеров, при том на их территории, всегда находилось нечто, помогающее мне выходить из схватки с приемлемыми для жизни ранами.
Дэниэл же действовал по-другому. Он был стратегом и снайпером, осторожность шла с ним в бок о бок, и он никогда не лез в драку, не имея достаточно информации о противниках. Моей беспокойной натуре были в тягость инфантильное наблюдение и выжидание на снайперской позиции. Дэн в ответ лишь хмыкал и отвечал, что рейдеры — не более чем мясо для тренировки. Все эти «танцы с бубнами», как я их называла, были необходимы для уничтожения настоящих врагов, таких же хитрых, как и он сам, по сравнению с которыми толпы рейдеров — не более чем назойливые насекомые, неспособные причинить серьезный вред.
Сама того не желая, я незаметно училась у него, перенимала полезную привычку думать на несколько шагов вперед, постоянно анализируя каждый свой шаг. Впоследствии у нас даже выработалась несколько собственных стратегий на разные случаи жизни, благодаря которым мы могли жить, а не просто существовать, боясь окружающего мира.
Через несколько месяцев нашего совместного путешествия Дэн исчез на несколько дней, попросив меня дождаться его в Эвергрин-Миллс. Всё это время я провела со Скальпелем и её парнем Титаном, огромным, под два метра ростом, но напрочь лишенного рейдерской жестокости. Титан был ветераном и входил в группу приближенных Капкана, но, как и Дэн, упорно хранил молчание о своем прошлом. Скальпель очень скоро оставила бесплодные попытки узнать правду, тем более что после расспросов Титан становился угрюмым и долго еще ходил словно в воду опущенный. Тоже самое было и с Дэном: вечерами он часто замирал с книгой в руках, устремив невидящий взгляд куда-то вдаль и не реагируя даже на собственное имя. Ну что ж, если у них есть некая общая страшная тайна, которую все они решили унести с собой в могилу, то пусть так оно и остается, у нас и своих радтараканов хватает.
Дэниэл, как и обещал, вернулся вовремя, с твердым намерением показать мне какое-то довоенное здание. На все вопросы он отвечал лишь «тебе понравится» и я, изнывая от любопытства, позволила добрых полдня вести себя на север без малейшего представления о пункте назначения. Таинственным зданием оказалась разрушенная церковь Диккенсона, и там Дэн сделал мне предложение руки и сердца. Сказать, что я была удивлена — значит, ничего не сказать. Этот довоенный обряд был практически забыт после войны, а в Ривет-Сити, несмотря на то, что там была своя церковь и верующих было хоть отбавляй, очень редко случались свадьбы — я помню лишь три случая, когда пара вот так оформляла свои отношения, устраивая на всём корабле шумный праздник за свой счет. Можешь сказать, что это бессмысленная трата крышек и дешевая романтика — потратить несколько дней на очистку развалин от супермутантов, и привести туда свою девушку только ради признания в любви, но для меня все это имело огромное значение. Дело этим не ограничилось — мы вернулись в Эвергин-Миллс, где у нас было больше всего знакомых, и устроили безумное пиршество по полной программе — от этой вакханалии наверное даже в Мегатонне все попрятались по домам, думая, что что рейдеры решили штурмовать поселение
Некоторое время мы еще оставались в городе, задаваясь извечным вопросом: «Что дальше», как нас разыскал Чокнутый Вольфганг, передав сообщение дядюшки Роу, в котором глава общины просил проверить караванные пути — последнее время многие торговцы начали страдать от нападений небольших рейдерских групп. Нам подобные задания были не в новинку, и мы принялись за дело. После этого задания нашлись другие, и мы быстро втянулись в свой обычный ритм жизни, только теперь выполняя большинство миссий вдвоем, лишь иногда разделяясь для одиночной работы «по интересам». Так было ровно до тех пор, пока я не объявила о своей беременности.
Сей факт меня очень не обрадовал, так как тогда я воспринимала будущего ребенка лишь как окончание моей прежней жизни, с которой у меня пока не было желания расставаться. Двадцать лет — не тот возраст, когда стоит остановиться и подумать об оседлой жизни, ведь есть столько еще не реализованных планов, столько еще не сделано и так много мест, которые стоит посетить. В глубине души я лелеяла надежду когда-нибудь покинуть Столичную Пустошь, побродить по свету, посетить Чикаго, Канзас-Сити, и, быть может, дойти до легендарного Лас-Вегаса. Теперь же все мои мечты были перечеркнуты или как минимум отложены на неопределенный срок, что просто не могло не угнетать. Но все мрачные мысли исчезли, стоило мне только взглянуть на лицо Дэниэла, когда я сообщила ему эту новость. Казалось, он был в шоке и не мог поверить в собственное счастье. Его отношение к прибавлению в семействе медленно перешло ко мне, и я для меня уход от дел уже не казался такой трагедией.
