Темные силуэты на стене плясали, то вытягиваясь в тонкие ломаные линии, то сжимаясь в ползающие над самым столом бесформенные пятна. Иногда они на несколько секунд замирали, но потом снова начинали выделывать свои замысловатые коленца, реагируя на малейшее движение осветительных приборов.
Катце затянулся и внимательно посмотрел на собеседников. Двое весьма представительного вида федералов в дорогих костюмах озадаченно осматривались. Светло-карие глаза подмечали все: и нервозность новых клиентов, и многозначительные взгляды, которыми они обменивались. Ничего поистине нового. Все как всегда. Конечно, кроме места, которое он выбрал для встречи.
Грохот игровых автоматов, радостные или отчаянные вопли игроков — все это, безусловно, не было лучшим фоном для деловой беседы. Однако в последнее время Катце все меньше заботил антураж.
Рыжий снова кинул быстрый взгляд на тени, бесновавшиеся на стене. На миг ему показалось, что его тень, в очередной раз вытянувшись, пересеклась с другой — такой знакомой...
Дилер резко повернулся к собеседникам. Сохранить при этом привычное выражение безразличия на лице оказалось не так просто. Даже несмотря на годы притворства, сделавшие эту маску такой же неотъемлемой частью его тела, как мозг или сердце.
Но в глубине души затаился страх. Страх, порожденный тенями прошлого.

— ...Нет, ты представляешь! Такое мне предложить! Это было просто отвратительно! За кого он меня принял, этот…
Недовольный тонкий голос проходящей мимо машины туристки, что-то рассказывавшей своему спутнику, выдернул Катце из мрачной задумчивости. Он поднял голову и осмотрелся. Оказалось, что уже давно наступил вечер. Здесь, в Сассане, было непривычно спокойно по сравнению с Орандж-роуд, откуда он рванул сюда, как только представилась возможность.
Ночную тьму разгонял только свет фонарей. Ровный белый, он не нервировал Катце, не заставлял каждую минуту оглядываться и внутренне сжиматься в ожидании возвращения пережитого страха. Впрочем, страха ли? Пожалуй, нет. Много повидавший на своем веку, бывший фурнитур Ясона Минка, наконец, познал ужас. И сейчас, сидя в аэрокаре и вдыхая чуть прохладный воздух, пропитанный резковатым запахом токсичного горючего, беспрепятственно проникавший в салон через приоткрытое окно, он боялся только одного: что все повторится.
Промчавшийся в сторону космопорта автомобиль заставил Катце вздрогнуть и с опаской покоситься на зеркало заднего вида. Шумно выдохнув, Меченый дрожащей рукой поднес к губам сигарету, но затянуться так и не смог.
Она была там.
Катце замер, не в силах отвести взгляд от зеркального отражения.
Интересно, все испытывают страх, когда понимают, что сходят с ума? Ведь ее там нет, правда? Нет тени — полупрозрачного сгустка темноты с человеческими очертаниями, размыто обозначившейся на фоне светлой обивки сидения? Нет и быть не может. Потому что это невозможно. Там нет ничего. А этот до боли знакомый силуэт — лишь плод воображения, порожденный воспаленным мозгом.
Невероятным усилием воли монгрел заставил себя отвести глаза от зеркала и всмотреться во что-то более реальное — в очередную группу туристов, не спеша прогуливавшихся по улице. Явно навеселе, проходящие мимо молодые люди что-то живо обсуждали, поминутно оглядываясь по сторонам, не без оснований полагая, что и у здешних стен есть глаза и уши.
Что ж, в конце концов, не так уж они были и неправы.
Но тень не уходила. Он чувствовал это — едва ощутимый холодок, словно отголосок ледяного ветра. Сглотнув, Катце положил дрожащие руки на руль и зажмурился. Тлеющий огонек сигареты, наконец, добрался до пальцев и больно обжег. Но дилер даже не заметил этого. Как и того, что окурок упал, рассыпав по полу ярко-оранжевые искры.
Перед глазами, как всегда в такие моменты, вставал Ясон. Но не такой, каким Катце помнил бывшего хозяина. Этот Ясон был обычным человеком. Человеком, тело которого покрывали многочисленные кровоточащие раны, из которых сочилась тонкими струйками темно-красная, человеческая кровь.
Судорожно вздохнув, Меченый вновь откинулся на спинку кресла, тут же почувствовав затылком едва ощутимое дыхание холода. Словно рука — окоченевшая, лишенная жизни — замерла в нескольких миллиметрах от волос, так и не коснувшись их.
Внезапно его будто накрыло волной спокойствия. Безмятежность и тишина окутали мозг пушистым мягким коконом. Страх ушел, оставив после себя ворох неясных предчувствий. Но они больше не тревожили, не возвращали к жизни с таким тщанием спрятанные в самой глубине души воспоминания о прошлом.
Ему больше нечего было бояться.
Катце открыл глаза. Тень все еще была там. Но больше не пугала. Напротив! Теперь ему казалось, что ничего более правильного в мире не существует. И как он мог бояться ее? Абсурд!

