* * *

Ланайя внешне изменилась. Более не та милая девушка в Брессилиане, вдруг поражающая строгостью и недоверием, тревогой в голосе. Тогда её хотелось защитить от прошлых и грядущих бед, от навалившейся ответственности за свой клан. Теперь она выглядела уверенной, полной достоинства. Ланайя ныне знала себе цену, и красота её служила образу правительницы эльфов. Её добротная одежда в стиле традиций, но, без сомнения, пошитая у городских портных, ладно подчёркивала стройность. Её длинные косы, уложенные высокой короной, придавали эльфийке особенно величественную осанку. Наверняка, она нарочно показалась так, чтобы произвести на гостя впечатление, и только обменявшись с ним приветствием, взяла у одного из своих спутников как будто бы забытый дома капюшон, покрыла волосы и перекинула длинные лямки, будто шарф.
Одновременно поманила галлу и, с вызовом, спросила Стража:
- Отвык, в своей Антиве ездить без стремян? На толстой лошади, небось, и выспишься в дороге?
- Лошади вовсе не такие глупые, как говорят у нас, - ответил ей Эвлар. Он тоже сел верхом на одного из галл и мысленно добавил: «И да, они удобнее!» По выработанной привычке, он толкнул животное в бока. От неожиданности белый олень подпрыгнул на месте, а потом сорвался и полетел галопом вон из поселения.
Лишь на скаку, Махариэль уговорил его замедлить бег. Ланайя догнала не сразу.
- В Антиве все так носятся?
- Да. Жизнь там так и бьёт ключом.
- Ты дерзок. Ты не был таким в Брессилиане...
Галлы вступили в более глубокий снег и перешли на шаг. Ланайя отдышалась.
- Мне говорили, что Махариэли все упрямые, как лоси.
- Ещё что ты обо мне знаешь?
- Что ты должен был охранять вашего хагрена, который собирался посетить Брессилиан. Тогда, Эвлар, мы бы с тобой узнали друг о друге ещё до тех страшных событий. У нас было бы время познакомиться, как следует.
- Это тебе сказала Ашалле?
Она смолчала. Белые олени выбрались на лучший путь и побежали рысью, чередуя её резкими скачками. Они не встряхивались на ходу, как верховые лошади, но узкая и гибкая спина, манера то и дело прыгать, взмахи рогами в разных направлениях, не позволяли всаднику расслабиться, как на коне. Тот, кого много лет в Антиве называли «Долийским Палачом», больше не заговаривал. Его немного отвлекла не очень-то удобная езда. Впрочем, он явно помнил обращение с галлами, а также явно правил не в ту сторону, в какую думала поехать гордая эльфийка. Заранее согласившись на сегодняшнее путешествие, она догадывалась, что герой не просто так позвал её одну, без провожатых. Должно было произойти что-то особенное.
Пока, вместо болотистой равнины ввиду Остагара, галлы бежали в сторону реки.

- Куда мы едем?
- Ты хотела показать мне окраины Vhen'alas.
- Это и называется антивской дипломатией?
- Разве и ты не преуспела в дипломатии?
Обогнав спутника, Ланайя повернула свою галлу, перегораживая путь.
- Да если бы не я... Если бы мы не поддержали словом собратьев эльфинажа, если бы я позволила долийцам взять оружие... Думаю, ты узнал, что было в Денериме год назад. И как тогда наши сородичи молили о спасении. Но я не могла принести долийцев в жертву бойне, как не могла допустить массовых казней восставших в эльфинаже.
- Знаю. Тебе удалось прекратить расправы и избежать напрасных жертв, насколько это было можно.
- Но они всё же были, - сокрушённо выдохнула женщина. – Скажи, зачем ты посадил на трон Анору?
- Ты тоже думаешь, что я – Уртемиэль?
- Уртемиэль?..
- Да так... Когда боги давали выбор – я решал. Но иногда они просто велели. Так же, как в тот раз, когда наши сородичи просили о земле.
Он снизил голос:
- Надеюсь, что хоть кто-то счастлив, кроме Ашалле.