После недолгих споров и размышлений мы решили поселиться в Общине Кентерберри. Крепкие стены, хороший дом по приемлемой цене, да и Доминик с Мачете всегда помогут, если что. Хотя крышек мы никогда специально не копили, у нас всегда был достаточно большой запас на черный день, прибавить к нему немного — и можно смело отмечать новоселье. Дэниэл хотел заработать нужную сумму в одиночку, оставив меня в Общине, но я категорически отказалось, и впоследствии мне приходилось отвоевывать у него каждый день, проведенный на Пустошах. Дэн знал, что если я приму решение, то никакие обстоятельства, а прежде всего моя собственная гордость, не дадут мне изменить его.
Перед уходом я серьезно поссорилась с Мачете, которая, как и Дэниэл, считала, что в моем положении лучше всего остаться в Кентерберри, но она выражала свое мнение в куда более резкой формой. Разговор превратился в настоящий скандал, и я, не желая выслушивать страшные небылицы о выкидышах и преждевременных родах, просто развернулась и покинула город. Господи, какой же я была дурой! Останься я, и как счастлива была бы сейчас...
Дэниэл как мог защищал нас обоих от моей безответственности и глупости. Я же, мучаясь от каждодневной рвоты, бешеных перепадов настроения и прочих «радостей», всё никак не могла успокоиться и взять на себя ответственность за новую жизнь внутри меня. На четвертом месяце, когда я впервые почувствовала его (почему-то мне с самого начала казалось, что это мальчик) материнский инстинкт и зарождающаяся любовь всё таки взяли вверх: я стала намного осторожней и, наконец, согласилась вернуться в общину, но только после посещения Ривет-Сити. Дэн не возражал, несказанно обрадованный моему, пусть и запоздалому «взрослению». Тем более что последнее время что-то явно беспокоило его, на все мои вопросы он лишь отшучивался в своей манере, продолжая следить за горизонтом, словно ожидая от туда скрытой угрозы.
В это время я решила, наконец, написать матери письмо — вернуться в город, пусть и ненадолго, всё еще было выше моих сил. Я часто думала о том, что оставила позади, и несколько раз с твердой решимостью переступить через себя отправлялась к Ривет-Сити, но все время останавливалась на платформе, не смея перейти мост. Дэниэл, спасибо ему, воздерживался от комментариев, без лишних слов ожидая, пока я насмотрюсь на корабль и поверну обратно. Вопросов он мне не задавал, видно в ответ на то, что я в свою очередь уже давно не пыталась ворошить его прошлое. Подсказку мне, как обычно, дала книга — герой безымянного романа (от обложки остался лишь жалкий огрызок), покинувший родные края ради поиска сокровищ в какой-то Сибири, который после десяти лет бесплодных скитаний написал своей семье письмо-откровение, которое и было основной частью книги. Моё письмо получилось намного короче, но, истратив кучу бумаги и съев не один карандаш, я, наконец, запечатала его и у самых ворот вручила Ворону в надежде, что мать если не простит, то хотя бы поймет меня, и, быть может, даже порадуется, что её дочь смогла найти свое счастье за пределами корабля.
После этого поступка, к моему удивлению, на душе стало легче, и мы, не дожидаясь каравана, направились в общину, в которую нам не суждено было уже вернуться.
Первой неладное почувствовала я. Последние несколько дней за каждым поворотом мне мерещилась опасность, я совсем по-иному стала реагировать на неё. Каждый раз дикий ужас пробирал меня до костей, и я знала, что ребенок тоже чувствует это. Знала я и то, мне нужно любой ценой защитить его. Именно эти чувства и заставили меня остановиться, когда мы с Дэниэлом были на полпути к городу, возле старых железнодорожных путей, зажатых между холмами. Идеальное место для засады, но на этом участке почти никогда не встречали рейдеров, и он считался одним из самых безопасных для путешествия караванов в Общину. Сейчас же что-то было не так. Дэниэл взял меня за руку, и мы ускорили шаг — по его побледневшему лицу я поняла, что дело плохо. Во мне билась безумная надежда, что всё обойдется, что враг, кто бы это ни был, решит идти своей дорогой и оставит нас; я почти поверила это, когда мы, наконец, вышли на равнину. Но нет — стоило нам пройти еще несколько метров, как позади угрожающе щелкнули затворы автоматов. Я обернулась — холмов стояло трое наемников «Когтя», их невозможно было не узнать. Внутри у меня всё похолодело — что им от нас нужно?! Эти люди славились своей беспринципностью и готовностью за крышки выполнить любую работу. На Пустошах ходило множество слухов о них, один другого страшнее, но в живую Котей никогда не видели — точнее видели, но только никто еще не прожил достаточно долго, чтобы дойти до бара и поделиться этой новостью с другими. Наши дороги с этими ублюдками ни разу не пересекались, и сейчас их появление означало только одно — нас заказали. Но кто и за что это сделал, мы никогда не пересекали дорогу сильным мира...По крайней мере, я.
