На краю. - Потерянные воспоминания. - Ключ. - Падение. - Сирены. - Мёртвый сад. - Нерабочий час мэра Бартлетта. - Нехорошие времена. - Восставший из могилы. - Туннель.

Это очень страшно, когда под тобой нет опоры, и ноги беспомощно болтаются в пустоте. Ещё неприятнее чувствовать, как пальцы соскальзывают с зацепки, и тебя неумолимо тянет вниз. Но хуже всего - видеть, что всего в двух шагах стоит человек, который может помочь - должен помочь! - но не делает этого.

- Джош! - закричал я. - Помоги мне!

Мальчик не шевелился. Его фигура чётко выделялась на тёмно-синем фоне окна. Джош смотрел на меня, не мигая, задумчиво и равнодушно. А тем временем остатки сил меня покидали, и я всё ближе был к тому, чтобы сорваться с края.

Так умирает вера в добро.

Я был в отеле. В "Гранд-отеле" - уютном гнёздышке для туристов, которое свили власти Сайлент Хилла. Муниципалитет уж канул в Лету, но дело их рук оставалось. Хотя люди ушли, место жило собственной жизнью, которая никак не зависела от того, приходят ли сюда старушки в ярких очках и толстые богачи с зализанными волосами, чтобы снять номер. Я бродил по тёмным коридорам не меньше сорока минут и сполна почувствовал, что я тут незваный и нежеланный гость. "Гранд-отель" ненавидел меня. Ненависть выражалась буквально во всём. В лифте, который ломался во время подъёма. В пирамидоголовой твари из плохих снов, которая могла бы при желании проткнуть меня большим ножом. В шёпоте и шорохе за стенами, которые перемещались вслед за мной. В темноте, которая всё сгущалась и сгущалась, отвоёвывая пространство у тонкого луча фонаря. И, наконец, в досках пола, которые с энтузиазмом проламливались под моими ногами.

Сайлент Хиллу и Глену никогда не стать добрыми соседями...

В одном из номеров я нашёл то, о чём говорила мне женщина. Если бы она потрудилась походить по номерам, то давно отыскала бы свои воспоминания. Всё оказалось до смешного просто. Три маленьких окошка в прошлый мирок, говорила она. На мой взгляд, это несколько высокопарное название для почтовых карточек, рекламирующих местные достопримечательности города. Карточки лежали на подоконнике, освещённые зыбким уличным светом; потому я их и заметил. Фотографии были весьма примитивными. Для лодочной прогулки по озеру можно было подобрать лучший кадр, нежели фотография воды, которая была безнадёжно испорчена солнечными бликами,

(тёплый солнечный зайчик, пляшущий на водной глади)

с парком развлечений с большой натяжкой был связан снимок леденцов, высыпанных в фарфоровую посуду,

(сладкий аромат конфет, витающий в воздухе)

и я так и не уразумел, причём тут местная больница, когда на карточке - примитивнейший кадр большого дерева, снятый с самого неудачного ракурса.

(шёпот ветра, который шелестит листьями деревьев)

Да, это были они - те самые потерянные воспоминания. И фотографии, несмотря на простоту, выглядели весьма жизнеутверждающе в этом мрачном окружении. Три светлых пятнышка в кромешной мгле. Я бережно положил их в карман. Может, дама в номере и попрощалась с разумом, но это не повод игнорировать её просьбы о помощи.

В номере я нашёл ещё карточки. Они были разбросаны по полу, пара карточек валялась прямо на кровати. Карусель из парка развлечений, пейзажи улиц, маяк возле озера, причал, детский приют... С детским приютом в последние годы в нашем округе были связаны не шибко радостные истории. Но если я буду вспоминать их, стоя в заброшенном отеле, то нервы явно не выдержат. Я оставил снимки на полу и вышел.

... - Джош!

Бесполезно. Пальцы стали мокрыми, заскользили по сломавшимся доскам, покрываясь занозами. Раненое плечо заныло с новой силой. Я падал.

А подо мной разверзлись два этажа абсолютной пустоты.

В последний миг - уже разжимая пальцы и покорившись силе тяготения - я увидел, что Джош шевельнулся. Он сделал шажок в мою сторону, и в глазах зажглось какое-то чувство - то ли страх, то ли сочувствие, то ли удивление. Но он хотел помочь. Он хотел помочь мне. С тёплым осознанием этого я завопил, рассекая воздух спиной. Всё же попытался сгруппироваться в полёте, чтобы не упасть раненой ногой. Удар. Снова темнота. Как она мне надоела...