Галлы теперь бежали ровно, но мысли так и набегали одна на другую. Ланайя никогда не полагала, что вновь увидит эльфа, избавившего лес от оборотней. Но это ведь не значит, что она совсем его не вспоминала.
- Эвлар, ты... Ты расстался с той черноволосой ведьмой?
- Да.
И всё. Ему, кажется, неприятен этот разговор. Она ведь помнит, как однажды эльф при всех поцеловал свою избранницу, внезапно прекратив её ворчание, но после между ними не было заметно близости. Что же, он так назвал ведьму своей женой или... это был... грязный шемленский разврат? Тогда Ланайя спрашивать не стала. Что он подумает? А, в общем, было не до того. Смерть Затриана, новые обязанности, снаряжение полусотни лучников на помощь Денериму... Троих похоронили по долийскому обычаю в чужой земле, все остальные до сих пор рассказывают о горящих зданиях, о страшных монстрах и гигантском ящере, которого убил Махариэль. Брессилианцы вскоре после Мора оставили свой лагерь, свой оскудевший лес, и перебрались вот сюда, под Остагар. Родной же клан героя кочевал к Недремлющему Морю. Там разделился: много взрослых эльфов устремилось в Арлатан, да так и сгинуло где-то за океаном. Ашалле привела всех остальных в новые земли и с тех пор занимается устройством поселений.
Ашалле иногда вздыхала, глядя на молодую хранительницу: «Почему, милостью Силейз, ты не сошлась с моим приёмным сыном? Вы могли быть самой красивой парой Vhen'alas! Вы оба честные и смелые, таких правителей не знали шемленские королевства. О вас слагали бы легенды».
Ланайя, поначалу, и не думала о личном. Не до семьи, не до любви. Даже если порой накатывала грусть, если в молитвы вдруг вплеталась просьба свести пути её с достойным мужем, дела не позволяли отвлекаться. Хранительница прекращала всякие намёки на своё девичество, пока на днях к ней не пришла эта заботливая мачеха с кувшинчиком брусничного вина. Ашалле так хотела удержать его... Она весь вечер говорила, говорила...
«В тебе есть магия, отец Эвлара владел магией, наверняка и ваши дети обрели бы этот дар. Мы бы связали много кланов воедино и породнили их, напомнив, что долийцы – один народ». Ланайя чувствовала, фальшь в беседе захмелевшей женщины и не могла понять, что именно она скрывает. Но было и другое: понимание, что хозяйка Vhen'alas права. Этот мужчина - тот, кто может стать самым главным в её жизни. Он был хорош собой, он был героем, он вернулся. Как знать, не боги ли решили возвратить его долийскому народу, новой судьбе? Кроме того, надо признать самой себе, что вспоминала его чаще, чем хотелось.
Скрип снега на тропинке возле дома, заставил посмотреть на дверь. Эвлар Махариэль вошёл, не постучав, не выразив должного удивления присутствием здесь Ашалле.
«Ланайя, завтра утром я хотел бы посмотреть окраины земель. Для нас найдётся пара крепких галл?»
Он не просил – велел. И, после Затриана, это был первый, кто сумел ей приказать.

Зимнее солнце поднялось в зенит, когда Махариэль спешился с галлы, чтобы дать ей немного отдохнуть и самому пройтись. Он чувствовал, угадывал даже потребности животного. Так неужели он не понимает, что за смятение творится в мыслях девушки, идущей рядом с ним неведомо куда?
- Почему ты не захотел брать с собой спутников?
- Чтобы доверить эту тайну тебе одной. Чтобы потом я знал, с кого спросить за то, как Vhen'alas распорядится этим знанием и этими сокровищами.
- Сокровищами? Я догадывалась, что ты затеял что-то необычное!
Но он не стал пока об этом говорить. Он ей кивнул и... принялся рассказывать о землях, за много дней пути отсюда. По мрачным и неласковым волнам огромный аравель – корабль в четыре стройных мачты войдёт в прозрачно-изумрудную гавань меж гордых скал. И солнце, искупавшись в море, наполнит небо чистой бирюзой, а землю оделит щедрым потоком живительного золота лучей. Навстречу им потянется, распустится буйная зелень крон: в чудесном том краю леса богаты и сады полны плодов.
Там окна городских домов сияют, как роса на гладком камне. А рукотворные красоты бывают совершеннее кленового листа. Гранит и мрамор там не холодят, а завораживают созерцание искусной обработкой, что раскрывает их природное великолепие совсем по-новому. В тех землях нет морозов, беспощадных, злых, губительных. Там даже бедность весела в своих свободных песнях, славящих любовь и жизнь. И сама смерть – всего лишь точный взмах сияющего острого клинка. «Тоска и боль не там, а здесь... на моей бывшей родине».