С двух сторон к нам подошли еще двое и отобрали оружие. Один из них направил на меня пистолет, но лидер группы остановил его со словами: «Неужели ты хочешь лишить себя такого удовольствия?».
Нас окружили плотным кольцом и повели куда-то в сторону. У меня в тот момент мелькнула мысль, что лучше бы они сразу прикончили нас, потому что нет в мире ничего страшнее разбитой вдребезги надежды.
Наконец мы вышли к станции метро, окруженной несколькими зданиями, магазинами, скорее всего. Перед тем, как спуститься во тьму, я увидела вдалеке, у самой реки, патруль Братства. Во мне вновь вспыхнула надежда — у наемников, пусть даже и Когтей, нет шансов против этих закованных в броню воинов. Но отряд не двигался, хотя, безусловно, заметил нас. Когти тоже остановились, и некоторое время обе группы молча наблюдали друг за другом. Наконец, члены Братства начали медленно отступать, а главарь наемников, хмыкнув, толкнул нас в черноту туннеля, где вмести с последними лучами солнца погасла моя последняя надежда на спасение.
За поворотом у костра сидело еще несколько Когтей, трое или четверо, я не смогла точно разглядеть. Мне связали за спиной руки, заклеили изолентой рот и посадили у одного из экскалаторов, ведущего вниз. Глава группы вместе с Дэном и с двумя наемниками спустились вниз. Прежде чем скрыться, он приказал одному из верзил, сидящих у костра, следить за мной и не подпускать никого до тех пор, пока они не закончат. Наемник, сплевывая, поднялся и подошел ко мне — я же не сводила глаз со спины Дэна, пока он полностью не скрылся внизу, лишь силой воли я заставила себя сохранять на лице спокойствие и не унижаться перед этими тварями.
Но всё мое самообладание исчезло, стоило мне только услышать крики. От ужаса я заметала и попыталась встать, но наемник сразу же ударом приклада по голове отправил меня обратно на землю. В голове зашумело, кровь начала медленно заливать глаза, но я не чувствовала боли. Мне хотелось зажать уши руками или просто потерять сознание — всё, что угодно, лишь бы не слышать, как внизу пытают самого дорогого мне человека. За что?! Если они пришли убивать, то почему не сделали этого сразу?! Как они могут, эти сволочи, эти подонки, эти грязные вонючие ничтожества, как они могут?!!...
Но скоро всё кончилось. Прозвучало несколько выстрелов — теперь мой через пройти через семь кругов ада до заветной смерти, которая станет мне спасением и избавлением от мук. Страха за себя у меня уже не было, но я чувствовала, как сжался внутри малыш. За что ему всё это, ведь он еще даже не родился, не сделал свой первый вздох, а смерть уже готова была забрать его, дав лишь почувствовать боль, отчаяние и беспомощность собственной матери.
Коготь, который сторожил меня, что-то довольно сказал, но я не слышала его, устремив невидящие глазя куда-то в сторону. Наемник, разозленный тем, что его слова не вызывали должного эффекта, схватил меня за волосы, и тут его голова как-то неестественно и резко дернулась в сторону — он отпустил меня и рухнул на землю. Со стороны выхода послышались крики и выстрелы, Когти, не ожидавшие нападения, повскакивали со своих мест, начался настоящий ад. Я, не шевелясь, наблюдала, как нападающие плотной стеной хлынули в зал, и как первые ряды падали, сраженные огнем Когтей, успевших отступить к противоположной от меня лестнице. Внизу тоже послышалась стрельба и топот множества ног. Я почувствовала, как веревка на руках ослабла, и кто-то за руку потащил меня к стене, подальше от линии огня. Мы пересекли зал и уже почти вышли на финишную прямую, но поверхности нам достичь не удалось — мимо моей головы просвистел выстрел, рука моего спасителя судорожно дернулась, и он на бегу упал, потащив меня за собой. Тут же дикая боль полностью заполнила мое сознание и я, будучи не в силах за кричать, несколько минут корчилась на полу, с ужасом понимая, что начинаю истекать кровью. Внизу всё разрывало на части, но я попыталась встать. В глазах тут же потемнело, все вокруг расплылось и словно начало проваливаться куда-то, последние силы покинули меня и я потеряла сознание.