Тьма здесь, тьма там. Тьма в коридорах. Я прошёл сквозь неё и вернулся живым и невредимым. Алый знак встретил меня радушным свечением. Дыра на двери номера была на месте. Женщина больше не пела, но я слышал её медленное взволнованное дыхание по ту сторону.

- Нашёл своего брата? - спросила она.

- Нет.

"Зато видел большое существо с пирамидой на голове", - хотел с горечью добавить я, но промолчал. Женщине ни к чему это знать. Если она тут действительно живёт так долго, как говорит, то одно из двух: либо она уже видела Пирамидоголового, либо судьба миловала её. В любом случае, менять ситуацию ни к чему.

- Я, кажется, отыскал то, о чём вы говорили...

Я вытащил из кармана карточки, протянул их в сторону двери. Вдруг меня охватил страх, что женщина рассмеётся или, того хуже, расплачется прямо сейчас: "Это же всего лишь куски бумаги! Это не то! Мне нужны воспоминания!".

Снова подул тёплый ветер. На этот раз он был хорошо ощутим. Ветер поднял карточки, которые лежали на моей ладони, и увлёк их в пролом. Я не удивился. Женщина забрала у меня карточки - значит, это то, что надо. Хоть одно полезное дело сделал.

- Спасибо, мой мальчик, - голос стал очень тихим, как шелест опадающих листьев. Забыв о том, что нельзя приближаться, я сделал шаг, оказавшись совсем близко от двери. Ничего предостерегающего при этом я не ощутил.

- Да... теперь я вспомнила... всё вспомнила... о, это было такое замечательное время... я помню...

- Рад за вас, - смущённо пробормотал я.

- Я вспомнила, мой мальчик. Теперь я могу вспоминать то. Твой брат... он проходил здесь. Пробежал мимо, меня не заметив, и я тоже о нём сразу забыла... вместе со всеми остальными воспоминаниями. Он вошёл в дверь напротив моей...

Сердце забилось учащённо. Я обернулся. Боковой коридорчик заканчивался невзрачной дверью, ведущей в служебное помещение отеля. Я её дёргал за ручку по пути. Дверь была заперта на ключ.

- Но ведь там заперто, - сказал я с недоверием. - Как он прошёл туда? И как туда попаду я?

Ответа не было.

- Мэм?..

Тихо. Я вслушался и понял, что дыхание пропало. Зато в номере что-то звякнуло - как монета, упавшая на пол.

Ну, или ключ.

- У вас есть ключ от той комнаты?

Она не отвечала, но в этот момент мне показалось, что я многое понял. Кто ещё могла упорно сидеть в покинутом отеле, как не та, кто здесь когда-то работала? Кому, как не сотруднице отеля, было известно, что за "ужасные вещи" тут творились? У кого лучшие воспоминания прошлых лет могли храниться в замызганном номере, если не у женщины, которая провела здесь значительную часть своей жизни?

... и, в конце концов, у кого могли быть ключи от всех номеров?

- Мэм?

Ни голоса, ни смешка, ни дыхания. Как-то само собой пришло понимание того, что номер опустел. Получив свои желанные воспоминания, женщина освободилась и ушла. Куда, зачем, как - вряд ли мне дано узнать ответы на эти вопросы. Но я мог зайти в покинутое обиталище и забрать то, что она оставила мне напоследок в благодарность.

Мне даже не понадобилось переступать порог. Под моей ладонью дверь легко отошла и наткнулась о лежащий на полу ключ. Прежде чем нагнуться за ним, я осмотрел номер. Он был таким же, как все остальные. Та же синева окна, почерневшие обои, кровать без белья. Никакого признака того, что тут секунду назад был человек. И ключ - холодный, как лёд, обжигал кончики пальцев. Я ушёл из этого места очень тихо, ступая на цыпочках. Навалилась такая жуть, что кожа на затылке стала собираться в пучки.

По крайней мере, женщина-призрак меня не обманула. Ключ подошёл к указанной ей двери, и за ней был Джош. Он стоял возле окна. Доски пола в этом помещении сгнили до того, что похрустывали с каждым шагом, но я на радостях не обратил на это внимания. За что и поплатился - два-три шага к брату, и пол подо мной обломился. Я успел каким-то невообразимым образом зацепиться руками за край досок. Джош мог бы мне помочь, не дать мне свалиться с многофутовой высоты. Но он не сделал этого, и теперь я лежал один посреди космической мглы, с едва брезжащим сознанием и болью, которая пронизывала тело с макушки до пяток.