Ещё около часа белые олени несли своих эльфийских всадников, пока вдали не показались плоские отроги гряды холмов, откуда влево расстилалась лесистая равнина, а вправо убегала льдом покрытая река, теряющаяся в болотах. Ланайя вскинула перчатку:
- Коркари – не те земли, что притягивают шемленов. Я думаю, что постепенно долийцы их освоят. В ту сторону ещё много пустых земель, но за холмами их граница. А теперь отвечай, почему ты привёл меня сюда, а не на край болот.
Эвлар Махариэль сошёл на снег, и указал по направлению к возвышенностям.
- Река берёт начало от ручья, бегущего оттуда. В её истоках есть несколько водопадов и пещер.
- Но мы... туда не ходим. Духи...
- Всех духов мы с Зевраном истребили много лет назад.
Хранительница вздрогнула.
- Всех духов, мертвецов и демонов. Я доказал бы тебе это, но до нужных пещер ещё не меньше дня пути, а ночевать на снегу холодно.
- Вдвоём не так уж холодно.
Она осеклась, осознав, смысл того, что именно сказала. Кто её за язык тянул? Пусть даже предложение вместе заночевать в лесу, для эльфов, не всегда несёт значение любовной связи. Лечь вместе спать можно с любым, кто оказался твоим спутником в походе, в этом нет ничего предосудительного, но... Он ощутил тонкую неуверенность и трепет голоса. Бесстрастное лицо и сталь короткого ответа: «Нет».
Но как сурово! Или показалось? Резкий клич сам вырвался из груди, и галла ринулась в галоп. Морозный ветер, как пощёчина, обжёг лицо, слёзы заставили зажмуриться и слушать только собственное сердце, перегоняющее в ритме приглушённый снегом стук копыт. Пока сознание не прояснилось, разбуженное слухом и догадкой: второй олень скакал без всадника. О, Эльгархан! Что она натворила! Зачем ещё и эти слёзы! Так много лет не знала слабости, сомнений... А выход лишь один – вернуться и... как можно это объяснить?

До хруста стискивая зубы от досады на себя, эльфийка повернула недовольное животное на взрытый в снежной целине его же след. Теперь галла переставляла ноги медленно, громко пыхтела, упрекая всадницу за неожиданную скачку по сугробам. Навстречу, вдоль подлеска, двигалась знакомая фигура. Эвлар приблизился к уставшим, растерянным оленям, протянул девушке руку, молча предлагая опереться на неё и слезть на землю. Она немного постояла рядом, непривычно прислонившись к надёжному плечу мужчины, затем сделала шаг назад.
- Пожалуйста, - Ланайя выровняла голос, - Не говори никому, что я потеряла волю.
- Мы обменялись тайнами, пусть будет так. Теперь давай согреем чаю и поговорим о том, что важно.
- Наверное, вот так и делаются одержимыми.
- Ты выдержала.
- Разве я могла бросить тебя в лесу?
«Меня?» - спросил его холодный взгляд.
- Любого, леталин.
Махариэль кивнул. Быстро сложил костёр, эльфийка отпустила галл пастись и развязала сумку. Печёное рассыпчатое тесто с вялеными ягодами придумали недавно. Прежде такого не едали ни люди, ни долийцы. Впервые Серый Страж подумал, что иногда смешение культур даёт вполне приятный результат.
Подкрепив силы, успокоив смутное волнение в душе, хранительница и герой сидели у огня. Их разговор касался только нынешней поездки. Не слишком хвастая о приключениях, Эвлар поведал, как они с друзьями обнаружили подземные святилища и что теперь некому там хозяйничать.
- Мы вынесли оттуда драгоценности, оружие, но там ещё немало стоящей добычи. Она принадлежит не Ферелдену, а древнему Тевинтеру, память которого истлела вместе с тёмной магией. Ныне развалины на территории долийцев и, полагаю, это может быть весьма ценным подспорьем.
- Летом мы с воинами побываем там, - пообещала ученица Затриана. – Если находки пригодятся нам, тогда я всем скажу, что это ты их подарил своей земле.
- Моя земля уже не здесь, - тихо сказал Махариэль и посмотрел на небо. Ланайе показалось, что он повторяет про себя молитву.
Чего-то Ашалле не договаривала. У него там... семья? Любовь? Долийцы его клана, очевидно, что-то знали, надо потом спросить. Ясно было одно: свиданье с родиной, казалось, так необходимое душе и памяти, ранило его сердце. И эту рану он излечит только там – в Антиве.

