В литейной пахло раскалённым металлом и чем-то ещё специфическим, чему Авелин не смогла дать название. Насколько ей было известно, старый цех использовался нечасто, и всё же, похоже на то, что недавно здесь плавили металл. А ведь в огромном котле вполне можно сжечь труп, и тогда они будут искать Лиандру Хоук до шестого пришествия Архидемона.

– Смотрите, здесь ещё кровь! – воскликнула Бетани дрожащим голосом, тыча пальцем в тёмное пятно на каменном полу.

– Да мало ли кому она может принадлежать! – пробурчал Карвер. – Маму похитили позавчера – если бы это была её кровь, она уже давно бы высохла.

– Может, здесь кошка задавила крысу, – поддержал храмовника их четвёртый спутник, наёмник-эльф по имени Фенрис.

Авелин видела его впервые. Дело было щекотливым, брать на него стражников было нельзя – Бетани решила лично участвовать в поисках похищенной матери, и Авелин подумалось, что они и вчетвером справятся. Но Мерриль не оказалось дома, и потому Карвер привёл этого вот молчаливого угрюмого эльфа. Сказал уклончиво, что Фенрис их с сестрой старый знакомый. Эльф-воин, говорящий с тевинтерским акцентом… На память Авелин не жаловалась, и потому сразу поняла, что это именно Фенрису Хоуки помогли два года назад в эльфинаже с убийством тевинтерских работорговцев. Его меч насторожил стражницу – двуручный, тяжёлый – Фенрис заметно сутулился под его весом, и Авелин засомневалась, что он сможет им сражаться – эльф выглядел не намного шире и выше своего оружия. Не станет ли он обузой в битве?.. Но первый же бой показал, что её опасения напрасны. Увидев, как умело и споро он разрубил надвое призрака, Авелин окончательно успокоилась на этот счёт.

Найденный в одном из помещений люк вёл в катакомбы. Подземелье выглядело обитаемым – они то и дело проходили мимо ниш и помещений с разными конструкциями откровенно пыточного вида: колодки, крепления на столбах с перекладинами... А в одной из комнат обнаружился уже начавший разлагаться женский труп с седыми волосами. Это была не Лиандра, хвала Андрасте, но на этом приятное кончалось – руки неизвестной были отрезаны по самые ключицы. Авелин вздохнула – ей добавилось работы: нужно будет перевезти тело в морг и опросить всех, кто заявлял о пропаже женщины, схожей с этой годами и внешностью. И обязательно допросить всех работников литейной.

Следующая находка в какой-то мере была ещё страшней. Спальня, в одном углу которой стояла продавленная кровать, а в другом – покосившийся стол, заваленный письмами (Авелин забрала их, чтобы использовать в качестве улик, если дело дойдёт до суда) и комод. А на комоде стояли портрет Лиандры Хоук и ваза с букетом слегка увядших белых лилий, источавших душный горьковато-приторный аромат. Авелин поморщилась, отходя подальше, чтобы этот навязчивый запах не лез в нос. Слишком уж он напоминал сладковатый душок разлагающегося трупа.

– Это же мама?! – ахнула Бетани, потрясённо глядя на картину. – Но откуда взялся этот портрет? Подобные платья были в моде лет пятнадцать назад, а она ведь всё время была с нами, в Лотеринге...

– Спросишь у похитителя! Задница Андрасте, это не должно оставаться здесь! – и Карвер схватил портрет, вырезал холст из рамы и спрятал его в свою сумку.



***



Должно быть, это была лаборатория. Полки с книгами, столы с ретортами и склянками разной степени наполненности, какие-то чаны... И запах. Удушающе-приторный, напоминающий запах лилий. И чем дальше они шли, тем сильнее он становился. Похоже, источник его находился в правом углу, где у кровати, на которой покоилось что-то белое, неподвижно сидел какой-то старик в сером камзоле. Неужели, это и есть похититель? Или это его слуга?

