Зал огромен. На темных трибунах за высокими пуленепробиваемым барьерами – сотни, если не тысячи зрителей, в глазах которых – безумное пламя жажды зрелищ. Кровавых зрелищ, ради которых они сюда пришли.
А мы – три идиота: я, Сид и Макси – в числе прочих, даем им этим уродам то, чего они так хотят.
- Люк! – недовольно шипит Макси, махая рукой.
Я на несколько секунд прикрываю глаза, чувствуя, как сердце уходит в пятки, делаю несколько глубоких вдохов, чтобы унять дрожь, считаю до пяти и срываюсь с места.
Между нами пустого пространства – всего ничего, не больше пятнадцати метров. Но преодолеть это расстояние, затылком чувствуя древнего ящера с острыми зубами, тут же кинувшегося за тобой в погоню, не так-то просто. Я слышу характерный скрежет когтей по камню, но не оборачиваютсь и выжимаю из своего тела последнее, на что оно способно.
Макси вталкивает меня в узкую щель между искусственными камнями и основанием ладони бьет по замку. Решетка падает, и мне вслед несется разочарованный рев динозавра. Я не открываю глаз, просто сижу и слушаю, как он долбится с разбега лбом в металлические прутья.
Я больше не хочу двигаться. Не могу. Я хочу остаться здесь. И если бы я мог, я бы так и поступил. Но по правилам игры, как только открывается очередная зона, для оставшихся в других начинается обратный отсчет. Через тридцать секунд после того, как мы прорвались через барьер третьей зоны, в первой зоне были подняты решетки во всех убежищах. И я до сих пор не могу забыть ор ненасытной толпы, когда дейнонихи начали свое безумное пиршество. Тогда-то Макси меня и дернул. Мы побежали, и пока динозавры были заняты первым ужином, мы добежали до этого, последнего убежища в третьей зоне.
- Ты как? – окликает меня Макси.
- Жив, - выдыхаю я.
- А без очков ты смотришься как-то непривычно, - вдруг выдает этот гад.
- Захлопнись, - огрызаюсь я.
Очки остались в первой зоне. Я даже не заметил, что оставил их там. Да разве я мог? Я тогда был занят. Очень занят. У меня на глазах два дейнониха схватили первую добычу. Пацан всего-то на секунду замешкался. Но здесь секунда промедления может стоить жизни. И я воочию убедился в том, что это так, когда увидел, как того парня подбрасывает в воздух и ловит за ногу один динозавр, а потом к нему присоединяется другой. Они пытались его разорвать: один тянул за ногу, другой – за руку, а пацан захлебывался собственным криком. У меня до сих пор в ушах звенит.
Да, я стоял и смотрел, как одного из нас рвут на части. И я был не в силах отвести взгляд. Стоял, как вкопанный, смотрел и слушал. До тех пор, пока не почувствовал удар. Только тогда понял, что меня колотит. Обернувшись, увидел, что Сид потирает руку, но даже возмутиться не смог. Я просто сполз по стеночке, даже не обратив внимание на то, что этот засранец сбил с меня очки.
Ну, и где этот козел теперь? Мы разделились во второй зоне. Мы побежали прямо, а Сид рванул куда-то влево. Но Макси не сбавил скорость. И я – тоже.

Рев толпы возвещает о том, что динозаврам на стол подано еще одно блюдо. Они загнали очередную жертву.
Макси прислушивается, осторожно подкрадываясь к решетке, потом резко жмет на белый квадрат замка и бросает:
- Вперед!
Я снова срываюсь с места. Мы бежим под рев беснующейся толпы уродов, которые за деньги смотрят на то, как воссозданные древние чудовища с хрустом и чавканьем жрут людей.
И я уже вижу голубоватое марево силового барьера в нескольких метрах впереди. Четвертая, предпоследняя зона.
Макси снова рвется вперед, с ходу перескакивая через невысокий валун. Он никогда не срезает, если видит, что путь свободен. И я бегу за ним, точно так же перемахивая валун и приземляясь на пыльный пол арены, отталкиваюсь и снова догоняю его.