Чтобы успеть вернуться к сумеркам, следовало поторопиться. Приладив подстилку на спину галлы, девушка оглянулась:
- Что было бы, Эвлар, если бы мы с тобой узнали друг о друге ещё до Мора?
- Мы бы могли найти общий язык.
- Мы и сейчас его находим. Разве нет?
- Да, как разумные и взрослые создания.
- Но не как... близкие друзья.
- Нам ведь не довелось узнать друг друга лучше. Усталость вызвала смятение души твоей, хранительница. Сейчас ты думаешь, что было бы тогда, ищешь опоры в прошлом и пытаешься вернуть как будто бы упущенное. Ведь очевидно, боги уготовили нам встречу, не указав прежде отрады сердцу моему и закалив тебя жестоким испытанием, и в этом Ашалле права. Но силы зла нарушили их замыслы и Порождения Тьмы грозили гибелью всему живому. Боги не зря отправили меня в проклятый склеп и заразили скверной мою кровь...
- ...избрав для остановки Мора лучшего бойца этого племени, - продолжила Ланайя. – Хозяйка Ашалле не раз рассказывала нам эту легенду.
- Это правда.
- И правда, что Война и Мор настолько изменили этого бойца, что он не смог стать прежним? Воля богов исполнена, Эвлар. Ты мог вернуться.
- Воля богов дала мне новую судьбу. Я должен был погибнуть, побеждая Архидемона. Но Митал отстояла для меня иную жизнь, и Эльгархан благословил это решение. Знаешь, что вскоре после Мора многие позабыли имя Стража? Люди и эльфы склонны забывать, кому обязаны спасением. Мне всё равно. Сын леса умер. Теперь меня зовут Долийским Палачом и только двое знают истинную цену счастья, доставшегося им в награду. Я не останусь в Vhen'alas, я здесь давно чужой.

Всадники больше не обмолвились ни словом, пока галлы несли их к поселениям. Но им было понятно всё без слов. Придуманный, несостоявшийся выбор судьбы уйдёт, как странный сон. Герой о нём забудет, а Ланайя ещё не раз спросит богов: верный ли путь указан ей, не самовольно ли она взяла на себя роль хранительницы? Но каждый новый день напомнит: величие и процветание для своего народа – вот все желания. Своя земля – лишь первый шаг, жизнь коротка, чтобы истратить её на сомнения.
Галлы едва почуяв приближение жилья, ускорили свой бег. После коры и хвои им хотелось сена.