Бетани начала читать «Паралич» – Авелин увидела, как вокруг кровати замерцал бледный круг, обозначающий поле воздействия заклинания. Остальные осторожно, чтобы не звякнуло, достали оружие и начали подкрадываться к старику. Глаз его Авелин разглядеть не смогла – они скрывались за свисающими седыми прядями; виднелся лишь кончик крючковатого носа, плотно сжатые тонкие губы, да костистый подбородок. Они подошли вплотную, но старик будто не замечал их, сгорбившись над женщиной в наряде невесты, лежащей перед ним в окружении вороха белых лилий. Авелин заметила, что он обеими руками держал руку женщины. «Словно любящий муж у постели тяжелобольной жены», – пришло на ум невольное сравнение. А женщина и вправду походила на умирающую – бледное лицо её почти сливалось с белыми кружевами фаты, губы посинели, карие глаза были широко распахнуты, глядя в никуда. И лишь мигом позже к Авелин пришло узнавание. Лиандра Хоук!

Кольцо «Паралича» пропало – видимо, Бетани решила не тратить заклинание там, где могут справиться и воины. Фенрис ринулся вперёд и заломил старику руки за спину, стаскивая его с кровати и ставя на колени, Карвер бросился к матери, начал звать её по имени и трясти за плечи, подбежавшая сестра оттолкнула его и склонилась над матерью, раз за разом пытаясь применить исцеляющее заклинание.

Старик поднял голову, и Авелин поняла, что, невзирая на седину, не так уж он и стар – лицо его было гладким, да и белый ряд зубов не имел промежутков. Но вид у него был изнурённый, а покрасневшие, воспалённые глаза его смотрели затуманено и невидяще, будто у слепца. То ли болен, а то ли нанюхался дурной травки – зрачки были размером с булавочную головку.

– Дети… – проскрипел он, переводя немигающий взгляд на Хоуков. – Дайлен… Солона… Ревка, любовь моя, посмотри – они совершенно такие, как ты хотела…

– Что ты сделал с нею? – крикнул Карвер, сжимая кулаки.

Он ещё не понял, что мать их мертва. Ещё не увидел швы, темнеющие на белой коже шеи и плеч. С ними Лиандра походила на неаккуратно чиненую тряпичную куклу и картина эта вызывала у Авелин ощущение нереальности происходящего. Или же это оттого, что она всего лишь неделю назад видела Лиандру Хоук живой и улыбающейся? Смерть друзей и родных всегда труднее воспринять…

– Она не захотела вернуться, – пробормотал мужчина. – Я нашёл её тело, я собрал его, а она не захотела вернуться…

Авелин невольно вздрогнула. Кем надо быть, чтобы сначала разобрать человека на части, а потом заново сложить и сшить куски, и думать, что он после этого оживёт?..

– Мама! Мамочка!.. – зарыдала Бетани, осознав, наконец, смерть матери. Карвер стоял над нею истуканом, беспомощно опустив руки и не зная, что делать.

– Пойдёмте отсюда, – вздохнула Авелин, отводя взгляд от замершего в руках Фенриса безумца. – Заберём монну Лиандру, и…

– Нет! – взвыл доселе тихий пленник, вырываясь из рук потерявшего бдительность эльфа. – Вы не отнимете её у меня!

Он резко выбросил вперёд руки, и Авелин сбило с ног волной Силы и пронесло по воздуху, впечатав в стену. Маг, раздери его демоны! А глаза такие от передозировки лириумным зельем! От удара у стражницы вышибло дух и на миг потемнело в глазах, а когда она смогла приподнять голову, то увидела, что безумец стоял у ложа своей жертвы, подняв вверх руки и что-то колдуя.

Рядом с Авелин вставал на ноги Карвер, но он не успевал добраться до мага. Бетани Авелин не видела, но вылетевший откуда-то слева огненный шар мог быть делом только её рук. Пламя охватило мага, он завизжал и замахал руками, бросился вперёд, не разбирая дороги, и упал на кровать с телом Лиандры. Пламя перекинулось на простыни, на свадебное платье… Маг выл и катался по ложу, желая загасить пожиравший его огонь, но лишь воспламенял всё, чего касался.

Карвер и Фенрис замерли в растерянности, не зная, что предпринять. Бетани подошла к Авелин и молча помогла ей подняться, потом повернулась к костру и направила в него ещё один огненный шар. Пламя взметнулось под потолок, с треском пожирая тела убийцы и его жертвы.

– Ты спятила? – заорал Карвер, подбегая к сестре и хватая её за плечи. – Потуши огонь, чтобы мы могли попрощаться с мамой и сжечь её тело в крематории!..

