В штабе было необычайно тихо. Настолько зловеще тихо, что острый слух Роше мог уловить хриплое дыхание каждого солдата. Никто не матерился, никто не пытался никому набить морду, никто не отпускал фекальные шуточки – солдаты при виде капитана опускали взгляд в пол, потупив головы. Даже Коротышка не пытался никому пожаловаться, а просто угрюмо сопел в углу. Одна Бьянка отчего-то тихо всхлипывала, но при виде капитана вытянулась в струнку и густо покраснела. Да что, в самом деле, произошло? Как будто бы они раньше все вместе не напивались в стельку!
Было ещё что-то неуловимо непривычное, что-то точно изменилось, но капитан никак не мог понять, что именно. Дойдя до своего стола, ни разу ни обо что не споткнувшись, Вернон понял, в чём было дело – в чистоте. На столе не было ни пылинки, пол, судя по виду, драили всей компанией, оружие было вычищено, смазано и аккуратно разложено по местам. Чудеса!
Но ещё больше Роше удивил тот факт, что никто не посмеивается у него за спиной, несмотря на нелепый внешний вид и все видимые признаки жутчайшего похмелья. Вчера его бойцы всю ночь продолжали веселиться, пока Вернон напивался с горя – у них не хватило мозгов осознать, что это они, отчасти, толкнули своего командира на ведьмачьи кулаки, а потому чувство вины солдаты испытывали явно по другой причине. Куда более веской и очевидной причине. Набрав побольше воздуха в лёгкие, слегка саднившие после вчерашнего, капитан гаркнул:
— Да что, холера вас подери, вы натворили?!
Не дождавшись ответа, Роше занялся наконец своим внешним видом. Не то чтобы он это сильно любил, скорее наоборот, расценивал как крайне нудную, пустую трату времени, и временами очень жалел, что не может позволить себе такой эстетической роскоши, как отросшая щетина. Однако сейчас было всё же приятно привести себя в порядок и восстановить образ строгого командира, перестав быть посмешищем. Нацепив чистый мундир, он принялся распутывать чалму, отколупывая оставшуюся грязь, и сам не заметил, как у него на ладони оказался крохотный тёплый комок мокрой шерсти.
— Это ещё что такое?
Солдаты заинтересованно подались к капитану, сомкнувшись плотным кольцом, но Бьянка всё же успела ловко протиснуться между ними. Будто почувствовав её появление, комочек вздрогнул и вдруг раскрыл бездонные глазищи цвета васильков. Солдаты хором испустили восхищённый вздох – вот бы они так же слаженно пели темерский гимн! Бьянка подпрыгнула и протянула:
— Какая пре-е-е-е-лесть!
Получившийся восторженный визг по звуку больше походил на боевой клич. Роше попытался было по-быстрому всучить котёнка девушке, но пошевелиться отчего-то не получалось. Казалось бы, что тут сложного – всего лишь протянуть руку! Отчаянно собрав волю в кулак, Вернон стиснул зубы и постарался отвлечься от очаровательного зверька, но в голове уже разлилась пьянящая слабость. Мышцы наотрез отказывались слушаться, невозможно было отвести взгляд от огромных как блюдца, гипнотически блестящих глаз, и неизвестно, сколько бы он так простоял, если бы Бьянка наконец сама не выхватила котёнка. Капитан поспешно отвернулся и облегчённо потряс головой. Солдаты с пустыми взглядами разбрелись, натыкаясь друг на друга, будто бы им только что тщательно промыли мозги, что, впрочем, было не так уж далеко от истины. На Бьянку психическая атака подействовала с наиболее тяжёлыми последствиями – она сунула зверёныша за пазуху и со счастливым видом принялась убаюкивать, критически осматривая свалявшуюся шерсть.
— Какой грязный! И как он попал к вам в шаперон?
— В шапе-что? А. Точно. – Роше был немало озадачен незнакомым словом, но виду не подал, и только удивлённая складка, на несколько мгновений залёгшая между острыми бровями, могла его выдать. – Я не знаю, откуда этот зверёныш, и не хочу знать. Чтобы я его больше не видел.