* * *

Он до глубокой ночи жёг лучину. Что-то писал в своей тетради. Ашалле уже посмотрела десять снов, когда он, наконец, улёгся спать. Она неслышно взяла с приставного столика бумаги, вышла и разглядела их при лунном свете. Здесь было два старых письма: одно с красивым росчерком над подписью «Zevran», второе – шемленскими буквами, под сломанной печатью с неприятным словом «Avernus» и список, вроде тех, что составляют лекари. А эти строки он писал сегодня ночью. На незнакомом языке. Но тут и там встречалось это имя: Зевран. Эльфийка помнила его. Нельзя было не обратить внимания на того парня ещё на коронации Аноры. Он был так не похож на ферелденских эльфов – стремительный, подвижный, яркий, неуловимый, как луч солнца в струях горного ручья. Он был очень привязан к своему командиру, но часто спорил и перечил ему, как бы нарочно подогревая отношения. Вёл себя, будто непокорный младший брат, а говорил со знанием, как старший. Впрочем, позднее, Ашалле узнала, что антиванец для Эвлара – не замена Тамлену. Не просто друг. И не как брат.
Он всем понравился, и местным, и брессилианцам, что видели его в бою и говорили: «Пылкое сердце и холодные клинки». Женщины таяли от ласки, внимая звукам его голоса, мужчины удивлялись его ловкости. Все слушали его советов: чужак знал и умел невероятно много, а сам он моментально перенимал удачные приёмы и выполнял их так, словно родился с этим мастерством. Вполне своим среди долийцев он стать не мог, но был приятным гостем, пока... пока не выяснилось, что Эвлар Махариэль здесь тоже не останется. Из-за него.
Блокнот слегка дрожал в руках эльфийки. Меж незнакомых слов проскакивали фразы на долийском. Но и без них было понятно, что за чувства связывают её сына с далёким антиванцем. «Мa emma lath, sa'lath...» - единственный, любимый.

* * *

- Ты умирал? Ты был в Тени? – тревожно спрашивала старая эльфийка, встряхивая за плечо. Эвлар открыл глаза, шумно вздохнул и отогнал кошмар.
- Дыхание его коснулось setheneran, тонкого места снов, - послышался чужой голос. Отсвет печного пламени выхватил из ночного мрака лицо местного знахаря. Герой сел на постели, ощутил противный холодок взмокшей от пота рубахи.
- Я был в Тени не раз, - ответил он.
- А что сейчас? – Ашалле выдержала строгость голоса, пытаясь скрыть волнение. – Ты бился и кричал, как одержимый, потом затих, и мы едва сумели тебя разбудить.
- Нет, это только сон. Я сожалею, что от меня столько беспокойства.
- Но ты ни в чём не виноват, это всё твоя старая болезнь.
Знахарь приблизился, отстранив женщину, внимательно рассмотрел зрачки Эвлара, провёл ладонью вокруг его головы и сообщил:
- Он не больной.
- Конечно нет! Мне просто снился нехороший сон. Это бывает.
Махариэль сунул босые ноги в сапоги, набросил парку прямо на бельё и вышел за порог. Морозный воздух освежил его сознание. На улице он оказался не один.
- В тебя вселился дух медведя, леталин? – нарушил тишину кто-то из эльфов.
- Мне велено уйти, - выдохнул он устало. Но, чувствуя обычную после кошмара слабость, добавил:
- Мне позволено побыть с вами ещё немного.

Необходимость двинуться в поход прямо с утра спорила с головокружением, но кроме отдыха была ещё причина. Сегодня намечался банный день, а более ждать случая невыносимо. До замка «Пик солдата» почти месяц топать, если не заходить ни в Редклиф, ни в ту паршивую деревню. И разводить на себе вшей всё это время Эвлару очень не хотелось. Именно этого уклада соплеменников – спокойно обходиться малым, когда можно облегчить быт и повседневные труды, он не воспринимал. Всё-таки антиванское житьё сделало настоящего долийца едва ли не аристократом, те блага, что когда-то он и сам счёл бы излишней роскошью, стали привычными.