– Знаешь, – необычайно серьёзная Бетани смотрела на брата пустым взглядом, – у наших предков существовал такой обычай – сжигать убийцу заживо на погребальном костре его жертвы, связав их вместе… – и она перевела взгляд на горящее ложе и смотрела на пламя до тех пор, пока оно не прогорело. Авелин не увидела ни единой слезинки на застывшем лице Бетани Хоук.



***



Чувствовать себя обманутой теми, кого Авелин считала своими друзьями, да что там – почти семьёй, было больно.

Оказалось, два года назад Хоуки собственными глазами видели, как Фенрис дырявил грудь тому тевинтерцу в эльфинаже. А промолчали потому, что внезапно прониклись дружескими чувствами к беглому рабу и пообещали хранить его тайну! Можно подумать, Авелин сдала бы его храмовникам или тевинтерским работорговцам. Расспросила бы, да и отпустила восвояси – ведь убивал он только опасных для общества отщепенцев, да и Хоуков он видел на месте преступления, и знал, что Бетани – магесса. Да он ведь и сам потом к храмовникам пришёл и стал им служить, тем не менее, продолжая хранить тайну Хоук, за что Авелин была ему благодарна. Должно быть, этот тевинтерец, невзирая на своё тёмное прошлое, не лишён понятия о чести. Так что, Бетани сглупила, не признавшись ей уже тогда. Авелин была уязвлена и обижена её недоверием, но не читать же нотации расстроенной смертью матери девушке, рыдающей сейчас на её плече.

– Я не знаю, что мне теперь делать!.. – всхлипывала Бетани, в очередной раз утирая покрасневший нос и припухшие глаза влажным уже платком.

Стражница рассеянно гладила её по вороным кудрям, раздумывая, куда пристроить бедную девочку.

После смерти матери Бетани не годилось продолжать жить вместе с дядей, да она и сама этого не хотела. Но куда же ей пойти? Жить в Нижнем городе в снятом на деньги брата доме Хоук боится, и Авелин понимает её – слишком уж лёгкой добычей станет одинокая девушка, рядом с которой нет защитника в лице мужчины. Брат далеко и не успеет её защитить, а нанять охранника у него не хватит денег. Да ещё попробуй, найди такого, кто сохранит тайну Бетани. Фенрис мог бы стать телохранителем Хоук, но он уже надёжно пристроен – навряд ли Орден храмовников отпустит одного из своих охотников на магов. Предлагать Бетани найти себе покровителя в лице мужа или любовника Авелин даже не стала, сама понимала, что это чревато тем же самым Кругом, в лучшем случае. В худшем же мужчина и вообще может убить магессу из страха перед её даром. Авелин серьёзно обдумывала возможность пристроить Бетани в стражу. Только вот для этого Хоук надо будет научиться владеть мечом и тщательно контролировать свою магию. Пообещав «что-нибудь придумать», стражница ушла.

А через неделю Хоук сама пришла к ней в казармы. Выглядела она спокойной и задумчивой.

– Знаешь, Авелин, больше не надо мне помогать в том деле. Я нашла выход. Я теперь живу в Верхнем городе... в особняке Фенриса.

– Так, садись и рассказывай, – Авелин силком усадила девушку в кресло, а сама склонилась к ней, тревожно вглядываясь в смущённое лицо магессы. – Он принуждал тебя? Шантажировал? Если что, я могу надавить на него, или он вообще погибнет при сопротивлении аресту. Карвер знает?

– Авелин! – возмущённо воскликнула Бетани, пресекая бесконечный поток её вопросов. – Я не это имела в виду! Мы не любовники! Я там вроде как служанка. Но именно что «вроде» – там уже есть одна служанка, тевинтерская эльфийка, которую мы с Фенрисом спасли из рук малефикаров, она-то всё и делает по дому. Точнее, в тех нескольких комнатах, которые отведены для проживания. А я ею командую, ну и готовкой занимаюсь. Как в доме дяди. И конечно, Карвер знает! Это была его идея. Фенрис всё равно живёт в том доме бесплатно, так что мой ушлый братец и эльфу не платит, и сэкономил деньги на аренде отдельного дома для меня.

– А, вспомнила, как меня убедительно попросили не задавать вопросов о кое-каком пустующем особняке Верхнего города… А он, оказывается, и не пустует вовсе, – задумчиво произнесла Авелин глядя на кусающую губы Бетани. – А ты не боишься, что он и тебя однажды убьёт, как других магов, за которыми охотится по приказу Мередит?

