Теплая ночь дышала в распахнутое окно. Комната была освещена дрожащим светом десятка свечей. Милен лежала на постели, глядя на пляшущие теплые язычки пламени, стараясь дышать глубоко и ровно. Рядом суетилась Винн, подготавливая чистые полотенца и горячую воду.

Боль казалась Милен невыносимой, но она молчала, стиснув зубы. Эльфийка лежала, не двигаясь, только тяжко дышала. Схватки длились уже много часов, а ребенок все не появлялся.

Испытание продолжалось слишком долго, а боль все усиливалась. Из мокрой от пота постели стали доноситься непрерывные крики. Проходили часы, и голос роженицы постепенно слабел. Она желала только одного: умереть… И как можно скорее, чтобы все это кончилось…

Ее крики отдавались эхом в сердце мужчины, ожидавшего за дверями. Вся спокойная невозмутимость Ворона разлетелась вдребезги при первых стонах молодой женщины.

Винн придерживала разведенные колени эльфийки, гладила ее живот, изредка сжимая его ладонями.

– Тужься! Давай!

Ей казалось, что эльфийка тужилась все слабее, что ей не хватит сил.

Женщина почти всегда рожает легко и не мучается, если рядом мать и любимый супруг. Мать Милен умерла давно, а отец ребенка был далеко, пытаясь зачать дитя другой женщине. Винн знала, что за дверями комнаты, меряет шагами коридор мужчина, который любит Милен, который готов многое сделать для нее. Может быть…

Эльфийка снова закричала, выгнувшись на кровати, упираясь затылком.

– Еще немного, девочка!

– Дыхание Создателя, – прошептал стоявший в коридоре эльф, прижимаясь лбом к каменной стене.

Неизвестно, услышал ли его Создатель, но в тот момент, когда он с беспокойством произносил эту столь нехарактерную для него молитву, Винн увидела, наконец, появившуюся головку.

Мокрый младенец выскользнул Винн на руки. Волшебница, немного выждав, перетянула пуповину нитью, перерезала.

— Мальчик! Во имя Андрасте! У тебя сын…

Мальчишка закричал, когда Винн слегка шлепнула его по ягодицам.

Милен всхлипнула, протягивая руки к ребенку.

— И мальчик великолепный, — продолжила волшебница. — Он будет настоящим мужчиной.

– Дай! Дай!

Тем временем Винн совершала первый туалет новорожденного, очистила круглое личико.

– Ты сделала правильный выбор, Милен, ¬– сказала Винн, передавая ей ребенка. – Было бы очень жаль потерять такого славного карапуза.

Милен держала у груди сына, который уже перестал плакать, отыскав сосок.

– Позови… его, – выдохнула эльфийка, глядя в глаза Винн.

Волшебница кивнула и вышла в коридор, закрыв за собой дверь, и вздохнула, прижавшись спиной к стене и прикрыв глаза.

– Как она?

Винн открыла глаза и посмотрела на подошедшего Зеврана.

– Все хорошо, – сказала она. – Мальчик. Милен хотела тебя видеть.

Зевран кивнул и толкнул дверь в комнату.

Милен лежала на постели, укрытая покрывалом, прижимая к себе ребенка. Она была бледна, но в глазах светилось счастье. Малыш чмокал губами у ее груди. Зевран почувствовал, как поднимается внутри теплая волна радости. Он опустился на колено около кровати, взял пальцы эльфийки в свою ладонь.

– Он хорошенький, – улыбнулся Ворон, рассматривая безмятежное личико младенца. – Когда он откроет глаза, я уверен, что они будут твои.

Милен улыбнулась в ответ.

Зевран присмотрелся к малышу, заметив деталь, которая его удивила. Уши. Уши эльфов остроконечные и напоминают формой лист. У младенца же…

– Он человек? Как это возможно?

– Ребенок человека и эльфа – всегда человек. Винн сказала мне. Теперь я понимаю, почему смешанные союзы не одобряются эльфийской общиной. Если мы будем смешивать свою кровь с человеческой, мы исчезнем.

– Это не важно, то, что он выгляди как человек, – сказал Зевран, глядя в зеленые глаза Милен. – Он твой сын. Только это одно имеет значение. Ты уже решила, как назовешь его?

– Да. Его зовут Алвлен – «Потомок эльфов».

*********
Окно было распахнуто в весну, и сквозь него лился в комнату теплый солнечный свет. Милен сидела в кресле, держа в руках пяльцы и иглу с шелковой нитью. На ткани, послушные движениям ее иглы распускались прекрасные цветы, зеленела трава. Захваченная водоворотом войны, эльфийка почти забыла, каково это быть женщиной, заниматься не полировкой доспехов и оружия, а вышивкой. Почти забыла, что значит жить.

У ног Милен, положив большую голову на скрещенные лапы, дремал мабари. Рядом спал в колыбели завернутый в покрывала младенец. Эльфийка улыбалась, глядя на него. Сейчас она не представляла себе жизни без него. Как она могла желать избавиться от ребенка? Она была очень благодарна Зеврану, сумевшему убедить ее, уберечь ее от страшной ошибки, от поступка, который она, наверное, не смогла бы себе простить.
********
Зевран, стоя на пороге комнаты, уже некоторое время наблюдал за счастливой матерью. Он был рад, наконец, видеть на ее лице улыбку. Он не решался привлечь ее внимание, и просто стоял в дверях и слушал ее голос. Эльфийка пела.
Эту песню Зевран впервые услышал в лагере во время их долгих странствий. Ее тогда пела Лилианна. Но голос рыжего менестреля нельзя было сравнить с голосом Милен, звучавшим, как перезвон колокольчиков.

Haharen na melana sahlin,
Emma ir abelas
Souver'inan isala hamin.
Uhenan him dor'felas
In uthenera na revas!

Vir sulahn'nehn,
Vir dirthera,
Vir samahl la numin,
Vir lath sa'vunin!

Наконец, эльфийка заметила его и улыбнулась.

– Привет.

– Доброе утро, – кивнул Зевран, улыбаясь в ответ и проходя в комнату. – Как у нас дела?

– Хорошо. На аппетит не жалуемся и спим очень спокойно.

– Вижу, – усмехнулся эльф, заглянув в колыбель.

Шум с улицы привлек их внимание.

– Что такое?

– Не знаю, – Зевран подошел к окну, выглянув наружу.

Над озером с криками носились чайки. На пристани толпились люди. Но не они приковали к себе взгляд эльфа. По водной глади озера Каленхад двигались лодки. Человек в первой из них держал стяг с королевским гербом Ферелдена.

– Что там? – спросила Милен, отложив пяльцы и подходя к окну.

– Гости, – ответил Зевран, и эльфийка удивилась неожиданной холодности, прозвучавшей в его голосе.

Увидев королевское знамя, женщина отшатнулась от окна, вскинув руку к груди.

– Алистер…