"Джош...".

Понадобилось время, прежде чем я пришёл в себя. Я упал ничком с третьего этажа в бар-ресторан, занимающий по высоте сразу два этажа. Прямо на голый пол. Но могло быть и хуже: в ресторане поодаль друг от друга до сих пор стояли столики со стульями. Я мог угодить на один из стульев, и тут уже не обошлось бы без переломов.

Я поднялся на колени, постанывая от боли. Спина стреляла острыми зарядами вместе с каждым шевелением. Фонарь, слава Богу, не сломался и продолжал рассеивать стену темноты. Рядом была большая двустворчатая дверь. По обе стороны от неё - окна с побитыми стёклами. Судя по нескольким жухлым листьям, которые мне удалось разглядеть в окнах, дверь вела в оранжерею отеля.

Я посмотрел вверх. На потолке зияла дыра неправильной формы.

- Джош! - громко позвал я, вспоминая его жест в последний момент. Может, он решит со мной заговорить...

С потолка посыпались крупинки какой-то грязи, попали мне на волосы.

Мне внезапно стало душно в этом, казалось бы, просторном помещении. Вся эта бесконечная беготня, поиски, падения... в чём смысл? Джошуа всё равно будет убегать от меня, не давая себя поймать. Для него это, видать, игра, немного пугающая, но интересная, как раз в его вкусе. Оставь-с-носом-старину-Алекса. Та самая, в которую так любил играться наш отец при молчаливой поддержке матери. Здесь не родительский дом, а чёрт знает что, но смысл действа остаётся прежним - как в тот день, когда меня лишили обеда за то, что я неосторожно щелкнул Джоша по носу и случайно задел пальцем глаз.

А если совсем хорошо вдуматься, то нелепость происходящего станет ясной, как солнечный день. Что Джош может делать в заброшенном отеле из соседнего города, который кишит призраками и монструозными тварями? Это абсурд. Нет его здесь - не может быть. Галлюцинация. Болезненное видение. Игра света и тени. Неуёмная фантазия. Настоящий Джош ждёт моей помощи где-нибудь совсем в другом месте.

Я здесь один...

- Один, - сказал я вслух.

Уйти! Не участвовать больше в этом глупом развлечении. На улицу, на свежий воздух, к дьяволу эти постоянные синяки и ушибы. Я рьяно заковылял к двери в оранжерею.

Оранжерея была ровно такой, какой она могла быть в подобном месте. Большинство растений иссохли, оставив после себя только голые кривые стволы-скелеты. Но иная флора была ещё жива: какие-то чахлые кусты, которые жались к почве, и посадки с большими тёмно-зелёными листьями ядовитого вида. Аллея пронизывала прямым лучом это чудо садоводства и заканчивалась очередной двустворчатой дверью, которая на этот раз вела на внешний сад. Я быстро прошёл к ней и дёрнул за красивую золочёную ручку. Дверь недовольно заскрипела, но и не думала растворяться. Я нажал сильнее. Заело намертво...

В сердцах чертыхнувшись, я повернул назад. Ничего, есть другие выходы из отеля. Из ресторана в холл, оттуда на памятную туманную улицу с зелёной табличкой.

Но и этот план сорвался в самом начале. Вторая дверь, через которую я вошёл в оранжерею, тоже отказывалась двигаться. Будто покрылась многолетней ржавчиной за одну минуту, которую я здесь находился. Я с остервенением дёргал ручку, наваливался здоровым плечом - без толку. Меня замуровали в умирающем саду, чтобы я вдосталь полюбовался здешними экзотическими растениями. А потом пополнил ряды скелетов своим собственным.

Я закрыл глаза, три раза глубоко вдохнул. Спокойно. Нет причин паниковать. В конце концов, я могу выйти отсюда, разбив окна. Стены не собираются сомкнуться и раздавить меня, как в склепе...

Разомкнув веки, я увидел, что золочёное покрытие улетучивается с дверной ручки: срывается с лёгким противным шелестом, как скорлупа с яйца, и возносится наверх, попутно рассыпаясь в серую пыль. Под золотом стремительно обнажалась коричневая ржавчина с тёмными потёками... кровь?

Я обернулся.