Очнулась я в Эвергрин-Миллс. Первое время лежала, не шевелясь, пытаясь понять, что со мной произошло и почему я здесь. Тело не слушалось меня, и когда послышался скрип открывающейся двери, я с трудом смогла повернуть голову в сторону. Вошла Скальпель, она улыбнулась мне и что-то сказала, но все звуки словно доносились издалека, таяли по дороге, и я не могла разобрать слов. Безумно хотелось спать, я снова отключилась.
Следующее пробуждение обернулось кошмаром: стоило мне только открыть глаза, как воспоминания нахлынули на меня со всей словей ужасающей ясностью. Наемники Когтя, Братство Стали, крики Дэниэла, перестрелка, падение, жуткая боль...и пустота. Пустота в сердце и под ним, в том месте, где еще недавно был ребенок. Теперь его нет, никого больше нет, я осталась совершенно одна, господи, что мне делать...Что мне делать?!
Рядом сидела Скальпель, печатала что-то на терминале; услышав крик, она подбежала ко мне, и в этот момент я бросилась на неё. Дальше я мало что помню, всё потонуло в бездне отчаяния, чувства полной безнадежности, бессильной ярости и ненависти к себе. Все это смешалось и вылилось в жуткую истерику, я никого не видела, не чувствовала боли и хотела лишь одного — смерти.
На шум сбежались все врачи — в городе их можно было по пальцам пересчитать — и трое из них еле смогли оттащить меня от изрядно расцарапанной девушки. Пока меня привязывали к кровати, я успела кого-то укусить, и с дикими криками пыталась вырваться до тех пор, пока от введенного укола голова не прошла кругом и я не провалилась в спасительную темноту.
Потом наступила апатия. Несколько дней я не ела и не реагировала ни на что, бессмысленно глядя в потолок. Чем некоторое время Скальпель убрала бинты, удерживающие меня; я заметила, что руки у неё были покрыты несколькими длинными царапинами, а на шее темнели следы от моих пальцев. Что-то, похожее на стыд и сожаление, на миг появилось в душе и тут же умерло под гнетом другого чувства. Ненависти к себе. Всё, что произошло, было по моей вине, из-за моего эгоизма. Будь я умней и рассудительней, они оба были бы сейчас живы!..Почему я никого не слушала, почему во мне слишком поздно проснулась материнская любовь, почему нас так легко окружили, почему помощь пришла так поздно?..Стоило вопросов, и ни одного ответа..Хотя, какая разница — знание уже не сила, а лишь тяжелый балласт, который не стоит взваливать на плечи, учитывая то, что ты сам лежишь, уткнувшись носом в пыль, и понимаешь, что встать уже не сможешь
Вскоре Скальпель заставила меня встать и сутками не давала покоя, заставляя помогать ей с ранеными, которых было хоть отбавляй. Поначалу я сопротивлялась, мне хотелось, чтобы меня просто оставили в покое, но в конечном итоге поняв, что это бесполезно, покорно позволила ей за уши вытаскивать меня из той трясины, в которую сама себя загнала. С утра и до позднего вечера обрабатывая раны и отмывая бельё от крови, я ложилась на койку и тут же засыпала, у меня не оставалось сил на то, чтобы скорбеть и вспоминать; трудотерапия делала своё дело.
Я никого не спрашивала, что произошло и от всех разговоров уходила как можно дальше. Через две недели Скальпель показа мне две могилы с ровными, добротно сделанными крестами.
До прихода Капкана редкий день в Эвергринн-Миллс обходился без нескольких смертей — кто-то умирал от передозировки наркотиков, кого-то убивали во время многочисленных стычек в баре. Трупы закапывали в братской могиле, тут же забывая имена погребенных. Когда в городе установился порядок, смертей, естественно, поубавилось, и теперь каждый умерший своей или насильственной смертью должен был быть похороненным в собственной могиле чуть севернее поселения, там, где земля была мягкая и легко поддавалась лопате.
