— А где Каллен?

      Лелиана запинается, сбитая с толку вопросом, и бросает один, только один мимолетный взгляд на Жозефину. Та трепещет угольно-черными ресницами в ответ. Эвелин с возрастающим раздражением наблюдает за этим безмолвным диалогом.
      
      — Думаю, он… нездоров, — с антиванской учтивостью мягко говорит Жозефина.
      
      — Нездоров? Не кажется ли вам, дорогая леди Монтилье, что он слишком часто в последнее время… нездоров? За три недели — шесть раз.
      
      Эвелин обращается к Жозефине, но при этом выразительно смотрит в тень капюшона Лелианы. Лелиана с непроницаемым видом отворачивается к окну. Сестра Соловей недолюбливает мадам Инквизитора, что само по себе неудивительно — ее недолюбливают, кажется, все. За исключением благодарных народов Ферелдена и Орлея, конечно же. Но метка и способность закрывать разрывы есть только у Эвелин, и весь тот сброд, что именуется «друзьями Инквизитора», вынужден терпеть молча. Особенно теперь, когда Варрик с почетным караулом покинул Скайхолд.
      
      Эвелин позволяет себе слегка улыбнуться.
      
      — Ну что же вы, дорогая Жозефина? Красноречие внезапно покинуло вас? Генерал моей армии, моя опора и защита, нездоров, а я узнаю об этом вот так? Думаю, — Эвелин делает долгую паузу, расправляя на коленях мантию — между прочим, шелк с золотыми нитями, почти на пятнадцать золотых дороже за отрез, чем у Вивьен, — думаю, будет проявлением вежливости, если я проведаю его сейчас. Как, по-вашему, Лелиана?
      
      — Прекрасная мысль, мадам Инквизитор, — очень ровно отзывается советница.
      
      Эвелин приходится долго стучать, прежде чем дверь отворяется и дневное солнце высвечивает растрепанного Каллена, босого, в небрежно заправленной рубахе. Он щурится покрасневшими глазами и, запинаясь, приветствует ее.
      
      — Ми… Миледи Инквизитор?
      
      — Ах, оставьте эти церемонии, дорогой Каллен, — говорит Эвелин, быстро протискиваясь мимо него внутрь. — Вам нужна помощь лекаря — вы чудовищно выглядите. Это все та ужасная дыра в кровле!
      
      — Мне не холодно, — просто отвечает Каллен, потирая затылок.
      
      — Вздор! Конечно же, вам холодно. Я уже вышла из того возраста, когда считаешь храмовников эдакими големами. Вам холодно, вы простыли.
      
      Она останавливается у заваленного бумагами стола и испытующе смотрит на Каллена. Изящно и складно врать ферелденец не умеет, держать лицо, впрочем, тоже. Гамма чувств и выражений, что мелькает на чуть простоватой, хотя и не лишенной некоторой мужской привлекательности физиономии Каллена, доставила бы удовольствие любому, даже неискушенному зрителю. А магичке бывшего Оствикского Круга — особенно.
      
      — По правде говоря, — очень тихо произносит Каллен, избегая ее взгляда, — по правде говоря, простуда тут ни при чем.
      
      Эвелин молчит.
      
      — Я перестал принимать лириум, — говорит он и тут же со стоном приваливается к стене, пережидая боль.
      
      Эвелин молчит.
      
      — Это вызывает некоторые… эффекты. Но если я выдержу… Я смогу дать надежду остальным…
      
      — Эффекты?! Надежда?! — визжит Эвелин, разом теряя светский лоск и вид «Мадам Инквизитора». — Ладно ты — чего можно ждать от храмовника?! Но остальные! Кто тебя покрывал? Кто знал, кроме Лелианы и Жозефины? Кто?
      
      — Кассандра. Но она…
      
      — Кассандра? Ведь она же была со мной в Редклиффе, ведь она же видела, к чему все приведет, если мы проиграем!
      
      Эвелин замолкает и, сжав губы, вплотную подходит к побледневшему еще сильнее Каллену, направив на него указательный палец с острым ногтем, покрытым зеленовато-золотистым, в цвет метки, лаком.
      
      — Мы посреди войны, а ты думал только о себе. «Я смогу дать им надежду», — передразнивает она. — Кому будет нужна твоя глупая надежда в мире, где красный лириум выращивают прямо на живых людях, а небо изорвано в клочья? Кем ты себя возомнил, Каллен Стентон Резерфорд?
      