Любой может стерпеть временные лишения, но испытав лучшую долю, трудно представить свою жизнь без мелочей: вкусного кофе по утрам, салфеток за столом, горячей ванны, мыла, душистого, как летние цветы, зубного порошка со свежей мятой и тонкого белья, ласкающего кожу. Но главное – не это. Главное, выдержать ещё то время, нужное для дела, ради которого он здесь. Авернус нацедил едва ли не бутылку его крови и обещал ответить на вопросы «немного позже». Только бы ему хватило дней, пока Махариэль гостит у родственников и возвращается в его лабораторию. Потом... он был обязан хоть на миг увидеть Алистера. А это – путь в Амарантайн, где бывший боевой товарищ когда-то принял от него грамоту Стража-Командора.
Достать хорошего коня в послевоенном Ферелдене – просто нереально. Это возможно только в городах, и то лучшие кони либо возят генералов, либо надёжно скрыты в стойлах баннов и дворян. А покупать заезженную клячу, которую потом придётся чуть ли не на себе тащить, Эвлар не собирался. Долийца, впрочем, не пугали пешие пути. Ему надо было успеть к весне, примерно ко второму Аннуму, сесть на корабль в Антиву. Ночной кошмар живо напомнил о проклятии Серого Стража, а ежегодная болезнь от скверны, если Авернус её не излечит окончательно, требовала переждать её дома. Рядом с тем, кто одним своим присутствием поддержит силы, помогая одолеть мрачную сущность. Рядом с кем на любовном ложе почти никогда не снятся страшные сны...

Горячий пар и дым валили изо всех щелей строения, из маленьких окошек, прорубленных вверху стены, из дырки в крыше. В баню таскали вёдра, выуживая воду из пробитой во льду полыньи, передавали тем, кто был внутри. У входа спорили несколько женщин, которые хотели занять первую очередь. Охотники им отвечали: «На вас воды не напасёшься – всё выльете, а после стирка будет до ночи!» Наобещав эльфийкам, что для них потом устроят всё не хуже, мужчины выпроводили их с участка у реки и, оставляя одежду в палатке у входа, уже начали заходить в жаркое помещение. Махариэль тоже нырнул в палатку и как-то уловил снаружи нарочно приглушённый разговор:
- Нет, с ним я туда не пойду.
- А что такое?
- Тихо. Он уже там.
- Знаешь, и я, наверное, не пойду...
- Да вы хотя бы объяснили! Ну и - волк вам судья!
Ворча, непосвящённый эльф вошёл в палатку, а эти продолжали спорить и решать: рискнуть или не надо. Эвлар сейчас же поспешил заскочить в баню, но всё-таки услышал: «Нет уж, я не хочу, чтоб антиванец там меня разглядывал!»
Некоторые долийцы точно знают, почему он не остался в клане после Мора. У них не принято даже упоминать, что так бывает... В упрёк ему это никто не ставил, замалчивали, но только из уважения к прошлому и понимания, что скоро он опять уйдёт.
Он попытался не зацикливаться на подслушанном, занялся тем, за чем сюда явился.
В сарае было дымно. Вонь от торфа не шла в сравнение с запахом поленьев. Земляной пол был застелен обрезками веток, мокрой соломой и тем же раскрошенным торфом, но холод пробирался сквозь настил, поэтому все торопились встать на тряпки, которые потом придётся постирать и выполоскать в проруби. Из кованного гранёного котла над очагом черпали размокшим берестяным туесом в берестяные же тазы и, чтобы не обжечься, добавляли снега, а после поливали на себя горстями или через край. Желание побыть в воде подольше не совпадало с тем, что здесь творилось. Впрочем, как всюду, молодёжи было весело. Они плескались и шутливо хлестали друг друга пучками трав, которыми, вообще-то, полагалось растираться. Эвлар внезапно обратил внимание, что эльф, голос которого он слышал из палатки, всё-таки здесь. И сам на него смотрит слишком пристально.
