— Это за то, что каждый гребанный год ты побеждаешь меня в квиддич, — говорит Драко, защелкивая наручник на твоем правом запястье и приковывая к металлической раме кровати. — А это за тот случай, когда ты так меня заколдовал, что моя мать не хотела со мной разговаривать тем летом.

Ты чувствуешь, как второй холодный наручник защелкивается на запястье, оцарапывая кожу неподвижной руки. На тебе нет одежды, очки снял Драко, а без них со своим смазанным зрением ты чувствуешь себя полностью обнаженным. В комнате холодно, потому что Дадли заставляет дядю Вернона поддерживать в доме такую температуру, и тут Драко добавляет, что единственное, что отделяет тебя от Дадли, спящего в соседней комнате, — это незапертая дверь. Малфой обвивается вокруг твоего тела, скользя шелком рубашки по затвердевшим от холода соскам и шепчет, что может вот так и оставить тебя, неподвижного и дрожащего, на милость кузена. Ты бы заавадил его, если бы мог шевелить одеревеневшими губами.

Драко сползает вниз по твоему телу, трется грубой тканью брюк о твой член, и ты чувствуешь щекотку пробегающего возбуждения.

— Это, — продолжает Драко, — за то, что увел у нас кубок школы.

Следующий наручник защелкивается на правой щиколотке, обдавая кожу металлической прохладой. Руки Малфоя — длинные пальцы, утонченные, холодные, как кожа змеи — перепорхнули ко второй щиколотке. Последний наручник надет на ногу, и ты хочешь потянуться, проверить их на прочность, но все, что ты можешь — это улавливать платиновые отблески в поле зрения.

— А это, — от его голоса мурашки бегут по обнаженной коже, — за то, что засадил моего отца в Азкабан.

Жесткая сторона кожаного ошейника обвивает твою глотку, сжимая как раз так, чтобы легким было больно дышать и по-девичьи хрупкие пальцы затягивают замок на ремне, глубоко царапая нежную кожу. Нечто металлически холодное и тянется вверх по груди к шее. Грубый рывок — и ты чувствуешь, как цепь тянет тебя за горло вверх.

— Ты мой, — шепотом произносит Малфой. — Я сниму заглушающие чары с этой комнаты, а потом сниму с тебя петрификус, но если ты сделаешь хоть что-то не так, я брошу тебя, как есть и аппарирую. Понял?

На секунду он замолкает, а потом смеется, запрокинув голову назад:

— Ах, я и забыл. Ты же не можешь говорить.

Он берет палочку и бормочет контрзаклинания для комнаты и тебя. Сила мгновенно напитывает твое тело: губы раскрываются, пытаясь глотнуть воздух, пальцы на ногах поджимаются, а между ног встает член, резко твердея. Ты прикусываешь язык, стараясь не закричать, и самодовольная улыбка искажает лицо Драко, а кровь липко стекает по шее. Ты давишься, пытаешься вдохнуть воздух сквозь удушающий ошейник и молишься, молишься, чтобы кашель не был слишком громким.

Острые уколы в ямочку между ключицами царапают, двигаясь вниз по груди, ты пытаешься наклонить голову, чтобы увидеть, что это, но без очков видишь только расплывчатое черное пятно. Когда острие спускается вниз, оставляя прямую длинную обжигающую царапину, кожа рядом с ней вспыхивает, покалывая от неприятных ощущений, ноя тупой болью. Сейчас тебе нужно стараться вести себя как можно тише, твои сухие губы подрагивают от учащенного затрудненного дыхания. Когда острие останавливается над основанием члена, с твоего языка срывается хриплый стон, за который ты себя тут же проклинаешь себя.

Уже в следующий момент, когда легкое касание пера пробегает по длине твоего члена, касается ноющей головки и снова исчезает, ты снова закусываешь язык так сильно, как только можешь, чтобы не кричать.

— Я знал, что тебе понравится, — прошептал Драко.

— Ненавижу тебя, — говоришь ты.

Его голос становится громче, от чего волна липкого страха пробегает по телу:

— Чем больше ты говоришь, тем громче говорю я. Я могу аппарировать, когда мне вздумается, но это только начало.

