На следующий день Клайв вернулся в лабораторию и застал там Руперта. Впрочем, Схема был готов спорить, что тот и не покидал помещения. Получив короткий инструктаж, он приступил к работе. Но в этот день они сделали не так уж и много, насколько понял Клайв. А еще он понял, что так до конца и не поверил в смерть блонди. Все время казалось, что битехнолог просто уехал в Танагуру по своим делам. Возможно, на заседание Синдиката, на котором он в очередной раз должен был доказать целесообразность проведения исследований. Возможно, по какой-то другой, не менее важной причине. Однако с каждой минутой убеждать себя в этом становилось все труднее. Поэтому Клайв даже обрадовался, когда Руперт настоял на том, чтобы он остался. Перекинув большую часть мощностей с обеспечения охранных функций на лабораторию, Ди предположил, что монгрелу сейчас выходить из здания не безопасно. Но о том, чтобы работать всю ночь речи и быть не могло. Психически вымотанный до предела, монгрел был, в конце концов, отправлен на ближайшую кровать, чтобы отдохнуть. Ближе всех оказалась та, что стояла в клетке.

Сон не шел. Клайв разглядывал прутья клетки, потолок, и пытался представить себе, что значит провести несколько месяцев запертым здесь? Без возможности выйти, полностью завися от тюремщиков…
Он помнил, что такое голод – в карцере питомника обычно выдавали минимум, которого хватало только на то, чтобы поддерживать основные функции организма. В последний раз он провел там неделю. И она показалась ему вечностью. Вампир жил в своей клетке гораздо дольше. И каждый вечер получал дозу препарата, который мог его убить. Рауль иногда рассказывал о принципах действия лекарств. Но Клайв мало что понимал. Он только иногда (если блонди позволял ему остаться, чтобы закончить работу) видел, что происходило с вампиром после очередного «завтрака». И при всем своем негативном отношении к Меченому, Схема не мог отделаться от мысли, что все происходящее – неправильно. Сейчас он с четкостью реальности вспомнил один единственный раз, когда ему самому захотелось хоть что-то сделать. Несмотря на всю свою ненависть к этому существу, он захотел, чтобы его мучения прекратились. Он был готов собственноручно пустить пулю Катце в лоб. Или вогнать осиновый кол между ребер. Неважно что, но хоть что-нибудь сделать.
Перевернувшись на живот, и подложив руку под подушку, Схема вспоминал тот единственный эпизод, когда – он мог дать руку на отсечение – испугался даже Рауль. Обычно биотехнолог не входил в клетку до того, как дроиды зафиксируют обмякшее тело вампира на операционном столе. Но в тот раз даже блонди не выдержал. Нет, Меченый не кричал. Просто с глухим стоном упал на колени. Из носа хлестала кровь, но он даже не пытался что-то сделать – ни остановить, ни позвать на помощь хоть жестом. Просто сидел, тихо поскуливая, а потом – завалился на бок. Схема даже не успел толком ничего понять, а Эм уже сидел на коленях рядом с Катце. В правой руке Рауля Клайв в первый и последний раз увидел шприц с антидотом. И потом, когда вампир очнулся, монгрел увидел сцену, до сих пор стоявшую у него перед глазами. Катце поднялся и сел, уткнувшись лбом в предплечье правой руки, опиравшейся на согнутую в колене ногу. Он тяжело дышал, как бегун после длинной дистанции. Блонди сидел рядом, выпустив, наконец, шприц из рук, и склонив голову, отгородившись от окружающего занавесью своих золотых волос. Тогда это показалось Клайву чем-то неуместными, почти гротескным – идеальное, льющееся золото, красивыми локонами свисавшее почти до пола в угрожающей близи от пятна крови. В конце концов, помогая потом Катце встать, Рауль испачкал прядь, но даже не заметил этого. И весь остаток рабочего дня Схема иногда ловил себя на том, что рассматривает окрашенные в бордовый кончики золотистых волос. Ни в тот день, ни после, он не мог понять, почему его смутила увиденная картина. Сейчас же он четко осознал, что было в этом что-то личное, предназначенное только этим двоим. Словно они оказались на несколько мгновений в только им видимом мире, что вокруг никого быть не должно. Клайву еще тогда показалось, что лишь самыми кончиками соприкасающиеся пальцы блонди и вампира не могут быть более интимным жестом выражения чувств. Хотя наверняка ни Рауль, ни Катце этого даже не заметили.
Клайв ревновал. И скорее даже не блонди к бывшему фурнитуру, а просто к тому, что объединяло этих существ. К самому факту наличия какой-то тайны, навсегда связавшей таких разных, но в чем-то неуловимо похожих блонди и вампира. Они понимали друг друга слишком хорошо. Слишком быстро улавливали смысл даже не до конца произнесенной фразы.