Преображалось всё. Краска отлипала от пола и, игриво кружась, улетала наверх. Дерево темнело, металл покрывался давнишней окисью. Шелест наполнил оранжерею. Он был слышен даже сквозь механический вой пожарной сирены, который проснулся где-то далеко, на горизонте. Та оранжерея, которую я видел и знал, тот отель, тот мир... всё стиралось, облупливалось, как белая маска клоуна, под которой обнаруживается чёрное ухмыляющееся лицо с жёлтыми зубами. И взамен приходили ржавчина, стальные решетки, колючая проволока; нечто, что разум отказывался воспринимать, списывая на игру воображения. Обратная, невидимая сторона тех вещей, которые мы привыкли видеть каждый день.

Сорок секунд, и это прекратилось. Сирены затихли, частицы краски и лака, вьющиеся в воздухе, исчезли. Под ногами звенела решетка с крупными ячейками. Пропала дверь в ресторан - теперь за спиной высилась сплошная железная стена, покрытая ржавчиной. Зато с неохотным поскрипыванием отворилась дверь, которая выходила в сад. Получалось, выбора у меня больше не было.

С головой, идущей кругом, я вышел из оранжереи.

Туман сгинул. На улице было темно и прохладно. Почему-то мне показалось, что над головой висят тяжёлые тучи, которые не поливают сад дождём исключительно из-за своего нежелания дать пищу здешним растениям...

... растениям?

Не было тут никаких растений. То, что было садом, превратилось теперь в пародию. В землю были повсеместно всажены давно умершие, превратившиеся в палку стволы. И ни одного нормальной формы - сплошь уродливо искривленные и вывернутые. Ничего живого тут не было, кроме человека, который стоял в центре этого безобразия возле какого-то холмика из красной глины. Человек прикладывался к бутылке, выпивая из горла, поэтому я не сразу увидел его лицо. А когда увидел, то не понял, плакать полагается мне или смеяться.

- Мэр Бартлетт?!

Он опустил бутылку, которая почти успела опустеть, и без любопытства посмотрел в мою сторону. Меня словно ударили по лицу. Больно было видеть, насколько деградировал этот уважаемый мной человек. Грязнуля Кертис вовсе не сгущал краски, когда нелестно отзывался о Бартлетте... Мэр был мертвецки пьян, так и покачивался из стороны в стороны, еле держась на ногах. Взгляд мутный и плавающий, сфокусированный куда-то на горизонт, но только не на мне. Официальный костюм с галстуком, который он всегда носил, выглядел сейчас скорее насмешкой - ткань была испачкана землёй и нещадно изорвана, обильно вылезли нитки из рукавов, плохо завязанный галстук сполз на живот. Но это было ещё меньшее... Неприятнее всего меня поразили изменения, произошедшие с самим мэром. Он сильно поседел и облысел с тех пор, как я видел его в прошлый раз. Подтянутая фигура расплылась, кожа стала дряблой и старческой... Это ж сколько часов в день надо беспробудно глотать горькую жидкость, чтобы за пару лет довести себя до такого плачевного состояния?

- Мэр Бартлетт, - сказал я, - мне нужно с вами поговорить.

- Ну-у, - он громко икнул, глядя поверх моего плеча, - зап-пишитесь на приём в мой офис. Сейчас у меня нерабочий час.

Где-то под тёмными небесами изменившегося мира выл ветер, и скелеты деревьев отвечали ему протяжным стоном.

- Какой такой офис? Вы же пьяны как не знаю что! - воскликнул я. - И потом, мне нужно задать вопросы прямо сейчас. Вы меня вообще узнаёте? Мой отец - шериф, вы с ним часто встречаетесь.

- Какой шериф? - мэр почесал затылок. Я заметил, что его ногти окаймлены чёрной полосой. Руками, что ли, он тут в земле копался? - Ах, тот ублюдок Адам Шепард? Шериф... Да этот недоумок и бакалейную лавку не сможет защитить. Если ты его сын, то проваливай отсюда тем более. Мне нужно...

Он неопределённо махнул рукой. Было видно, что он не отдаёт себе отчёта в том, что говорит, поэтому я не обиделся.

- Послушайте, мэр Бартлетт, мне нужно узнать, что за чертовщина творится в Глене. Как мэр, должны же вы что-то знать, если даже от других толку мало. В конце концов, вы отвечаете за этих людей...

Я сказал это, чтобы пробудить в нём нотки ответственности. И, видимо, достучался. Бартлетт уставился на меня с неприкрытой злостью:

- Хочешь сказать, что я не отношусь к своему городу надлежащим образом, да? Послушай сюда, вчерашний щенок, ты не найдёшь в этой чертовой дыре ни одну душу, которая так пеклась бы о жителях, как я. Я сделал всё, что было в моих силах. Но то, что началось, уже не остановить! Так какого хрена ещё ты от меня хочешь? Чтобы я пошёл и повесился?