После битвы с Когтями крестов на огороженном частоколом участке стало намного больше. Могилы двух самых дорогих мне людей были чуть в стороне от центра; возле имени Дэниэла была неумело выцарапана звезда — символ принадлежности к группе Капкана; на взрыхленной земле у второго, маленького креста лежала игрушечная машинка и плюшевый мишка. Значит, это всё таки был мальчик...
Скальпель оставила меня одну, я до ночи просидела перед могилами, плача и желая лежать рядом с ними, под землей. Когда над кладбищем взошла луна, пришел Титан, сел рядом и закурил. Мы молчали. Наверное, он всё таки что-то говорил, но я, как обычно, не слышала его — последнее время я приучила себя быть глухой к чьим либо словам и разговорам. В конце концов Титан смог пробиться сквозь эту стену: «Простите, Дэн, Ада, мелкий, что не смогли прийти раньше». Сразу после этого я задала вопрос, ответ на который так старательно избегала и в глубине души не желала знать.
Титан затушил сигарету и начал рассказывать.
До того, как прийти на Столичную пустошь, все ветераны, как их сейчас называли, были простыми солдатами, членами достаточно крупного по здешим меркам «государства», состоящего из более чем десятка поселений и ведущего постоянную борьбу с другими такими же пародиями на страны. От войны уже устали, бои протекали вяло и в основном сводились к простому наблюдению за противником в ожидании отступления одной из сторон. Люди разного гражданства не отличались друг от друга ни цветом кожи, ни религией, ни политическими взглядами, многие хотели мира, не понимая, за что, собственно, они сражаются — ресурсов хватало, но вот власти...Её всегда оказывалось мало для тех, кто правил балом и заказывал музыку. Титан принялся было рассказывать об устройстве и структуре государств, но я мотнула головой и он опустил все неважные для меня детали.
Однажды предводителю их группировки пришла в голову мысль, что пора переходить к более решительным действиям, и группу из десятка отборных бойцов отправили на штурм военного лагеря, который стоял недалеко от границы двух фракций. От командира был получен приказ зачистить область, которые солдаты, не задумываясь, выполнили, ворвались ночью и открыли огонь на поражение. Когда пыль улеглась, а солнце поднялось над горизонтом, весь отряд увидел результат своих действий — множество трупов мирных жителей, в том числе женщин, стариков и детей, лишь двое или трое были военными. В развороченных пулями домах висели под потолком окровавленные люльки-качалки с замершими в них младенцами, превратившимися за несколько секунд в окровавленное месиво. Никто не знал, почему так вышло — почему военный лагерь на самом деле оказался мирным поселением, где солдат можно было по пальцам пересчитать. Наверху, конечно же, знали об этом, и скорее всего сознательно отдали приказ, дабы этим повергнуть противников в ужас и заставить их пойти на нужные уступки.
Двое из группы, молодые братья, пришедшие на службу, чтобы защищать свою семью, через несколько дней покончил жизнь самоубийством; один солдат, Джеффри, решился на дезертирство, за ним немедленно последовали другие, те, кто тоже не смог продолжать спокойно жить с кровью младенцев на руках. У самых ворот города дорогу им преградил глава отряда с несколькими крысами за спиной, которые не чувствовали за содеянное никаких угрызений совести. Джеффри, не останавливаясь, бросился на командира и задушил голыми руками, с остальными разобрались еще быстрее. Группа под командованием Джеффри, которого за это убийство нарекли Капканом, двинулась на запад, прочь от этой бессмысленной войны.
Их не оставили в покое. Несколько раз дезертиры сражались с бывшими товарищами по оружию, весьма успешно и не неся потерь. Правители жаждали мести, а потому прибегли к помощи Когтей — наемников, чьи штабы, судя по слухам, находились по всей Америке. Эти ребята брали дорого, но если получали достаточно крышек, то жертву свою они не отпускали и готовы были преследовать её хоть до края земли. На Столичной Пустоши, установив свои порядки в Эвергрин-Миллс, отряд некоторое время чувствовал себя в безопасности — даже Когти не смели нападать на целое поселение. Но это не мешало им разделываться с дезертирами поодиночке, так как никто из группы Капкана не желал отсиживаться в Каньоне. Несколько раз предпринимались попытки найти и уничтожить штаб Когтей, но каждый раз след оказывался ложным, и противостояние затянулось на несколько лет, то затихая, то разгораясь с новой силой. Когда мы с Дэниэлом направлялись в Ривет-Сити, к северо-западу от Вашингтона, возле реки от рук Когтей погиб ветеран, он был старателем и шел вместе со своим отрядом, доверху нагруженный найденными в развалинах вещами. Одному из группы удалось сбежать, он, истекая кровью, сумел добраться до Эвергринн-Миллс и перед сообщение ветерана Капкану. Тот немедленно начал подготовку к атаке, пока след еще не простыл и была возможность наконец покончить с давними преследователями
Победа осталась за дезертирами, но они понесли большие потери — семеро бойцов встретило свою смерть в темном тоннеле метро, в том числе Дэн и Резак — парень, который попытался вывести меня и у самого выхода получил пулю в затылок. Всех ветеранов похоронили на кладбище, падших рейдеров предали огню, трупы Когтей расчленили и оставили на поверхности, на радость ненасытным воронам и прочим падальщикам.