- Что, Вэлрен?
Тот, будто невзначай, прикрылся травяной мочалкой, но тотчас овладел смущением и заявил:
- На тебе шрамов нет. Ты прошёл Мор, ты получал немало ран. Где их свидетельства? Их нет. И даже тех, что были прежде.
Махариэль не растерялся. С полной уверенностью в своей правоте, он заявил:
- Я от них избавляюсь.
Это сейчас же заинтересовало долийцев. Шрамы – свидетельства отваги. Раны излечивать – это понятно, раны мешают двигаться, они вроде болезни. Но их следы? Десятка два сородичей, столпившихся вокруг, заметили, что вправду: долийские татуировки сохранились, но шрамов будто не бывало. Так гладко выровнять порванную когда-то кожу умеют только маги, да и то не все.
Тот, кто всё это начал, ещё злился, то ли на своё недоверие к бывшему родичу, то ли на ситуацию, в которой оказался сам. Он начал говорить и должен высказать всё до конца.
- В Антиве воины стараются забыть свои победы?
- Прошлое здесь, - Эвлар коснулся головы, затем груди. – Моё тело познало много ран и на войне, и после Мора, шрамы в таком количестве его бы не украсили.
- Украсили? – с насмешкой повторил Вэлрен. – Вижу, ты любишь украшать себя. Только не как мужчина. Всё в тебе иное! Манеры и одежда... эта серьга. Не знаю почему, но она вызывает во мне раздражение. Как будто знак того, что ты теперь не наш. Это всё оттого, что ты тогда сбежал от нас. В такое время, когда семья распалась! Ты бы сумел отговорить их ехать в Арлатан или сумел бы уберечь в пути, но тебя сманил тот хитрый антиванец и ты за эти годы стал другим. Эв, что ты делаешь с собой? Твоя кожа бела, как будто ты её купаешь в молоке. Твои руки – нежнее, чем у девушки! Они такими не были, даже когда ты был на двадцать лет моложе. И это, правда, ты? Тот, воин, что сразил дракона? Или в Антиве измеряют мужество блеском отполированных ногтей?
- Там никого не забавляют отполированные ногти на мужской руке, если эта рука способна управляться с острой сталью.
Голос, полный достоинства, не вызывал желания спорить.
Вэлрен же, чувствуя, что проиграл и не дал выхода своему странному волнению, пошёл в атаку:
- Эв, не прикидывайся, ты ведь не такой как мы! Ты и твой парень из Антивы...
Махариэль предупреждающе поднял руку. Жест, требующий замолчать.
- Природа не велит делать того, что вы. Лесные эльфы никогда бы не посмели даже думать о таком, до чего докатились плоскоухие. Поэтому не все тут понимают, о чём я...
- Вэл, заткнись. Сейчас не время разбираться.
- Не время, - нервно хохотнул долиец. - Но всё-таки признай, ты изменил своему племени, приняв другую жизнь. И я не понимаю, чему радуются те, кто снова называет тебя леталином? Ты ведь теперь чужой! Какого демона опять явился? Похвастать о своём богатстве? Научить распутству?
В следующий миг резким выпадом он был отброшен к стене и сполз по ней.
Удерживая гнев, его обидчик показал другим открытые ладони, в знак, что не собирается продолжать драку.
- Я тот же. Я – Эвлар Махариэль. Но моя жизнь больше не связана с долийцами, разве что боги Арлатана по-прежнему благословляют мою новую судьбу.
Как я благословляю вашу.