Сзади слышится свист и тихий рык. Но я не оборачиваюсь. Я не хочу кончить, как тот парень из первой зоны. Нет. И хотя я чувствую, что мышцы ног вот-вот сведет судорогой, я делаю очередной рывок и вслед за Макси преодолеваю силовой барьер.
Но мы не останавливаемся. Фора в двадцать секунд – практически ничто, если имеешь дело с быстрым и маневренным хищником. Поэтому мы с Макси рвем когти дальше на максимальной скорости, на которую способны. Я уже вижу темный прямоугольник очередного убежища, но Макси внезапно бросается вправо. Я понимаю, куда он метит: еще в пятнадцати-двадцати метрах от нас, куда ближе к границе с пятой зоной, маячит еще один вход в убежище. Но мы не успеем. Это знаю я. Думаю, что и Макси знает, но он бежит дальше. И я бегу за ним, стараясь не думать о том, что еще чуть-чуть и я просто рухну на пол.
Я не выдерживаю и оборачиваюсь. За барьером беснуются пятеро чудовищ. Они кидаются на преграду, но тщетно. Но главное, что я вижу – Сида, выглядывающего из-за решетки того самого убежища, которое мы покинули около минуты назад.
Всего лишь минута? Разве? Время в этой безумной игре течет иначе, чем за пределами арены.
Сид что-то кричит мне, и я отворачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить преграду и перепрыгнуть через нее.

Берьер исчезает бесшумно. И только по изменившемуся настроению зрителей, я понимаю, что преграды между мной и динозаврами больше не существует. Именно в этот момент я слышу за спиной крик Сида, но больше не оборачиваюсь. Потому что здесь это может стоить жизни.
Макси дожидается меня, и мы оба ныряем в темноту убежища.
Я падаю на пол, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
- Отползи хоть, - задыхаясь, каркает Макси.
И я отползаю в дальний угол пещеры и долго, со вкусом расстаюсь со своим обедом и стаканом стаута, который мы накатили «за удачу».
Потом я ползу обратно поближе к выходу. Макси сидит с закрытыми глазами, привалившись к стене. Дреды в пыли, впрочем, он весь в пыли. Как и я.
Я смотрю на него и впервые задаюсь вопросом, что он здесь делает? Я со своими долгами – понятно, Сид – вроде тоже. Хотя я и относительно Сида не до конца уверен. Но Макси? У него работа. Конечно, не шикует, но на жизнь жаловаться грех. Я очень удивился когда он захотел принять участие. Зачем он здесь?
Если бы я тогда знал, во что именно втягиваю их, я бы прямо там попросил Сида меня придушить.
Но все было слишком хорошо. Пять зон, три десятка древних хищников, около ста человек «дичи». Но главное – заманчивая перспектива добежать до безопасной зоны и получить за это кредиты.
Если бы я знал!
Макси открывает глаза и с усмешкой смотрит на меня. Потом поднимается и прислушивается. Толпа снова потихоньку начинает заводиться. Мы вскрыли четвертую зону, значит, сейчас откроются решетки второй. Я тоже встаю. Еле-еле. Поднимаюсь, держась рукой за стену. А потом Макси поднимает решетку и осторожно выглядывает.
- Бежим!
И я снова бегу. Имея за спиной уже порядком нажравшихся монстров, это делать куда сложнее: осознание того, что ящерки уже не совсем голодные, расслабляет. И с каждым шагом ноги переставлять становится все сложнее. Но я бегу. Стараясь не терять из вида маячащую перед глазами широкую спину Макси. И в какой-то момент понимаю, что мы рискнули и рвемся дальше – к пятой зоне, минуя последнее убежище. Краем глаза я вижу, что параллельно нашему маршруту бежит Сид. Невольно ловлю себя на мысли, что он просто невероятно красив. Даже в пыли, даже забрызганный чужой кровью, он красив. Он двигается легко и быстро, словно сам не добыча, а хищник. Я несколько раз вижу его в просветах между валунами. Его легко узнать по серебристо-белым волосам и черному жилету.