Он то ли высморкался, то ли всхлипнул и приложил грязную ладонь ко лбу.

- Может, так мне и нужно сделать... С тех пор, как мой Джоуи... день ото дня мне всё хуже...

Я закрыл глаза, и из темноты выступили фотографии пропавших людей, которые взирали на меня с доски объявлений.

- Извините, - сказал я. - Ваш сын... он тоже пропал?

Мэр вздрогнул, будто коснулся рукой электрического провода. Вино в бутылке начало бешено плескаться - этакий маленький шторм.

- Джоуи? - почти закричал он. - Что тебе нужно от Джоуи?.. Он не будет играть с тобой! Если ты пришёл сюда за ним...

- Послушайте, - я постарался говорить как можно мягче, чтобы не спровоцировать трясущегося безумца, который когда-то был одним из самых рассудительных людей, что я знал в жизни. - Мой брат Джошуа тоже исчез, и я ищу его с тех пор, как возвратился домой. Вы, наверное, знаете, что они с Джоуи были неразлучными друзьями. И если с одним из них что-то случилось, то вполне могло случиться с обоими. Если вы имеете хоть какое-то понятие о том, что могло произойти с Джоуи, мы бы могли...

Кажется, из всей увещевательной тирады до мэра дошло только одно слово.

- Джоуи...

Он повернулся ко мне спиной, сделал шаг и положил ладонь на красный холм, возвышающийся в центре мёртвого сада.

- Мой мальчик... Я не скажу, что всегда вёл себя с ним так, как следовало бы... но зато я купил ему много прекрасных вещей. Джоуи любит подарки... Он любит сады...

И тут до меня наконец дошло, что то, рядом с чем находится Бартлетт, является холмом в последнюю очередь.

- Боже ты мой...

Не глина, а плоть - неживая, остывшая и неподвижная, но оттого только более страшная. Она вылезала прямо из-под земли и торчала, как огромный куриный окорок, рвущийся в небо. И мэр нежно поглаживал её ладонью, икая и бормоча бессвязные фразы:

- Ты же помнишь последний подарок папочки, малыш?.. Он ведь так тебе понравился... Тик-так... Если хочешь, я могу купить ещё... Ещё много хороших вещей...

Отвращение перемежилось с усталостью, и моё терпение лопнуло.

- Послушай, ты, пьяный дурак! - прокричал я. - Как ты не можешь вбить в свою голову - мой брат пропал, так же, как твой сын! Где они?!

Бартлетт обернулся и посмотрел на меня с болезненно-блаженной улыбкой. По подбородку стекала прозрачная струя слюны.

- Пьяный дурак, значит? - он смерил меня презрительным взглядом. - Но знаешь, что в народе говорят? Чем скорее откупоришь флягу, тем скорее станет веселее...

Он поднёс бутылку ко рту и сделал один большой глоток, даже не поморщившись. На ярлыке значилась крупная надпись буквами, стилизованными под готику: "ШЕПАРДС ГЛЕН, ВЫСШИЙ СОРТ". Ветер по-прежнему выл в далёких невидимых просторах, но теперь нему примешивалось какое-то дребезжание, будто он натыкался на старые железные крыши. Я посмотрел на мэра, потом на мерзкое "чудо-дерево". На меня нашло наитие, и я подошёл к Бартлетту вплотную, чтобы вручить ему часы с треснутым стеклом, которые завалялись в моём кармане.

"Ты же помнишь последний подарок папочки, малыш?.. Тик-так...".

Мэр безропотно принял часы. И, сколь бы я ни всматривался в его лицо, так и не заметил, чтобы в нём дрогнула хотя бы одна мышца.

- Это ещё что такое? - глухо произнёс он.

- Я думаю, эти часы принадлежали вашему сыну.

- С чего ты это взял? - непослушные пальцы нежно гладили стекло, ощупывали ремешок, чтобы потом вновь вернуться к циферблату...

- Где он, мэр Бартлетт?

- Кто? Джоуи? - он поднял взор, и в глазах было искреннее удивление. Ветер долетел теперь и до нас, начиная трепать седые волосы мэра. Я вздохнул:

- Да. Джоуи. Ваш сын. Он с моим братом Джошем - большие друзья. Я ищу его. Понимаете?

