«Она не понимает, - говорит голос в голове, - она ничего не понимает».

Каллен барабанит по столу пальцами. Считает время. Полтора часа с прошедшего разговора. Тогда, в ее руках, пообещать было легко: никакого лириума. Я справлюсь.

«Я справлюсь, - отвечает он голосу, - я дал слово».

Три часа пятнадцать минут. Голова кружится. Кажется кто-то заходил. Что-то спрашивал. Даже получил ответ. Какой? И что именно он хотел узнать? Кто этот загадочный «он»? Или она? И было ли вообще что-то?!

Каллен бьет по столу. Он не знает. Реальность ускользает прочь. Сочится между пальцев как вода.

Вода из озера из детства.

Ни тревог, ни забот, ни жажды лириума. Пшеничное поле. Догонялки с братом и сестрами. Что пошло не так в его жизни? Когда все скатилось в пропасть, из которой уже не выбраться?

Он закрывает глаза. Опускает голову на столешницу.

«Она не понимает, - говорит голос, - не понимает, что ты умрешь».

«Я обещал», - Каллен то ли шепчет, то ли кричит. Вспоминает ее прикосновения. Ее поцелуи. Глаза и заботливый взгляд. Дрожит. Вспоминает. Такая теплая. Такая чистая. Такая правильная. Единственное настоящее среди ускользающего мира.

Она.

И секунды, которые безжалостно отдаются стуком в виске.

Шесть часов. Или семнадцать. Он не знает наверняка. Скорее всего, шесть. Слуга приходил менять свечи. Дважды. Значит, не больше шести.

Каллен хватается за эту мысль. Он еще может считать. Еще может бороться. Не ради секунд. Но ради нее.

«Вот только ее нет, - добавляет голос в голове, - ты сам ее прогнал. Сказал, справишься».

«Сказал, значит справлюсь». Каллен пытается приподнять голову и мучительно стонет. Где она, когда так нужна? Где ее теплые прикосновения? Слова, способные утешить. Мурлычущий голос. Где ее сила, когда без нее нельзя?!

«Ты сам прогнал».

Прогнал. Но она ведь должна понять. Должна почувствовать. Прийти. Она всегда приходит. Ко всем, кто нуждается в помощи. Она Вестница. Инквизитор. Его надежда. Дрожь усиливается. Где она, чтобы успокоить?!

Нет. Нельзя ее винить. Неправильно. Он сам просил. И все же…

«Она не понимает, - говорит голос, - если бы она понимала, разрешила бы выпить».

Каллен тянет руку к столу. Должна быть склянка. Одна маленькая порция лириума! Совсем немного, чтобы справиться. Она поймет, когда узнает.

Дрожь усиливается. Ну, хоть одна! Ну, хоть одна маленькая склянка! Не мог же он выкинуть все? Это она заставила! Заставила его отдать! Обрекла на смерть!

- Каллен, - ее голос доносится от двери. Он поднимает голову. Пришла. Все-таки пришла, - как ты?

Он ничего не говорит. Только смотрит. И она понимает все. Подходит к нему. Обнимает его голову тонкими руками, убаюкивает, как младенца.

- Из-за лириума?

Он кивает.

- Успокойся. Успокойся, милый, я рядом. Я тебя никогда не оставлю. Больше никогда. Я теперь всегда буду с тобой. Ну же, посмотри на меня, Каллен.

Она поднимает его голову, и Каллен видит. У нее черные глаза.

- Ты пришла за мной? – говорит он шепотом. Не чувствует ни страха, ни желания бороться. Она мягко улыбается.

- Ты теперь всегда будешь со мной, Каллен. А я с тобой.
 

Инквизитор зажимает рукой рот и старается унять дрожь.

- Когда это случилось? – шепотом произносит Кассандра.

Лекарь молчит. Лекарь пытается выяснить.

- Ночью, - говорит он наконец, - часа четыре назад. Организм ослаб и не справился. Сильнейшее истощение. Рискну предположить, дело в нехватке лириума. Но дальнейшие заключения позже.

Тревелиан едва кивает. Говорит слова благодарности. И думает о склянках с лириумом, которые лежат в ее столе. И которые вчера отдал Каллен. Он пообещал, что больше не примет. Ни одной.

И он сдержал слово.