Когда за нами все-таки бросаются в погоню, мы уже в нескольких метрах от силового барьера пятой зоны. Сид срезает угол, перемахивая через полутораметровый камень, и рявкает на меня:
- Соберись! Не отвлекаться!
Вот дерьмо! От злости я даже забываю, что у меня не болят только ноги. Да и то, потому что я их уже не чувствую. И я бегу, нагоняю Макси, замечаю, как Сид чуть отстает, прикрывая меня. Лишь оказавшись в очередном убежище, уже по ту сторону силового барьера, разделяюшего четвертую и пятую зону, я падаю. Нет, я не падаю. Я запинаюсь о собственные ноги и кубарем лечу в стену.
А потом я валяюсь на полу с закрытыми глазами, раскинув руки и ноги, полностью уверенный в том, что больше никогда не смогу пошевелить даже пальцем. Я слышу, как тихо переговариваются Сид и Макси, но разобрать слов не могу: в голове гудит так, что я даже рева толпы не слышу.
Когда меня начинают трясти и пытаются поднять, я вяло сопротивляюсь. Даже на это у меня не хватает сил.
- Люк, сволочь, давай, встрепенись, - уговаривает меня Макси. – Если ты сейчас встанешь на ноги и все-таки добежишь до этой сволочной безопасной зоны, я сам тебе куплю очки. На собственные заработанные деньги! Точно таки же, какие были у тебя!
- Точно такие же не сможешь, - хрипло возражаю я. – Потому что я их снял с какого-то туриста. Они были не местного производства.
- Хорошо, - упорно продолжая меня поднимать, спокойно произносит Сид. – Тогда купим первые же, которые тебе понравятся. И не Макси, а я.
- Идет! - Я пытаюсь засмеяться, но из горла вырывается только хриплый кашель.
Я снова слышу рев зрителей. В третьей зоне подняли решетки. И мы выходим из своего последнего в этой игре убежища. Осматриваемся, уже не таясь, и бежим в сторону силового барьера, отделяющего нас от безопасности.
И от кредитов.
Когда нам остается около десяти метров, Макси оступается и падает. Я пытаюсь притормозить, но Сид толкает меня в спину и я бегу дальше, к спасительной границе, оставляя за спиной катающегося в пыли Макси, держащегося за левую ногу, и Сида, снимающего свой драгоценный жилет.
Еще один шаг и я в безопасности! Но вдруг к спине словно прикладывают раскаленный прут. Откуда эта боль? Невероятным усилием, я заставляю свои ноги сделать последний шаг и преодолеваю барьер. Но что-то не пускает меня. Я оборачиваюсь и меня отшвыривает в сторону. Снова падая, я все-таки успеваю заметить динозавра по ту сторону барьера. В его зубастой пасти зажата кисть чьей-то руки.
Я не успеваю испугаться, потому что боль становится невыносимой. И я кричу.
Но вдруг передо мной появляется лицо Сида. Спокойное и уверенное. Он говорит, что все хорошо. И я успокаиваюсь. Потому что чувствую, как ко мне подкрадывается темнота. Она обволакивает меня уютным теплым покрывалом и уносит по реке времени куда-то туда, где был Рики.
Рики.
Рики...

...- Ты же видел, что он обходит нас за валунами! – недовольно говорит Макси. – Как ты мог его подтолкнуть вперед?
- Уймись, - огрызается Сид.
- Уймись? – зло бросает Макси. – У него руки нет!
Я пытаюсь сжать левую руку в кулак и у меня ничего не получается. Но там, где ничего не должно быть, все равно болит. Ноющая тупая боль – знакомое ощущение, как после драки, когда долго приходилось махать кулаками. Но я-то знаю, что там ничего нет! Последний раз я видел кисть своей левой руки исчезающей в пасти динозавра! И вряд ли когда-нибудь увижу ее снова.
