Вот иду я, значится, по территории, и всё как-то само собой отмечается: вот цепочка следов собачьих – а земля то мёрзлая, понятно, – старые они уже; вот кустик чахлый такой у дороги, серенький – нехорошо, не было его здесь; а вот уже и иней у обочины на жухлых ржавых листьях лежит… Хотя нет, какой же это иней – снег это, настоящий, успел уже ночью на землю упасть, слежался вон в овраге. И солнце уже зимнее совсем, радостное, в чёрных ветвях блещет, глаза слепит почём зря…

Красота кругом, воздух свежий такой… Морозец лёгкий, немного руки зябнут, пришлый только скажет: «Да что это за зима, и не боязно совсем, холод то, как осенью», — ой ли, не боязно, здесь зима не только морозом страшна…
Оглядываюсь, значит, помаленьку – и вижу тут: над цехом то механообработки перо летит, длинное, коричневое, и пушистое такое, аж загляденье…

Вот, думаю, а авось откуда утка домашняя улетела, так это счастье же какое: если повезёт, так она в пруду поблизости и сядет… А перо всё кружится, лёгкое такое, изогнутое, да и село на тонкий ледок у стенки. Подошёл, пригляделся поближе: да какое же это перо, брехня одна – шерсть это, клочок, бурый такой, кудлатый весь…

Ух, и драпал я оттуда, братцы, ох, как драпал… Как представилось, что эта тушка из-за трубы заводской сейчас спланирует – и на меня…
Вот, значится, пришла она, зима – настоящая, местная, суровая, — по территории уж теперь и псевдомедведи на юга перелетать начали…