Закончив, Титан поднялся на ноги направился в сторону Эвергрин-Миллс, сказав напоследок, что через несколько дней он и Скальпель покинут город; если я хочу, то они могут проводить меня до общины Кентерберри. Я, не задумываясь, согласилась.
В пути мы почти не разговаривали, лишь Скальпель поначалу пыталась утешить меня, впервые за всё это время. Я безмерна благодарна им обоим за то, что они для меня сделали — без них я бы уже давным давно сошла с ума и оказалась в безымянной могиле, но какого мне было слышать слова утешения от той, что через несколько месяцев станет матерью, а отец её ребенка будет рядом и с готовностью разделит с ней заботы...
Проводив пару взглядом у старого засохшего дерева, где обычно останавливаются караваны, и искренне пожелав им счастья, я вернулась в Общину, к Доминику и Мачете. Но и здесь я не нашла покоя.
Меня без разговоров приняли в охранники, но даже та чрезмерная загруженность, которой я намеренно доводила себя до состояния ходячего трупа, не спасали от воспоминаний. Каждое утро, заходя на пост, я видела дом, который выбрали мы с Дэном и в котором должен был родиться наш ребенок. Ясное ощущение собственной вины усиливалось едкими замечаниями Мачете, без конца повторяющей: «Ну я же говорила, всё так и будет». Конечно, она была права, но какой смысл сотрясать воздух, если ничего уже не вернуть и остается только корить и презирать себя. Не прожив в городе и месяца, я ушла. У меня не было планов, хотелось лишь как-то спрятаться от собственной памяти. Первым и последним поселением на моем пути стала Мегатонна. Я недолюбливала этот город — в свой самый первый караванный круг я даже отказалась заходить внутрь, боясь, что по закону подлости бомба рванет именно в это время. Позже этот беспричинный страх ушел, но тем не менее я никогда не оставалась в городе дольше, чем этого требовали обстоятельства. Вот и сейчас я хотела лишь отдохнуть, а потом двинуться дальше, куда глаза глядят. Но всё получилось иначе — в первый же день я вдрызг напилась, набила морду какому-то ловеласу и всю оставшуюся ночь отходила на койке в общинном доме. Утром, мучаясь от злоупотребления дешевой выпивкой, долго слушала проведи Кромвеля, что, стоя по колено в радиоактивной водице, возносил руки к небу и призывал всех склониться перед таинственной волей некого Атома. К вечеру, разочаровавшись в ученье, я вновь пришла в бар, и всё повторилось по кругу. Так прошла неделя, за ней еще две; я всё обнадеживала себя и говорила, что вот эта пьянка уж точно была последней, на следующий день точно уйду из этого дыры. Но день наступал, и с тяжелой головой уже не особо тянуло на Пустоши. Так прошло два месяца, и я поняла, что никуда идти уже не хочу — зачем? В Мегатонне есть всё, что нужно для жизни — койка, еда, выпивка, приправленная редкими стычками с рейдерами. У меня больше не было сил сражаться, я сломалась и перестала надеяться на светлое будущее. Так прошел год, пока стычка у Мориарти и последующий штурм Мегатонны не перевернули мою жизнь и не заставили вспомнить, кем я была когда-то.
Вот и вся моя история. Скажешь, ничего особенного, у многих других и похуже что случалось. Наверное, так оно и есть, да вот только плевать я хотела на остальных. Не говори ничего — я и так всё знаю, и не вздумай меня жалеть — пасть порву. Как же меня это бесит...
А теперь, с твоего позволения, прошу отвалить от моего столика — я собираюсь напиться до беспамятства и к утру забыть весь этот разговор.