Аэрокар плавно тронулся с места, набрал высоту и, развернувшись, направился в сторону Орандж-роуд. Дома Мидаса — презираемой Танагурой дойной коровы — пролетали мимо. И только оказавшись в самом сердце этого проклятого города, Катце немного сбавил скорость и даже огляделся. Яркие, расцвеченные неоном здания взывали к самым низменным человеческим потребностям. В причудливых конструкциях, тянущихся к небу, словно на редкость уродливые цветы, он на сей раз не смог увидеть неиссякаемый источник дохода. Сейчас они ему казались вместилищем мерзости и грязи. Нет, конечно, он не забыл и о Нил Дартс, рядом с которым даже Керес выглядел в какой-то степени презентабельно. Не забыл он и Раная Уго, на фоне которого любой мидасский бордель мог сойти за простой клуб знакомств. Но разве это имело значение?
Отвлекшись от дороги и посмотрев налево, Катце увидел Эос и невольно залюбовался. Даже погруженная во тьму, она виделась ему средоточием жизненной силы, питающей это безумное общество. Будто внутри этих хрупких на вид стен билось сердце — настоящее, живое. Оно гнало по венам кровь, щедро разбавленную алкоголем и наркотическими средствами, и не останавливалось ни на секунду. И Меченый знал: остановись оно, этот мир рухнет. Просто перестанет существовать.
— Ты ведь ненавидел ее, Рики… — задумчиво прошептал дилер, не отрывая взгляда от башни.
Холодное дыхание коснулось виска. Казалось, что самое важное сейчас — прислушаться. Словно в шуме ветра, врывавшегося в салон через узкую щель, можно было разобрать какие-то слова.
На очередном повороте Катце свернул в сторону Эос. Его тянуло туда, как мотылька — на свет. А проникавший все глубже в тело холод заставлял торопиться. Там, и только там — рядом с этим гигантским сердцем, бьющимся в унисон с информационным дыханием Юпитера, — он сможет избавиться от этого холода.

Рики обнимал его, положив голову на правое плечо дилера. В черных, как два бездонных провала в первозданный мрак, глазах отражались приближающиеся ворота Эос. Ворота, так давно, целую вечность назад, открытые для него Деррилом.
— Не отпускай меня… — попросил Катце.
Монгрел только улыбнулся в ответ. В его глазах плясали отсветы огня.
— Не уходи, — молил дилер, все еще цепляясь за эту последнюю ниточку, когда-то связывавшую его с жизнью.
Но развороченное взрывом заднее сидение аэрокара, отражающееся в разбитом зеркале, было пусто. Как и взгляд бывшего фурнитура, устремленный в беззвездное небо Амои.