Мэр перевернул часы. Надпись сверкнула огнём, как давеча, в склепе "Розовых Высот". Прости меня. Он молча смотрел на буквы, потом вдруг заговорил совершенно другим голосом, в котором не чувствовалось ни капли алкогольного помутнения:

- Тебе не следовало возвращаться сейчас, Алекс. Времена настали нехорошие.

Пустая бутылка вина "Шепардс Глен" выскользнула из рук и мягко шлёпнулась на землю. Бартлетт глубоко, тяжко вздохнул:

- Люди больше не доверяют мне. И совершенно справедливо. Я не могу их ничем защитить, чего ж мне доверять-то...

- Защитить от чего?

- Приходит нечто... - мэр печально покачал головой. - Приходит... и забирает людей. Всех...

Он посмотрел на меня так, будто только сейчас и увидел. Военная куртка на мне, похоже, позабавила его. Уголки губ искривились в невесёлой усмешке:

- Если ты думаешь, что сможешь остановить это, то ничего не выйдет. Они и тебя заберут.

- Кто забирает людей? - от возбуждения я готов был трясти мэра за плечо. - О чём вы говорите?!

Сэм Бартлетт отвернулся от меня, опустил взгляд на ладонь, где лежали часы. Плечи сникли, по спине прошла дрожь, и он отшвырнул часы в сторону - с отвращением и ненавистью. В который раз многострадальный механизм оказался на земле, почти у подножия дерева из застывшей плоти. Мэр же начал уходить - пошатываясь и хватая руками воздух, но с явной решимостью. Но не прошёл двух шагов. Я рывком развернул его к себе и схватился за лацкан изношенного пиджака:

- Где - мой - брат?!!

Ярость застилала глаза. Этот ублюдок что-то знал - если не всё, то многое. Он знал, что стряслось с городом, знал, что случилось с Джошем... и c собственным сыном. Знал и молчал. Каковы бы ни были причины его игры в немого, я собирался вытрясти из него правду.

Мэр безмолвствовал. Глаза после короткого просветления опять были пьяными и бессмысленными. Изо рта несло жутким перегаром. Ноги почти не держали его - он висел у меня на руках, как мокрый тюк с одеждой. Сколь бы я ни был разгневан, до меня дошло, что прямо сейчас от этого пьяного старика толку будет мало. Нужно отвести его в ресторан отеля, дать протрезвиться... Впрочем, видимо, туда он и направлялся. Я разжал пальцы. С огромным усилием Бартлетт совершил очередной шаг.

- Сукин сын, - зло бросил я ему в спину.

И в ответ услышал:

- Тебе его не спасти.

Жить ему оставалось меньше минуты.

Потеряв интерес к мэру, который слепо брел вперёд, я обернулся, чтобы изучить странное дерево получше. В таком положении я окаменел. Пока мы с мэром вели тут задушевную беседу, в экстерьере сада "Гранд-отеля" произошли большие перемены.

Первое, что зафиксировал разум - часы исчезли. Когда Бартлетт бросил их на землю, я увидел, как они легли серебряной монетой у дерева из плоти. Теперь на том месте образовалась дыра, куда проваливалась земля, как в зыбучих песках в пустыне. Обвал стремительно захватывал пространство вокруг себя. "Дерево" зашевелилось, когда земля вокруг ссыпалась вниз - сначала тихо, потом с противным рвущимся звуком. Плоть кое-где разошлась. В ранах выступила тёмная густая кровь.

"Что происходит?".

Поскрипывая металлическими проволоками, на которые они были нанизаны, по краям скверика сада стали спускаться сверху какие-то мерзкие комки, напоминающие разделанные туши больших животных. Окровавленная проволока жестоко опутала их, скручивая и протыкая. На чём держались сами проволоки, я не разглядел - должно быть, висели на голых ветках деревьев, хотя у скверика таких высоких стволов вроде не было. Металл звенел на ветру, который набирал силу с каждой секундой. Вот очередной ураганный порыв повалил Бартлетта на колени; он упал, комично взмахнув руками. Когда мэр обернулся, я увидел, что его лицо искажено смертельным страхом. Он смотрел на "дерево", которое росло на глазах, разрастаясь в стороны. Ещё десяток секунд это ещё можно было называть деревом, но потом стало ясно: из-под земли выбиралось существо титанических размеров. А то, что я принял за "дерево" - небольшая часть его лапы. Ожившая лапа тяжело ступила на землю, и во всём саду содрогнулась земля. Мэр, начавший подниматься на ноги, опять свалился оземь. Запахло горьким ароматом глубинной почвы.

