Знаете, как чувствует себя человек после изнасилования?
Нет, я не про то, что болит зад, о физиологии я и так рассказал уже многое.

Знаете, это божественное чувство... что тебя выебали. Отымели.

Да, присутствует брезгливость. К себе, к этим синякам на бедрах, к чужому запаху, к изодранной промежности...
но самое гадкое даже не это. А именно ощущение, что тебя выебали. Наебали.

И понимаешь, что все посочувствуют, что всем искренне жаль, что ты будешь долго и противно рассказывать все это бездушно-участливому сотруднику полиции, потом друзьям-подругам, давясь непроизвольными, некрасивыми, булькающими рыданиями...

А потом смотреть на себя после очередного душа и понимать, что никто, кроме тебя, не знает и не поймет этого. Того, как тебя рвали. Физически? В какой-то мере. Морально... на лоскуты, в клочья, в обрывки, в лохмотья.

Они будут выпытывать все, до мельчайших подробностей, вспоминать «случаи», литературу, кино и сериалы, будут говорить, чтобы ты держался, что они все понимают...
...
Что они с тобой...

Но это не так, и от этого осознания еще гаже. Ты абсолютно один, и ничего уже не изменишь, никто и ничем не поможет, ничего не изменится и клеймо «подвергался изнасилованию» навсегда останется в твоей голове.

Даже если его найдут.
Ты приедешь на очередные разборки, а там он, в компании таких же «подозреваемых» и ты укажешь на самого противного, безошибочно узнавая этот лапающий взгляд, понимая, что не помнишь даже лица, но именно те отпечатки, синяки, оставшиеся от его взгляда, заноют, подсказывая.

И будет суд. И ему присудят годы в тюрьме, а знакомые будут кровожадно рассказывать тебе, что в тюрьме делают с насильниками. И будут такие же, как ты, которых изнасиловал этот же человек, устало кивающие, отомщенные, но...
жертвы насилия. Как клеймо.


А еще будут родственники и друзья, искренне желающие помочь, предлагающие «любую помощь», находящие курсы или горячие линии по реабилитации. И ты даже позвонишь туда, старательно, но неосознанно меняя голос, выговариваясь, однообразными, сбивчиво-истеричными фразами, даже не о самом «акте», а о том, что чувствуешь. О том, что ты совершенно один, что никто не в силах понять, что все лезут, что тебе противно от самого себя, что тело стало каким-то не правильным, что тебе страшно, что появилась глупая, в принципе, фобия, что теперь ты не можешь заходить в свой собственный подъезд или идти по той же подворотне в одиночку, что тебе больно, плохо, постоянно страшно, а ты так устал и одиночество, одиночество, одиночество...

А потом вдруг замолчишь. И из трубки польется мелодичный, нежный, ласковый, успокаивающий голос с приятными интонациями...
Голос, для которого так же все равно — кто ты. Который скажет тебе то же самое что и миллиарду других людей, что еще не все потеряно, что все будут наказаны, что ты не виноват, у тебя все впереди...

И ты поблагодаришь и положишь трубку. Начнешь курить. Снова начнешь, хотя вроде как бросил. Посмотришь на красные, воспаленные глаза в зеркале. И передернешь губами в кривой ухмылке. В который раз.

Ты не виноват, что тебя заклеймили.
Ты не виноват, что ничего нельзя исправить.
Ты не виноват, что трусливой похотливой скотине не хватило денег на проститутку.
Ты не виноват, что никто не может не помочь даже — понять.
Ты не виноват. Легче?

Ничуть.

А, еще ты полюбишь проституцию. И начнешь говорить, что надо бы ее узаконить. Потому что чем доступнее свободное тело, тем меньше изнасилований.

А, еще тебе будет постоянно казаться, что все знают и перешептываются.
В офисе, в университете или — упаси Господь — в школе, в твоем дворе и шахматном клубе...
Даже на улице. Ты настолько четко и сильно будешь видеть вот это клеймо над собой, что станет казаться, что оно видно всем.

«Эй, вы тут? Кто еще не знает? Меня грубо и жестко выебали в подъезде, дали по башке и убежали! А я валялся на полу, скуля, подтягивая ноги к животу, чтобы облегчить это ощущение. И как по мозгам — звонко, громко — хлопнет подъездная дверь».

И только через несколько минут потянутся к телефону трясущиеся руки. Попытаешься подняться. Но от истерики — как будто ватными стали ноги, а трубка бьет по сережке с противным, слишком громким звуком. Руки дрожат.
С восьмого раза назовешь привычный и знакомый с детства адрес, сбивчиво объяснишь, что произошло. Не важно кому — важно просто сказать.

Вытрешься собственной одеждой и шатко пойдешь домой. Смывать эту гниль, этот запах, это клеймо.


И нянча собственных внуков все равно будешь помнить.
Что ты — жертва изнасилования.

Теперь уже навсегда.