- Макси, прошу, давай потом. Деньги у него теперь есть, сделает себе протез, - спокойно продолжает Сид. Интересно, мне чудятся какие-то странные нотки в его голосе? Вроде как сам себя уговаривает.
- Если только после раздачи всех долгов еще что-то останется, - ворчит Макси.
Опаньки, а откуда этот козел знает про мои долги? Я ему не говорил. Я вообще никому не говорил.
- Долги?
- А ты думаешь, он за каким хреном в это ввязался? – устало отвечает Макси.
- Ясно, - Сид вздыхает.
Я слышу, как отодвигается стул. Кто-то из них встает и уходит.
- Надеюсь, он сможет с этим справиться. – Это – голос Макси. Далеко, значит, уходит он.
Дверь, тихо скользнув в пазы, открывается и закрывается.
- Прости, - шепчет Сид.
Я чувствую, как его ладонь ложится мне на левое предплечье и еле сдерживаюсь, чтобы не отдернуть руку.
Справлюсь, Макси. Ты меня плохо знаешь, если думаешь, что такая ерунда меня заставит сдаться.

***
К протезу я уже привык. Я больше не роняю бутылки и не получаю за это от Макси. А вот шрам на спине пришлось оставить. На память. Долгую, потому что вряд ли когда-нибудь наскребу на такую пластическую операцию. Впрочем, меня это не смущает: я больше не раздеваюсь в чьем-либо присутствии. По крайней мере, теперь, когда уже достаточно освоился с протезом и могу сам себя обслуживать.
Страшно вспомнить: еще пару месяцев назад я и штаны самостоятельно натянуть не мог. Сид, судя по всему, ведомый чувством вины, от меня ни на шаг не отходил. Он-то меня и раздевал и одевал, помогал мыться, но до своих причиндалов я его не допускал – выставлял за дверь и сам намыливал. Довольно часто не ограничиваясь простым мытьем. Единственное, что я ему так ни разу и не позволил – стянуть с меня трусы. Хотя, если быть честным, был бы непрочь. Но один раз повнимательней разглядев свою спину в зеркало, я понял, что динозавр мне не оттяпал правую рукув качестве аванса, чтобы я мог беспрепятственно мечтать об этом великолепном теле. Один. В душе.
Сид, Сид... Знал бы он, как я на него смотрю! Но он не знает. Он ведь сам купил мне эти очки, благодаря которым не имеет счастья лицезреть, как я буквально пожираю его глазами. Даже то, как он щупает этого парнишку за задницу, мне нравится.
Но долго на это смотреть я не намерен.
Поэтому я небрежно машу рукой всем, кто еще способен обратить на это внимание, и ухожу.

- Люк!
Я не оборачиваюсь. Не за чем. Его голос я узнаю из сотен других особо не напрягась.
Любовь, да? Вовремя, ничего не скажешь.
- Чего тебе? – ворчу я, когда Сид догоняет меня.
- Надо поговорить, - неожиданно заявляет он.
- А до завтра не подождет? – кривлюсь я, жалея, что вечернюю дрочку на твой светлый и прекрасный образ придется сегодня отложить.
- Нет.
И мы идем по темным улицам дальше. Молча.
Я останавливаюсь у подъезда и нарушаю эту нелепейшую тишину:
- Зайдешь?
Сид кивает.
Мы поднимаемся в мою квартиру, я пропускаю его, закрываю дверь и прохожу в комнату. Скинув ботинки, я плюхаюсь на диван.
- Ты хотел поговорить, - напоминаю я, прикуривая.
Но он вместо ответа встает на колени и тянется рукой к моему лицу. Я как завороженный слежу за тем, как он снимает с меня очки. Аккуратно положив их на столик, он поворачивается ко мне, и я вдруг понимаю, что он слишком близко. Меня охватывает безотчетное желание убежать. Я не хочу видеть отвращение в его глазах, поэтому резко отталкиваю его и пытаюсь встать. Но он не пускает. Я понимаю, что он сильней, но прекратить сопротивляться просто не могу. Мы катаемся по полу, как дети, со стороны это, должно быть, выглядит смешно.