- Что всё это значит? - прошептал я, по-прежнему не в силах оторвать ноги с места. Горло сдавило, будто судорогой. Глаза слезились. Пока монстр выходил из-под места своего преждевременного погребения, я с чего-то сильно озаботился насчитыванием туш, висящих вокруг монстра и вокруг меня в неком подобии окружности. Двенадцать. Если шокированный разум меня не подвёл, их было двенадцать.

- Нет! - писклявым голосом завопил мэр, вставая. - О Боже, нет!

Монстр теперь нависал над нами обоими, стряхивая с себя комья сырой земли. Мне он напомнил ящера с отрубленным хвостом - такое же узкое тело и короткий хвост, и всего две мощные лапы, расположенные по бокам туловища. Задняя часть тела просто волочилась по земле. Но всё-таки это существо не было ящером - доказательством тому была голова, пусть и облепленная грязью до гротескного подобия, но всё же слишком напоминающая человеческую.

И эта человеческая голова взирала на достопочтенного Сэма Бартлетта, который трясся, как осенний лист, задрав голову.

- Смилуйся надо мной! - прокричал он, хватаясь руками за грудь. Монстр нетерпеливо рыкнул, белки глаз сверкнули.

- Я ведь живу... - кажется, Бартлетт заплакал. - Живу только ради того, чтобы служить тебе... чтобы тебе было хорошо...

Я смотрел не дыша, как подземный монстр поднимает лапу, которая весила не меньше полусотни пудов, и мэр покорно склоняет голову в ожидании удара. Услышал тихие, шепчущие слова:

- Господи, защити меня в этот миг, когда я...

Договорить он не успел. Лапа обрушилась на него, сминая и сравнивая с рыхлой землёй, оставляя от мэра города Шепардс Глен только невразумительное красное пятно вперемежку с такими же смазанными ошметками. Удар разошёлся по саду, как взрывная волна. Меня подбросило на месте.

- Дерьмо!

Заскрипели проволоки с развешанными тушами. Монстр стал разворачивать своё неуклюжее тело в мою сторону. Почему-то он именно разворачивался, при этом не сходя с места. Словно какая-то ось пригвождала его к земле, к той дыре, откуда он появился. Я не стал ждать, когда он обрушит свой удар на меня, и кинулся со всех ног к двери, ведущей в оранжерею. Но план отхода не сработал: во-первых, путь мне преградили кровавые туши, взявшие скверик в плотное кольцо и угрожающе раскачивающиеся при приближении; а во-вторых, никакой двери оранжереи я за ними не увидел. Сад завис в абсолютной тьме, превратился в самодостаточный мирок, где царём и Богом был восставший из могилы монстр, что дышал мне в спину.

В кармане у меня был пистолет. Но я не знал, сработает ли он против такого огромного чудища. Да и патронов у меня осталась всего пара-тройка.

Сглотнув слюну, я повернулся лицом к монстру.

Он изучал меня тяжёлым взглядом из-под шершавых век. Особой злости я в нём не чувствовал, но хорошего ждать всё равно не приходилось. Пока монстр не собирался атаковать, и у меня было время взять в руки пистолет и снять с предохранителя. Висящие туши беспрестанно ворочались, создавая ощущение, будто они шепчутся о чём-то своём. Противостояние без движения длилось недолго: монстр исторг из мощной груди гулкий, чуть ли не с эхом, рык и начал заносить лапу для удара. В ответ я немедленно сделал выстрел. Пуля чиркнула по толстой шее существа, на вид не причинив ему вреда. Монстр как замахивался, так и продолжал. Я бросился за укрытие, которое заранее приметил для себя: большая прямоугольная каменная скамья для желающих полюбоваться садом. Большой опасности я не чувствовал: несмотря на впечатляющие размеры, чудовище было очень неповоротливым. Если бы мэр не был настолько пьян и настолько напуган, он бы мог увернуться от смертельного удара. Вот и сейчас лапа обрушилась на землю футах в трёх позади меня, подняв облако пыли и заставив меня замахать руками. Я присел за скамьей, стараясь держать ритм дыхания, как учили в армии. Пуля его шею не взяла, но что, если целиться в голову - например, в глаз?.. Тут всё зависело от моей точности, потому что сам монстр вряд ли будет уворачиваться с ветерком...