Бьянка угрожающе подбоченилась, собравшись до конца отстаивать своё право на маленький кусочек тепла среди солдатской чёрствости и грубости. Она так резко и нервно счищала грязь с котёнка, прямо-таки вызывающе – ещё немного, и она будет готова броситься с кинжалом на всякого, кто осмелится с ней поспорить. Ещё разок взвесив все «за» и «против», Роше всё же решил, что поножовщина ему ни к чему. Да и мало какой монстр мог сравниться с разъярённой Бьянкой…
— Ладно-ладно, если он тебе так нравится, можешь оставить.
Девушка издала ликующий нечленораздельный визг, сунула зверёныша за пазуху и удрала, сюсюкая себе под нос:
— Хороший ко-о-о-тик! Ты, наверное, хочешь кушать? Этот вредный дядька тебя напугал?
Роше несколькими давно привычными движениями намотал чалм… кхм, шаперон и устало вздохнул, будто бы только что успокаивал непослушного ребёнка. Ох уж эти женщины…

***
Мрак вздрагивает и трепещет, словно обожжённый вспыхнувшим внезапно светом. Лёгкие шаги отдаются эхом от стен, источник света всё приближается, жаля ощерившуюся чернотой густую мглу. Она преодолевает последние ступени, мягко ступает на земляной пол.
Не сдерживая нетерпения и забыв про осторожность, она бросается к громадному стеллажу с книгами. Проворно ощупывая шершавые кожаные переплёты, она, сбив серебристую паутину, с трудом вытягивает сразу увесистую стопку старинных томов и аккуратно, с большим трудом, опускает их на пол. Пристально вглядевшись в их первые страницы, она быстро отталкивает книги и принимается за следующую стопку.
Радостная искра пробежала в её глазах, когда она в очередной раз стряхнула пыль с пожелтевшего листа. И вот уже изящное перо с шорохом трепещет над страничкой в маленькой пухлой книжечке, мгновенно оказавшейся в её руках.
Её пальцы осторожно переворачивают ещё несколько страниц, которые вот-вот рассыплются в пыль от прикосновений, а глаза сосредоточенно, словно что-то выискивая, перебегают со строчки на строчку. Она закрывает книгу и отстраняет её, как и все предыдущие. Драгоценное время упущено, а разочарование столь велико, что она в ярости пинает стеллаж и в бессилии метается в призрачном круге света.
Тишину надрывает резкий крик, сменяющийся торопливым топотом вверх по лестнице. Она почти до крови закусывает губу и встревоженно роется в складках рваной одежды, извлекая нечто круглое, поблёскивающее в неясном свете. Она позволяет тяжёлой цепи обвить свою шею.
Её взгляд на мгновение стекленеет, незряче глядя в одну точку, губы что-то торопливо беззвучно шепчут. Рука машинально взлетает, падает на грудь, нащупывает пронзительно-холодный металл. Хрупкое тело сковывает паралич, вздуваются изумрудно-зелёные вены под тонкой кожей запястий. В темноте чётко очерчивается раскалённый докрасна круг, жадно поглощающий жизнь из скрюченного судорогой тела. Она бессильно валится на пол, хватая ртом воздух. Корчится и сворачивается клубком, но через несколько минут всё же предпринимает попытку встать. Дрожь всё ещё колотит её, поэтому получается далеко не сразу.
Тонкой ладонью она прикасается к теперь уже тёплому металлу, когда-то до блеска отполированному сильными пальцами. По их следам бережно обводит тот же замысловатый узор, ощупывая все крохотные царапины и трещинки. Её силуэт подёргивается пеленой, почти растворяется во въедливой тьме. Пространство искажается, будто водяная гладь, подёрнувшись рябью, и с гулким звуком втягивает её, но тут же вышвыривает обратно, породив сильную воздушную волну. Пыль поднимается столбом, а раскрытые книги возмущённо шелестят грубо потревоженными страницами.
Беззвучно выругавшись, она опускает взгляд и хмурится, изучая потускневшую от времени чеканку. Заслышав грохот кованых сапог на лестнице, обречённо стягивает с себя своё сокровище и проклятие и прячет его как можно дальше от недобрых глаз, зарывая под рваные складки поближе к бледной коже.
Исчезает холод, сырость, остаются только расплавленный металл и свет….