Наконец, мне надоедает эта возня.
- Сид, ты зашел слишком далеко в своих попытках искупить вину, - ворчу я. – Достал, честное слово. Слезь.
- Но ты же хочешь, - шепчет он мне в ухо, чуть прикусывая мочку. – Хочешь, не отрицай.
- Сид, ты больной? – не выдерживаю я. – Я же урод теперь.
- Люк, я видел все, что ты мог мне показать, - продолжает он нашептывать. – Я даже твою задницу уже видел.
Видел. В первый раз, когда он меня мыл, я чуть не подпрыгнул, когда он перехватил губку в другую руку и мыльной ладонью провел по правой ягодице. Мой член с удовольствием откликнулся на эту немудрящую ласку. А может, я просто очень соскучился по чужим прикосновениям? Тогда я заверещал несвоим голосом, как гребанный девственник, и выпихнул его из кабинки.
Сейчас я сдался. Хочет трахать урода? Мешать не буду.
- Раз уж ты не против, переберемся на кровать? – предлагает Сид, отстраняясь.
Я пожимаю плечами и встаю, отмахнувшись от его протянутой руки. Еще не хватало! Уж чего-чего, а поднять свою задницу с пола я и сам могу.
А вот скрывать топорщащуюся ширинку бесполезно. Стояк такой, что хочется одного: избавиться уже от брюк. Я иду в спальню, по дороге расстегивая ширинку. Сид нагоняет меня у самой кровати, обнимает и бесцеремонно запускает руку в трусы.
Вот дерьмо! Как же хорошо, чувствовать чужую руку на члене! Не свою собственную, подогреваемую фантазиями, а чужую. Он просто поглаживает головку, скользит пальцем по стволу, а я уже готов кончить! И я прижимаюсь к нему, задницей чувствуя его колом стоящий член. Ему должно быть неудобно. Уже ничего не соображая, приспускаю свои брюки, сажусь на кровать и избавляюсь от ненужных предметов одежды. Но рубашку оставляю. Не хочу портить момент. Сид подходит ко мне, но я не позволяю ему сесть рядом. Нет. Я расстегиваю его джинсы, вытаскиваю член и беру его в руку. Потом не удерживаюсь и провожу языком по стволу. Морщусь немного – до душа мы так и не дошли, но откладывать не хочется.
Сид толкает меня на кровать и вытаскивает из кармана знакомый тюбик. Подготовился? Заранее планировал? Вот сволочь! А, плевать. Он удобно устраивается между моими ногами и трется своим членом о мой. И я ему подыгрываю: слегка приподнимаю бедра и веду ими из стороны в сторону. О, да, за этот нетерпеливый стон я мог бы отдать многое. Он что-то шепчет мне на ухо, но я не понимаю ни слова. Только спустя некоторое время до меня доходит смысл его слов:
- Люк... ты так хорош... Хочу тебя.
Я приподнимаю ноги, подхватив их под колени, раскрываясь полностью перед ним и готовясь к боли. Но он сдерживается. Взяв тюбик, он тщательно смахивает мой зад, и я вздрагиваю каждый раз, когда он касается моего ануса. Я чувствую, как при этом поджимаются мои яички. Вот дерьмо! Люк! Великий и ужасный жаждет, чтобы ему вставили. Сам раздвигает ноги! Насрать на все. Хочу. Его член в своей заднице, его губ на моей коже, его руку на моем члене... Хочу, чтобы он трахнул меня так, чтобы я запомнил, чтобы ходить завтра не смог. А он осторожничает, засовывает в меня пальцы, не спеша растягивает, заставляя меня беспокойно ерзать. Я отлично вижу его глаза, он внимательно рассматривает меня там, а я представляю себе, что он видит, и в конце концов, не выдерживаю. Я отпускаю ноги и, когда он переводит на меня недоуменный взгляд, слегка наклоняюсь вперед и тяну его на себя за ворот жилета. Другого. Тот – любимый – пришлось выкинуть: Макси раскроил себе ногу тогда каким-то острым камнем, и жилет Сида они использовали вместо бинта.