Комната погружается в тишину, обнажая твое прерывистое дыхание и шорох его одежды. Внезапно ты слышишь резкий лязг металла о стекло, будто что-то металлическое вынимают из бутылки.

— Мне совершенно не хочется пачкать о тебя руки, Поттер, — медленно тянет Драко, — но у меня есть кое-какие… друзья, которые не будут против. Внезапный свист, будто что-то рассекает воздух, и через тягучее мгновение тишины извивающийся пучок ледяных плетей врезается в твой обнаженный живот.

Парализующий шок от обжигающего холодом прикосновения заставляет мышцы живота напрячься, дыхание перехватывает. Связка разделяется на отдельные металлически холодные плети, извивающиеся и шипящие, как… змеи? Ты слышишь злобный удовлетворенный смешок, когда Драко понимает, что до тебя дошло:

— Занимательная безделушка из Лютного переулка. Не пытайся с ними заговорить, Поттер. Они знают свои обязанности.

Змеи ледяными путами обвивают твой торс и посылают дрожь по всему телу каждый раз, когда проходятся по обжигающей полосе, оставленной острием пера. Твоя кожа покрывается мурашками от холодных прикосновений, будто сотни морозных иголочек дразнят мелкими уколами тело, а осознание своей беспомощности и уязвимости вдруг прошибает неконтролируемым возбуждением. Двое из змеек соскальзывают ниже, туго обвиваясь вокруг яичек, оттягивая их. Ты пытаешься вытолкнуть из головы картинку, каким Драко видит тебя — закованный наручниками, обнаженный, обвитый металлическими змеями, дрожащий от холода и едва слышно вздыхающий от наслаждения.

Змеи все вьются и вьются вокруг тела, холодные, скользкие и приятно тяжелые, обвиваясь вокруг бедер, щекоча беззащитные подмышки и икры, даже вокруг шеи и пробегаются по напряженному лицу. Вдруг резкая боль расцветает вокруг левого соска от зубов одной из змей и тут же утихает, когда она засасывает твердый бугорок. В ту же минуту другая змея приближается к правому соску, заглатывая его и даря странное наслаждение от легких покусываний, сменяющихся посасываниями. Твоя спина прогибается от изысканной боли, усиленной натяжением наручников на саднящих запястьях.

Где-то далеко, за гулкими ударами ниточки пульса на шее и мягким, гипнотизирующим шипением змей ты слышишь дыхание Драко, резкое и прерывистое.

Несколько змей, уже нагретых теплом твоего тела, скользят вниз, к члену, и обвиваются вокруг него тугими дразнящими кольцами, скользя по твердому изнывающему стволу, лаская и надавливая по-разному, трогая извивающимися язычками, легкими, как крылышко бабочки. Одна змея пробирается к головке и забирается под крайнюю плоть, обвиваясь, скользя по влажному нежному шелку спрятанной головки, натягивая кожу вокруг нее. Твое тело извивается, натягивая наручники, ты разрываешься между сладкой агонией ноющей боли от покусываний сосков, восхитительных тугих колец прикосновений на члене и ощущения липкой струйки крови, стекающей по закованной в ошейник шее.

Как раз когда ты чувствуешь, что на пределе и почти готов кончить, внезапное давящее прикосновение к головке пронзает болью, от которой сводит скулы. Одна из змеек, самая тонкая и маленькая из всех, не толще гитарной струны, начинает пробираться хвостиком в уретру, медленно и обжигающе больно. Голая боль перекрывает все другие чувства, ослепляет, ничего подобного ты никогда не испытывал. Слезы выступают в уголках закрытых глаз и скатываются по вискам, когда змейка пробирается глубже и глубже в тебя, боль накладывается на боль и потолок будто крутится над головой, грозясь обвалится; она проникает все глубже, пока разрывающее изнутри ощущение не прошибает весь член, аж до основания, вокруг которого обвились тугие змеи.