Я замешкался в раздумьях. До сих пор монстр действовал только одной лапой, и я привык к этому. Но на этот раз он пустил в ход вторую, левую лапу, и застав меня врасплох. Мощнейший удар расколол скамью пополам. Волосы на голове шевельнулись от дуновения воздуха, поднятого этим ударом. Несколько осколков камней больно впились в спину. В ушах зазвенело. Я попытался подняться одним рывком, но потерял равновесие и схватился ладонью за землю. Монстр разворачивал свою тушу ко мне, а я всё не мог взять в прицел его голову: видимо, слегка контузило из-за близкого удара, и теперь пальцы не гнулись совершенно.

- Вот чёрт... - выругался я и бросился бежать в сторону. Монстр полоснул лапой по бреющей к земле и едва не достал меня кончиками широких когтей. Может, он и неуклюж, но явно не глуп...

Моей надеждой теперь было то, что чудовище не сможет разворачиваться вокруг своей странной "оси" с моей скоростью, и я буду всегда находиться в "мёртвой зоне". Поначалу так и получалось, и даже усилившийся шипящий шёпот туш на проволоках не мог мне помешать. Но потом великолепный план потерпел крах: подошвы скользнули по чему-то мокрому, и я ничком упал на землю. Ладони пропитались красным. Прямо перед лицом я увидел лежащий на земле обрывок галстука из тёмной ткани, лежащий в луже крови. То, что осталось от мэра... И я умудрился на этом поскользнуться. Надо же, какая ирония.

Я перевернулся на спину. И понял, что на этот раз монстр меня опередит. Он уже замахнулся, осталось только с силой шмякнуть лапой о землю. Всего пара секунд понадобится ему. Я не успею ни встать, ни откатиться в сторону из такого неудобного положения...

Выстрел был слепым. Ничего другого и не могло быть, когда от смерти меня разделял промежуток в считанные секунды. Я просто навёл ствол примерно туда, где находилась голова монстра, и нажал на спусковой крючок. Пуля, кажется, попала в то место, где у твари была бы щека, будь он человеком. Это место оказалось куда чувствительнее дублёной шеи, судя по тому, как он издал ещё один рык, октавой выше прежних, и вместо удара одним судорожным движением опёрся о землю, чтобы не упасть. Из раны обильно потекла на вид почти прозрачная жидкость. Монстр был ошеломлён, но ещё не поражён: я чувствовал, что стоит пройти минуте, и он кинется атаковать меня с удвоенной яростью. Сейчас нельзя было останавливаться. Я поднял пистолет. Руки опять начинали дрожать. Я закрыл глаза и мысленно отсчитал до трёх. В глаз... Это не так сложно, как кажется, ведь чудище не может сойти с места...

В глаз я не попал. Зато пуля скрылась в другой, целой щеке. Теперь обе щеки монстра были разорваны, и жидкость, заменяющая ему кровь, лилась ручьями. Боясь вновь потерять прицел, я нажал на курок в третий раз, но пистолет ответил только сухим щелчком. Патроны кончились. Эх, не поскупился бы Кертис на обоймы...

Но исход этого боя был решён. С заунывным, скулящим рыком монстр возвращался в свою обитель - под землю. Земля под ним сминалась и проваливалась кусками, будто там раскрылся подземный туннель. В чёрной дыре скрылся сначала хвост чудовища, потом длинное тело. Туши сорвались с проволок, которые стали рассыпаться в пыль, и влажно шлёпнулись на землю. Перед тем, как окончательно исчезнуть в провале, монстр поднял голову и посмотрел на меня. Несмотря ни на что, взгляд был по-прежнему немного отрешённым; из-за ран создавалось неприятное впечатление, что он презрительно лыбится. Потом лапы, которыми он убил Сэма Бартлетта, соскользнули с края дыры, и тварь сорвалась вниз. Низкий рык затих где-то вдали, в центре Земли.

Неверной, шаткой поступью я подошёл к обрыву и заглянул вниз. Хотелось воочию убедиться, что чудовище убралось далеко и больше не вернётся. Взору открылся вертикальный тёмный туннель без дна, напоминающий горловину. Стены туннеля имели тусклый алый цвет, как детская пуповина. И оттуда, из этих неизмеримых глубин, доносился чей-то приглушённый шёпот; он налетал волнами вместе с тёплыми щемящими приливами, зачаровывал и гипнотизировал. Один раз такое я уже переживал, и попытался сопротивляться дурманящему натиску. Но не смог; оно вновь одолело меня, взяло верх над моим разумом. Я падал. Падал в эту чёрно-алую бездну, и пустой пистолет вывалился из моей руки, и сад с мёртвыми растениями остался шуметь далеко наверху, и я опять парил невесомым где-то в краях, где не положено быть человеку. Заревели сирены, их звук становился всё громче и громче...