Да, я в курсе, что некоторые вещи я не смогу забыть никогда. Но сейчас я не хочу думать об этом. Не хочу вспоминать.
- Вставь мне, - хрипло прошу я. И мне кажется, что я даже слышу, как у него что-то переключается в голове. Даже взгляд меняется: теперь он смотрит жадно, словно, сдавшись, позволил себе отпустить на волю давно сдерживаемые желания.
И уже в следующий миг я жалею о своей поспешности. Потому что, когда он пытается засунуть в меня член, я не могу расслабиться, зажимаюсь. Я знаю, что именно поэтому мне больно, но ничего не могу сделать с собой.
Видимо, он понимает, что со мной происходит. Но не останавливается. Только снова начинает что-то шептать на ухо, покрывает шею поцелуями, потом накрывает мой рот своим и я плыву...
Я раскрываюсь ему навстречу. И принимаю, наконец, в себя все, кажется, до конца. И он начинает осторожно двигаться у меня внутри. А я чувствую только боль. Пока – да. Но от его поцелуев сносит крышу, и я, осмелев, обнимаю его, забывая о боли, Он приподнимается на руках, и смотрит вниз, на мой потихоньку опадающий член. Я знаю, что стояк прошел, все-таки слишком больно. Но когда он пытается вытащить, я не позволяю, обвивая его талию ногами. Все – потом. Я потерплю. Но он скидывает мои руки и выпрямляется. Он не двигается больше, просто гладит мой торс, чуть прищипывает соски, а потом обхватывает мой член рукой и начинает медленно ласкать.
Видок оттуда, должно быть, зашибенный. Завидую ему. Он видит все. Эта мысль возбуждает, а умелые руки Сида творят чудеса. И спустя несколько секунд, я уже не могу сдержать стонов. Поначалу Сид сдерживается, но потом сдается и начинает медленно двигаться внутри. Осторожно. Настолько, что это раздражает. И я шепчу ему:
- Я не могу больше, не выдержу...
Он кивает и начинает дрочить мне быстрее, и как бы я ни пытался отсрочить момент разрядки, у меня ничего не получается. Я содрогаюсь всем телом, чувствуя, как сперма выплескивается на живот. Сид в несколько резких толчков тоже достигает оргазма и, падая, откатывается в сторону.

Я поворачиваюсь на бок. Да уж, пожалуй, отделал он меня неплохо. Мое желание исполнилось: завтра я не то, что ходить, я и встать-то вряд ли смогу.
- В следующий раз я буду сверху, - ворчу я, пытаясь устроить свое многострадальное мягкое место поудобней.
- То есть ты не против продолжить? – по его губам скользит самодовольная улыбка.
- Только при одном условии: если я этого молокососа больше рядом с тобой не увижу. – Собственное недовольство ставит меня в тупик.
- Не проблема. Еще условия? – Он достает сигареты, прикуривает две и отдает одну мне.
Я обалдело смотрю на курящего Сида и отрицательно мотаю головой. Потом затягиваюсь и откидываюсь на подушку.
- Пойдем завтра в бар? – спрашивает он.
- Нет, завтра мы никуда не пойдем, - лениво отвечаю я. – Завтра ты будешь таскать мне кофе в постель, кормить меня и мучиться чувством вины.
Сид смеется. Эта сволочь смеется! Я возмущенно давлюсь дымом и тоже начинаю смеяться.
А потом мы лежим, пялясь в потолок, курим, разговариваем о каких-то мелочах и засыпаем лишь под утро. Рядом, касаясь друг друга кончиками пальцев.
И я вдруг понимаю, что это утро, первым солнечным проблеском заглянувшее в мое окно – самое не дерьмовое за все прошедшие годы.