      — Я… но я…
      
      — Убирайся, — глядя мимо него, равнодушно говорит Эвелин. — Завтра к утру тебя здесь не должно быть.
      
      «Да как они посмели от меня что-то скрывать?! — думает она, бредя по стене Скайхолда. — Вся их Инквизиция гроша ломаного не стоит без меня, а они позволяют сбрендившему храмовнику такое! И еще покрывают его! Кто вообще додумался поставить обычного рыцаря-капитана во главе целой армии?»
      
      Похоже, у Лелианы действительно везде есть глаза и уши. Стоит только Эвелин спуститься во двор, как ей навстречу несется красная как ривейнский омар Кассандра. Эвелин невольно прячет левую руку за спину.
      
      — Как. Ты. Могла?! — эмоционально восклицает Искательница.
      
      Эвелин недовольно морщится, оглядываясь по сторонам: все-таки воспитания Кассандре Аллегре Порции Калогере Филомене и еще как-то там Пентагаст недостает.
      
      — Не здесь, — шипит она и, не останавливаясь, широким шагом идет к массивным резным дверям главного зала Скайхолда. Нацепив любезную улыбку, раскланивается с парой орлесианцев, манерно приветствующих мадам Инквизитора. Кассандра проходит вперед и, бросив полный возмущения взгляд на Эвелин, скрывается в ведущем к кабинету Жозефины коридоре.
      
      Они уже ждут ее. Все трое.
      
      — Миледи Тревельян! Нельзя принимать такие решения скоропостижно и в одиночку! — быстро тарахтит Жозефина. — Вы должны были посоветоваться с нами!
      
      — Для вас — мадам Инквизитор, посол Монтилье. Это раз. Во-вторых, посоветоваться со мной должны были вы. И если еще раз повторится что-то подобное…
      
      — То что? — раздается холодный голос Лелианы. — Что вы сделаете, мадам Инквизитор?
      
      — Что-нибудь придумаю, — мрачно отвечает Эвелин, садясь в широкое, украшенное изящными резными завитушками кресло.
      
      — Каллен хороший человек! Надо дать ему шанс! — с горячностью заявляет Кассандра, стукнув кулаком по столу. — Он справится!
      
      — Хороший человек?! Хороший человек?! — взвившись, срывается на крик Эвелин. — Сейчас, когда мы почти начали операцию в Арборской глуши, ты мне говоришь про «хорошего человека» и «надо дать шанс»? Да ты хуже Соласа, который каждому демону из Тени радуется как родному. Только подумать, вы пытались скрыть от меня то, что генерал моей армии практически недееспособен! Чего вы ждали? Когда собирались поставить меня в известность? Когда он начнет называть себя королевой Антивы?
      
      — Вашей армии? — снова холодно интересуется Лелиана.
      
      — Моей! — запальчиво отвечает Эвелин, покачивая обутой в ботинок из кожи снежного виверна ногой. — Можете спросить у Императора Гаспара и Королевы Аноры, чья это армия.
      
      — Ваше возмущение понятно, мадам Инквизитор, но, прошу, одумайтесь! — примиряюще поднимает руки Жозефина. — Как вы правильно заметили, силы Инквизиции готовы выступить против Корифея в Арборе, но им нужен генерал. Каллен…
      
      — У нас есть настоящий шевалье, Мишель де Шевин. Несомненно, подкованность бывшего защитника Селины в военном деле лучше, чем у любого из храмовников. Их, знаете ли, Церковь не для того готовит, — ядовито прибавляет она.
      
      — Вы хотите передать армию Инквизиции орлесианцу? — спрашивает Лелиана, и в ее голосе Эвелин чувствует едва заметное потепление.
      
      — Я хочу передать армию Инквизиции тому, кто точно профессиональней и не тронется умом от лириумной ломки. У вас есть возражения?
      
      — Нет, — быстро говорят Лелиана и Жозефина.
      
      — Да! — восклицает Кассандра. — Так нельзя! Каллен не заслуживает такого. Это не по-человечески!
      
      Эвелин выскакивает из кресла, будто пробка из бутылки игристого вина, момент — и она стоит около Кассандры. Левая ладонь ее, застывшая в дюжине дюймов от лица Искательницы, пылает потусторонним зеленым.
      
      — А мне плевать, — надменно цедит она. — Я — мадам Инквизитор!