Теперь оба ушли. Причем, один – без возврата.
Ворвавшись в лабораторию буквально за несколько секунд до Руперта, Клайв был готов на все, хоть и должен был понимать, что его шансы против Меченого равны нулю. Но ему было плевать. Возможно, если бы оникс его не вырубил, у него бы хватило запала, чтобы открыть клетку, и войти.
Возможно…
Сейчас, анализируя собственное поведение, Клайв с бессильной злобой осознавал, что вампир, в сущности, ни в чем не был виноват. И тогда, услышав по дороге на работу от Руперта о смерти блонди, Схема разозлился просто потому, что Меченый оказался прав в своих опасениях. Монгрел отчетливо осознал, что Катце не стремился уничтожить Рауля. Напротив – предостерегал. И от этого стало тошно. Недосягаемый, идеальный Рауль Эм оказался настолько высокомерен, что пренебрег собственной жизнью, лишь бы доказать свое превосходство. Других причин Клайв не видел. Это злило. Но, как выяснилось, в значительно меньшей степени, чем тот факт, что Катце тоже ушел. Зачем? Он ведь не вернется. Тоже не вернется.
И когда он успел привязаться к вампиру?
Только ближе к ночи Клайв понял, что чувство дискомфорта вызвано вовсе не отсутствием постоянного контроля со стороны блонди. Он чувствовал себя неуютно, не ощущая почти осязаемого взгляда в спину. Внимательного, насмешливого, пренебрежительного, голодного, – этого взгляда не хватало. Без этого ощущения возникало впечатление черной пустоты за спиной. Пропасти, заставлявшей постоянно в страхе оглядываться.
Страх не исчез даже сейчас. Все время казалось, что он стоит на краю разлома. Шаг назад, полшага – и вот он уже летит в клубящуюся внизу черноту.

***
Клайв спал беспокойно. Изредка оборачиваясь, Руперт видел поблескивавшие в неярком свете монитора капельки пота выступившие на лбу монгрела. Безусловно, ни о какой реальной памяти речи идти не могло. Но, как правило, клоны наследовали рефлекторные реакции на внешние раздражители. То, что откладывалось на уровне инстинктов. И ониксу довольно часто в последнее время хотелось поговорить с Клайвом, узнать, что он чувствует, постоянно контактируя с теми, кто в жизни Рики Дарка занимал определенное место. Даже его привязанность к Раулю легко можно было объяснить. Но Катце…
Руперт не ожидал, что мальчишка сможет возненавидеть Меченого. Судя по досье, Рики и Катце были довольно сильно привязаны друг к другу. Хотя, Рики и не мог до конца доверять бывшему фурнитуру. Но не потому, что тот просто не заслуживал доверия. А потому, что Дарк прекрасно понимал, насколько тот предан Минку. Хотя, вряд ли кто-нибудь из них понимал истинную природу подобного отношения.
Однако в последнее время Клайв явно уже не боялся вампира. Больше того, Ди улавливал заинтересованность монгрела. Неявную, пока. Не осознанную. И оникс получил подтверждение своим догадкам: ближе к вечеру юноша начал проявлять признаки беспокойства. Несколько раз Руперт замечал, что его невольный помощник нервно оглядывается на пустую клетку, и потом, словно вдруг осознав, что в ней никого нет, хмурится и резко отворачивается. В такие моменты Клайв явно испытывал определенные сложности, потому что сосредоточиться и вернуться к работе получалось не сразу. Позже, отправив его спать, Ди внимательно наблюдал за монгрелом, переключив один из сегментов своего монитора на камеру слежения.
Юноша довольно долго стоял посреди клетки. Сложно было сказать, куда именно он смотрит: на кровать, с небрежно брошенным слегка измятым покрывалом, или в противоположную стену. Но, сделав несколько шагов вперед – к кровати, на которой спал вчера Катце, он наклонился, и осторожно провел рукой по подушке. Потом расправил покрывало и лег поверх, не сняв одежды. Какое-то время ему не удавалось уснуть. И только перевернувшись на живот и зарывшись лицом в подушку, монгрел забылся тревожным сном.
А Руперт продолжил то, чем занимался всю прошлую ночь – обходил кордоны Юпитера, обрубая ИскИну доступ к информации, которая тому была необходима. И пытаясь добраться туда, куда, по сути, должен был получить доступ давно – к директориям проекта «R. Dee». С некоторых пор его начало беспокоить собственное отношение к Катце. Рационального объяснения возникшему желанию соперничать с бывшим фурнитуром, он не находил. Следовательно, причину нужно было искать у самых истоков.
Там, где он появился на свет.