Правду сказать, стоять на месте дальше было холодно и глупо. Кто-то взялся ворочать топливо в очаге, кто-то плеснул на камни воду, чтобы наполнить помещение паром.
Вэлрен зачерпнул снега из ведра и приложил к опухшей челюсти. Спрашивать о самочувствии того, кто может двигаться и сам себе помочь, было не по-долийски.
Эвлар, проходя мимо, дружески толкнул его кулаком в плечо.
- Niente di personale, - произнёс он по-антивански: «Ничего личного».
- Не трогай меня! – голос Велрена, сквозь стиснутые зубы, впрочем, звучал вполне беззлобно. – Хвост Фен-Харела! Антиванская красотка дала мне в морду!
- Ещё добавить? – тихо прошипел Эвлар.
- Да ладно, ты – мужик!
Ополоснулся и поспешил выйти прочь.
Наверняка, некоторым было интересно продолжить тему, но в дымной бане эльфы пробыли уже довольно долго, у многих голова кружилась от такой помывки, снаружи поторапливали уступить место другим. Эвлар, со своим стремлением отмыться впрок и вынужденной стиркой, остался дольше всех.

Из бани его провожал супруг Нелоры, поджидавший зятя в палатке.
- Что, красоту не смыл? – попробовал он завязать беседу шуткой. Как-то не складывалось.
Они уже почти достигли дома Ашалле, когда зять осторожно намекнул на поведение Велрена.
- Ёж разберёт, что он имел в виду, когда тебя дразнил.
- Но я действительно веду совсем другую жизнь. Это не объяснишь так запросто.
- Эв, это правда, что болтают?
Махариэль остановился.
- Договаривай.
- Что ты... любишь мужчин?
- Я люблю одного мужчину.
Он улыбнулся своим мыслям: стройные тела, во множестве виденные сегодня, не вызвали грешных желаний, не смутили. Разве что эстетическое чувство он мог испытывать, сравнивая гармоничное сложение кого-нибудь из эльфов с прекрасной статуей. Но лишь воспоминание о милом друге заставляло сердце биться чаще.

Как будто невзначай, после обеда он разговаривал ещё со многими. И не прощался, отгоняя понимание, что больше не увидит их, больше не будет дней и лиц, напоминающих утраченную молодость. Хотелось что-то удержать, что-то забыть. Больше не лезть в эту иную жизнь и не смущать тех, кто по-прежнему хотел бы называть его своим. Ланайи дома не было. Он собирался попросить для себя верховую галлу, которую потом отпустит, выбравшись из района Остагара. Но дверь была завязана снаружи. Узел верёвки, накрепко закрученный от ветра, указывал, что хозяйка вернётся не скоро. Ловить галлов по всему поселению Махариэль не собирался, тем более, возможно, спутники Ланайи всех забрали. Значит, затемно он из Vhen'alas не выберется. Надо дождаться утра.

Лёжа в меховом пологе, смутно грезил событиями прошлого и тем, что впереди. Потом видения оттеснил образ любимого – его солнечные глаза, светлые волосы, неподражаемая яркая улыбка... Губы чувствуют тёплую упругость бронзовой от загара кожи, крепкие в напряжении мышцы расслабляются от нежного прикосновения... Невольно, он погладил собственное тело, представляя, будто это рука Зеврана подарила ласку. Как хорошо преодолеть время и расстояние и оказаться рядом с ним – единственным, но это будет ещё через много дней. Только мечты, только воспоминания с надеждой на конец разлуки... Скрипнуло в доме. Он одёрнул свои мысли и желания. Нельзя тут забываться. Это её дом – дом Ашалле. Зачем она на двор ходила?
- Холодно там?
- Ночь звёздная и ясная. Ветра и снегопада нет. Я нижнюю одежду твою принесла, на печке разложу, а то не высохнет.
- Спасибо.
Эльфийка, молча, легла спать. Она страдает, что не всё в судьбе подвластно ей. Но то, что она может, будет делать до конца. Поднимать Vhen'alas, делать её землёй нового поколения долийцев. Ни слова о прощании. Снова грёзы. Сон.

Эвлар Махариэль проснулся задолго до рассвета. Вспомнил, что нынче – важный день. Пора. Нащупал на печи свои портянки, подштанники, рубаху. Оделся. Взял свои кинжалы. Лук со стрелами. Заранее приготовленный рюкзак и свёртки с волчьей шкурой и спальным мешком. Наверняка, следующую ночь придётся провести в снегу и шкура очень пригодится. Еды не брал: нужное он добудет по дороге. Склонился над приёмной матерью и прошептал: «Ма serannas». Она не спит. Но не показывает этого: дыхание не сбивается, а если и скатилась в подголовье горькая слеза, никто об этом не узнает. Её дом здесь.

Летом в такое время просыпаются первые птицы. Зимой оно самое мёртвое, холодное.
Эвлар собрал в мешок развешанные во дворе негнущиеся тряпки – высохнут по дороге, и тут увидел на тропинке пару лыж. Широкие, подбитые лосиным камусом – отличное подспорье путнику зимой. Они были воткнуты в снег так, что их было невозможно не заметить. Да и вообще, мог ли долиец не узнать, где видел их? В доме сестры. Это подарок зятя. Значит, Ашалле всем сказала, что Эвлар уйдёт.
Ни лай собак, ни окрик стражника, не потревожили покой спящей деревни. Лыжи тихонько скрипнули о снег, напоминая отвыкшему от леса эльфу как правильно на них ходить. И далее заскользили быстро и бесшумно. Только одна уверенная фраза прозвучала на прощание над Vhen'alas: «Ar lath - Antiva».