Когда змея наконец-то останавливается, она уже практически вся в тебе, до самой головы, и сквозь агонию начинает снова проступать изощренное наслаждение от прикосновений на члене. Змеи извиваются вокруг напряженной плоти, а одна внутри начинает медленно прокручиваться, посылая новые волны боли, которая вливается в один общий пульсирующий ритм, захватывая тебя от головки члена до сосков. Ты выгибаешься на постели снова и снова, безуспешно пытаясь избавиться от выматывающего напряжения, кусая язык, чтобы не закричать. Хриплый шепот срывается с губ:

— Пожалуйста…

— Нет, Поттер, я не разрешаю тебе кончать, — произносит Драко громче, чем раньше, — тебе нужно научиться умолять.

Он дергает за цепь ошейника, вырывая из тебя хриплый кашель.

В тумане душного наслаждения ты чувствуешь, как несколько змей, извиваясь, пробираются между ног, мимо члена и яичек и достигают подрагивающей от напряжения дырочки входа. На грани сознания ты слышишь, как Драко произносит заклинание, змеи становятся влажно шелковистыми и скользкими. Одна проникает внутрь, едва ощутимая в дымке от движений змей вокруг члена и в нем, за первой следует еще одна и еще, свиваясь внутри в одну большую, толстую, влажную шипящую змею, которая вибрирует внутри, присоединяясь к дрожи наслаждения, пробегающей по твоим нервам. Еще несколько змей с хлюпающим звуком проникают в тебя, свиваются вместе и скользят все глубже, настолько глубоко, насколько вообще ты мог представить, трутся о простату, вливаясь в ритм движений на твоем члене и вокруг сосков. Ты замираешь, опадаешь на постель, и мир теряется где-то вдали, за пеленой агонии наслаждения.

— Драко, пожалуйста, — бормочешь ты, не в состоянии вымолвить ни словом больше, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Я хочу, чтобы ты кричал, — произносит он, его голос сочится властью.

— Не могу… Дурсли… — слова сливаются, еле различимые.

— Кричи, Поттер. Кричи.

Ты пытаешься сопротивляться, но все вдруг становится неважным, все, кроме болезненной жажды избавиться от этого невыносимого напряжения, что разрывает тебя изнутри, наручники исцарапали запястья, соски ноют от тягучих прикосновений, дыхание прерывается, а таз вбивается в воздух так резко, что мышцы ног сводит судорога. Ты разлепляешь сухие губы и кричишь.

Где-то из комнаты внизу ты слышишь громкий голос проснувшегося дяди Вернона, и ты умоляюще смотришь на ангелоподобное белое пятно, зная, что это Драко.

— Черт, — бормочешь ты, беспомощно извиваясь, чувствуя, как слезы злости скатываются по щекам.

— Нет, еще рано, — отвечает он, ты чувствуешь, как змеи движутся все резче и резче, а внизу шаги приближаются к лестнице. Наконец Драко вытягивается на тебе, приближая лицо так близко, что ты чувствуешь его аромат, пробивающийся сквозь пелену возбуждения, и шепчет:

— Сейчас.

Маленькая змейка выбирается из члена, обжигая даже больше, чем раньше, две других убирают зубы от сосков, которые пульсируют от облегчения так сильно, что ты еле сдерживаешь крик. Но змеи все еще хлюпают внутри, трутся о простату, обвиваются вокруг члена, последние четыре соскальзывают с яичек и отпускают основание члена; шаги дяди Вернона по лестнице заглушает взрыв внутри, и ты кончаешь, беспомощно захлебываясь в наслаждении, капли спермы падают на тебя и на постель.

— До следующего раза, — тихо смеется Драко, в его голосе сквозит триумф. Хлопок — и он аппарирует, а наручники, ошейник и змеи исчезают вместе с ним. Ты разминаешь затекшие запястья, сначала медленно, с опаской, потом слышишь, как дядя Вернон подходит к двери и, пересиливая усталость и боль в мышцах, хватаешь одеяло и заматываешься до самой шеи как раз в тот момент, когда дверь открывается.

— Чем, черт возьми, ты тут занимаешься, парень? — кричит дядя Вернон.

Ты судорожно заглатываешь воздух, пытаясь отдышаться.

— Простите, — бормочешь ты. — Кошмар приснился.