Это трудно было назвать одиночеством – юноша воспринимал свое уединение, как благую необходимость, священный долг. Тем более, все его время было занято с пользой: огромная библиотека инквизитора-куратора, его престарелого дядюшки, находилась в полнейшем его распоряжении; здесь, в этой необъятной зале под затерявшимся в пыльном гулком полумраке куполом, он знал любой фолиант, любой свиток. Сквозь узкие высокие окна свет лился внутрь, цветные пятна витражей калейдоскопом лежали на полу. Где-то в углу потрескивал сверчок – все было привычно и уютно.
Юноша хозяйским взглядом обвел библиотеку и удовлетворенно отметил неизменный, созданный им же самим порядок, только вот… На старом дубовом столе лежали доселе невиданные книги в твердых добротных кожаных переплетах с серебряным, немного вытертым тиснением на толстых корешках.
Удивление сменилось радостно-недоверчивым изумлением – куратор давно обещал своему юному родственнику привезти что-нибудь занимательное из довольно частых отлучек в Храм Порядка; старика умиляла тяга мальчика к учению, и он старался исправно пополнять библиотеку своей виллы. Его протеже стал первым в монастырской школе, и куратор счел это высшим знаком; его давнишний друг, архиепископ Упорядоченного, предложил продолжить обучение юноши уже в Храме. А дотоле – пусть отдыхает и наслаждается покоем на вилле своего дядюшки.
«Отчеты Инквизиции», «Судебные процессы против еретиков, дьяволопоклонников, ведьм»… Глаза юноши загорелись интересом, и он присел за стол. Книги были очень стары, но он считал их самыми актуальными. Его родственник любил повторять : «Покуда по земле бродят порождения Неназываемой, находят умы, склонные к совращению, должны гореть костры Инквизиции и воспитываться умеренность и благость».
Погрузившись в чтение, он не заметил, как сместился цветной узор на полу, и притихла прислуга во дворе. Жизнь в этом маленьком мирке текла неизменно размеренно, и теперь наступило время послеобеденного отдыха, дом погрузился в баюкающую тишину.
Чудесные безмятежные дни пребывания под сенью дядюшкиной опеки подходили к завершению: Храм Порядка манил новизной, красотой, мудростью, накопленной веками.
Старый инквизитор предупреждал юношу о всевозможных соблазнах, но, глядя в ясные холодные глаза, смахивал слезу – в своем подопечном он был более чем уверен.
С самых малых лет мальчик воспитывался в его доме. Как только он переступил порог инквизиторской виллы, на старика снизошла благодать. Молчаливый, но не угрюмый, юноша мог поддержать любую беседу, ловко пользовался слабостями людей; он был неизменно вежлив, услужлив, легкая улыбка пряталась в уголках его губ. Но инквизитор знал – юношу не стоило недооценивать, любой, кто переступал грань им же изобретенных принципов, жестоко карался если не полной яда отповедью, то так ласково и мягко отчитывался, что мурашки бежали по коже от странного холодка. Всю женскую часть прислуги юноша игнорировал, оправдывая свою холодность фразой местного капеллана: «Женщина, даже самая благодетельная, завсегда остается сосудом зла, ибо несет на себе печать Неназываемой». С молодыми служанками он вообще не церемонился – сколько слез было пролито, сколько обидных слов высказано, а он продолжал говорить: «И сколько не наставляй женщину на путь добродетельный, спесь ее все одно проявится, и змеиный язык ее, от Неназываемой полученный, станет течь вредоносным сквернословием, что не свойственно богоугодному существу».
Чаще юного господина видели задумчиво бродящим по саду, часами созерцающего что-то, ведомое только ему, или же в библиотеке.
Он откровенно презирал светские мероприятия, и не стремился вступать в полемику со своими сверстниками, такими же подопечными, отчего-то казавшимися ему хамоватыми и невыдержанными. Он не стремился к роскоши, предпочитая скромные наряды, соответствующие его нынешнему положению послушника, а из украшений носил лишь кольцо с обсидианом, подарок отца, погибшего очень давно.
Минуло два часа послеполуденного отдыха, вернулся гомон, запахи, движение воздуха, и юноша с трудом оторвался от книги. Образы спокойных, сдержанных и справедливых в своей жестокости инквизиторов, несущих свет и очищение, так и стояли перед его глазами. Впервые юноша испытал чувство – страстное желание стать таким же, приобщиться к этой святой элите, перед которой склоняют головы и трепещут даже правители конгломератов Союза Миров.
«Нужно немедля поговорить с дядей. Я нашел свой путь и желаю следовать только ему. Никакие перспективы Храма так не влекут меня…» - мысли снова стали спокойными, увял на лице румянец, лишь глаза, серебристые озера, искрились счастьем осознания, словно лед в лучах холодного зимнего солнца.
Он спокойно оглядел библиотеку, словно бы уже прощался со своими единственными друзьями-книгами, и направился к двери. Старый инквизитор после обеда имел привычку сидеть в своем кабинете и заниматься бумагами. Радамант энергичным шагом направился прямиком в его покои.