Яркий свет. Бьющий в нос дурман, влажными клубами кружащий под зеркальным потолком. Что-то острое впивается в предплечье. Боль невыносима, иглу будто специально вгоняют как можно медленнее. Свет вдруг причудливо преломляется, расходясь, словно крылья ангела – чьи-то шершавые пальцы грубо растягивают веки. На потолке играет, рассыпаясь мириадами отражений, знакомый солнечный блик от трещины в стекле – толстом стекле старого монокля. Ну надо же. Босс лично пришёл проверить как идут дела, и явно остался недоволен, потому что блик разъярённо заметался в зеркальной поверхности:
— Она ещё в сознании! Пульс! Проверьте пульс!
Сухому голосу вторил более мягкий, с текучим акцентом:
— Ещё одну дозу!
Что-то вгрызается в шею, но боль не исчезает, а растекается расплавленным свинцом по телу, бьёт, колет, колотит…
Лили вскрикнула в неясном стремлении прекратить эту пытку, но вдруг поняла, что уже не спит. Растерянно потирая глаза, она обнаружила, что почти съехала с толстой ветки, которую выбрала местом для ночлега, но завязанный особым зерриканским узлом страховочный трос не дал ей упасть. Чародейка уселась на ветке, с наслаждением потягиваясь и разминая намятые бока. Неделя ночёвок в кошмарных условиях не прошла даром – кости нещадно ныли, в ушах до сих пор стоял визг и копошение накеров, будто бы они всё ещё толпились у подножия могучего дерева, а в голове перекатывалась чугунная гиря. И сны. Одни и те же, из раза в раз повторяющиеся видения. Потирая виски, Лили ещё раз обругала себя последними словами за то, что подписалась на это дело. Она точно, точно навеки завяжет с работой и уйдёт на заслуженный отдых. Бессрочный. Как только вся эта чехарда более-менее устаканится.
А ведь задание действительно оказалось не из лёгких. Всевидящий предупреждал, отговаривал, но Лили позарилась на новые впечатления, понадеялась на собственный опыт. Безмозглая, самоуверенная дура! Работа была для неё своего рода наркотиком. Сколько раз она ставила на пыльную полку очередную пухлую книжицу, до отказа набитую зарисовками, докладами о задании, ценнейшими психологическими выкладками, и столько же раз она снова оказывалась в кабинете Всевидящего. Тот мог неделями рыться в её, Лили, отчётах, но с точностью до секунды знал, когда пустые удовольствия и бестолковые траты денег ей наскучат, и она вновь осторожно приоткроет массивные тисовые двери. В такие моменты он чётким силуэтом чернел у огромного панорамного окна, с высоты любуясь Вызимой, а потом вздыхал и сухо вводил агентку в курс нового дела, зажигая азартный блеск в её глазах. Однако на этот раз всё оказалось гораздо сложнее, чем обычно. Достаточно не просто вонзить нож под рёбра какому-нибудь ренегату, не-е-е-т, нужно было точечными вмешательствами повернуть события в нужное русло. Поначалу всё вроде бы как шло гладко, но сейчас обстоятельства стягивались в удушающий водоворот так же, как совсем недавно — петля на шее. Необходимо немедленно действовать.
Лили, накинув на голову капюшон, неприметной тенью скользнула в городские ворота, затерявшись в рыночной толпе. Сноровисто, почти как кузнечик, несколькими ловкими прыжками взобралась на крышу таверны, откуда лучше всего просматривался Флотзам. Рубленое движение рукой – и по истерзанной ветром черепице покатились пять матово темнеющих игральных костей. Чародейка наклонилась, наблюдая, как они стремительно переваливались с боку набок, но вдруг замерли, будто прилипнув. Шесть, шесть, шесть, шесть…три. Лили озадаченно несколько раз перебросила кости, но они упорно выдавали тот же самый расклад. Тройка всегда означала перемены. Но вот какие именно, зачарованные костяшки указать не могли. Подобрав свой талисман, Лили задумчиво уставилась в утреннюю дымку. Определённо, назревало что-то грандиозное. Она ещё раз в этом убедилась, увидев, как Синие полоски в полном составе и боевом облачении маршируют к воротам – стоило поторопиться, чтобы увидеть всё своими глазами. Чародейка с наслаждением подставила лицо свежему порыву ветра и, словно гончая, взявшая след, устремилась в одной ей известном направлении.