Бетани поникла и уставилась на свои руки, нервно комкающие платье.

– Я ведь не маг крови и из Круга не сбегала... А он… Фенрис дружит с Карвером и не боится моего дара. Он хорошо относится ко мне. Даже по моей просьбе учит меня сражаться одноручным мечом. И ни в чём мне не отказывает… И Карвер не против…

– Ладно, – вздохнула Авелин, глядя на опущенную голову магессы, – хорошо, что ты пришла и рассказала мне об этом. Теперь я хотя бы знаю, с кого спрашивать, если с тобой что-нибудь случится. И всё же, будь осторожна.

Авелин даже не удивилась, когда через три месяца Хоук призналась ей, что они с Фенрисом стали любовниками. Лишь настойчиво посоветовала проследить за тем, чтобы у этой связи не возникло последствий в виде ребёнка-полукровки с магическим даром. Время было уж больно неподходящее – от засевших в порту кунари можно было ожидать чего угодно. Как бы не пришлось спешно покидать город, если Аришоку вдруг придёт на ум захватить Киркволл. Да и эльф, как казалось стражнице, не годился в мужья и отцы. Но этого она Бетани уже не стала говорить. Обидится ещё, глупышка.



***



И если у Бетани появилась какая-никакая семейная жизнь, то у самой Авелин это дело так и не сдвинулось с мёртвой точки. Хотя симпатичного стражника по имени Донник Хендир она заприметила ещё несколько лет назад, до того, как стала капитаном. Он производил впечатление обстоятельного и серьёзного мужчины, надёжного и неколебимого, как чёрные стены Киркволла. Такой и в бою прикроет спину, и в браке будешь с ним, как за каменной стеной… Да и нравится он ей, что уж. Ах, какие у него руки… И глаза… И всё остальное… Но как дать ему понять, что он ей небезразличен?

Авелин долго думала и додумалась послать ему анонимный подарок. Ту самую купленную у Бодана шкатулку. Медные бархатцы, по её мнению, символизировали силу и нежность, что косвенно должно было указывать на неё. На следующий день Донник с ошеломлённым видом ходил по казарме и приставал к стражницам с вопросом, какие цветы им нравятся. Осмелился он спросить и у Авелин. А у неё язык будто льдом сковало. «Бархатцы, бархатцы, бархатцы…» – крутилось в голове, но губы произнесли внезапное «Тюльпаны». После его ухода капитан достала из стола бутылку с вином и одним махом осушила половину, кляня себя за нерешительность. И ещё несколько дней потом боялась, что кто-нибудь из стражниц назовёт эти проклятые бархатцы. Но, на её счастье, подобные непритязательные цветы ни у кого не вызывали особой любви, и Донник так и остался в неведении насчёт личности дарителя.

Следующий подарок она решила сделать более прозрачным и намекающим только на неё. Составила новое расписание, согласно которому Донник направлялся на караул в Верхний город – самое лёгкое из возможных дежурств – и вывесила его на доску рядом со своим кабинетом, оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы слышать реакцию прочитавших об этом. Могла и не стараться – то, что творилось за дверью, было слышно, должно быть, даже в кабинете Наместника, – настолько бурными получились обсуждения. Дежурства в Верхнем городе все стражники ждали не меньше, чем пришествия Создателя, и потому внеочередной конкурент их, мягко говоря, расстроил. Высказывались ехидные предположения, что удачливый сукин сын Донник либо соблазнил капитана, либо услужил самому сенешалю Брану, и теперь до окончания службы в страже будет дежурить только в Верхнем городе… в спальных покоях Брана. Донниково «да это ошибка…» потонуло в грянувшем хохоте и едких шутках о том, какие именно обязанности будут у нового фаворита сенешаля. Пунцовая от гнева и смущения Авелин стрелой вылетела из кабинета, заменила злосчастное расписание на старое, попутно наорав на почтительно замолчавших стражников, и вновь скрылась в кабинете, громко хлопнув дверью. Она не знала, радоваться ей или обижаться на то, что первый вариант – о её соблазнении Донником – никто из стражников не рассматривал даже как шутку.

А третий подарок она сделать не успела – на город напали кунари.