Кто-то от души лупил по щекам.
— Да очнись ты, скотина! Ублюдок этакий, герой недоделанный!
Он вяло отмахнулся. Реальность плыла, ускользая. Его зовут Рик, ему… девять? девятнадцать?
Резкий рывок за грудки поднял тело, голова мотнулась от очередной пощечины.
— Хватит! – он открыл глаза. Свет показался до боли ярким, пришлось сощуриться.
— Ага, очухался, – обрадовался знакомый голос.
— Харон?
— Нет, блядь, ангел!
Так… Его зовут Рик. Ему девятнадцать. Родился в убежище, сейчас странствует по Пустоши, разыскивая отца. Транквилити-лейн… Немудрено, что крыша поехала, с этой долбанутой виртуальной реальностью реально долбануться впору.
Он помотал головой, окончательно приходя в себя.
— А чего сразу по морде?
— Могу добавить по жопе, – похоже, Харон был очень зол. – Чтобы больше так не пугал.
— Иди ты… – Рик выбрался из капсулы. – Сколько я?..
— Три дня.
— Хуясе!
Харон кивнул. Добавил:
— А потом эта штука открылась, а вылезать из нее ты не собирался. Я уже решил, что все, овощ.
— Спасибо… – он хотел сказать «спасибо, что волновался» но фраза показалась выспренней и ненужной, и Рик осекся на полуслове.
— Проехали. Что дальше?
Дальше? Самому бы знать. Он искал отца – и совершенно не представлял, что будет делать, когда найдет. Да, по большому счету, Рик не знал даже, зачем его ищет.
— Сын.
Рик вздрогнул, оборачиваясь. Отец, похоже, смог прийти в себя без посторонней помощи. Повисло неловкое молчание.
— Хорошо, что ты меня оттуда вытащил, – сказал, наконец, Джеймс. – А то я уж было решил, что останусь собакой навсегда.
Рик улыбнулся. Вычислить отца в виртуальной реальности оказалось не так трудно – к коренным Транквилити–Лейн не принадлежал лишь он сам, да забавная дворняга. Вытащить оттуда отца оказалось сложнее – при воспоминании о том, сколько откровенных подлостей пришлось ради этого провернуть, Рика замутило. Еще противней было сознавать, что до края он не дошел – и неизвестно, был ли тот край. По крайней мере, довести ребенка до слез, рассорить супружескую пару, подстроить несчастный случай и, наконец, вырезать все население городка он смог. «Виртуальность» происходившего помогала слабо – там, внутри, все сознавалось как единственно существующая реальность. Омерзительно до невозможности.
— Но скажи на милость, – продолжил отец, – что ты тут делаешь?
— Тебя ищу.
— Я же просил не делать этого!
— Предпочел бы остаться собакой? – поинтересовался Рик.
— Нет, на двух ногах я чувствую себя лучше…
Отец снова замолчал. Тишина стала такой густой, что ее, казалось, можно было резать ножом. Рик совершенно некстати вспомнил, как неделю назад, разыскивая в техническом музее чертову тарелку ретранслятора, наткнулся на действующую модель убежища. Копия выглядела идеально точной – разве что пахла по-другому. Не хорошо обжитым помещением, а той затхлостью, что всегда поселяется в местах, которыми давно не пользуются. И все равно, когда перед Риком откатилась в сторону шестеренчатая дверь, и он шагнул внутрь… это походило на удар под дых. Все вокруг выглядело абсолютно знакомым – и совершенно чужим. Отчетливо, как никогда ранее, он осознал, что домой не вернуться. Никогда. И это «никогда» показалось таким холодным и страшным, что Рика скрутило прямо там – он рухнул на колени, рыдая в голос, совершенно забыв о том, что парни не плачут, и – что гораздо важнее – что музей полон супермутантов, и нужно быть осторожным. Просто рыдал, не в силах остановиться, а тело все пыталось свернуться в клубок, точно эмбрион в чреве матери, и, как у того эмбриона, дороги назад у него не было.
Тогда он сумел собрать себя из раскисшей лужи, в которую превратился, найти эту трахнутую тарелку и приволочь ее на вершину памятника Вашингтону, ибо именно такую цену с него запросили за информацию об отце. Теперь отец стоит рядом… а говорить, по сути не о чем. Разве что спросить, понимал ли он, к чему приведет бегство из Убежища вопреки воле Смотрителя? Едва ли понимал – отец всегда отличался видеть лишь то, что непосредственно входило в сферу его интересов, не уделяя внимание досадным мелочам.
— Что ж… – сказал Джеймс. – Раз уж ты здесь… Я хочу, чтобы ты пошел со мной в Ривет-сити. Я хочу, чтобы мой сын был рядом, когда мы запустим очиститель. Чтобы ты разделил момент моего триумфа.
Рик рассмеялся, нет, заржал, с ужасом понимая, что сейчас, как тогда в убежище, не сможет остановиться, а вслед за смехом рванутся слезы. Отчаянным усилием воли оборвал смех, и сделал то единственное, на что еще был способен – со всей дури врезал отцу в челюсть. Добавил с левой, потом приложил под дых. Джеймс рухнул, и Рик двинул ему с ноги, еще и еще, пока сзади не охватили чьи-то руки и не потащили прочь. Опомнившийся Харон исправно выполнял свою работу, защищая нанимателя не только от внешних врагов, но и от тех глупостей, что он мог бы натворить. Рик дернулся несколько раз, но гуль держал крепко – откуда только полусгнившее тело брало столько сил.
— Все, – выдохнул он – Отпусти. Больше не буду.
— Точно?
— Да.
Харон разжал руки, не забывая внимательно наблюдать за Риком. Тот с кривой ухмылкой смотрел, как отец сворачивается в приступе рвоты, не торопясь подниматься. Наконец, Джеймс вытер рот, медленно сел.
— За что?
— За что? – повторил Рик. – Больно, да? А каково было Джонасу, когда его забивали насмерть потому, что он помог тебе сбежать?
— Как?!
— А вот так, – глумливо ухмыльнулся Рик. – Охрана убежища. По приказу Смотрителя.
Он снова рассмеялся – коротко и жестко. А мне пришлось убить троих… или четверых… надо же, думал – никогда не забуду, а уже и не помню… Просто, чтобы унести оттуда ноги.
Потом он корчился среди камней, не в состоянии поднять голову и посмотреть на небо – потому что всю жизнь провел в помещении. А тело колотила крупная дрожь – то ли от страха, то ли потому, что в убежище всегда была постоянная температура. Путь до Мегатонны он проделал едва ли не на карачках, долго пытался отдышаться, сидя у ворот, железный лист над головой создавал хоть какую-то иллюзию крыши. Потом заставил себя выпрямиться, развернуть плечи, и войти в город, глядя перед собой, а не в землю. И до сих пор он недолюбливал открытые пространства.
— Разве я виноват в том, что смотритель оказался социопатом?
Рик пожал плечами.
— Знаешь… мне плевать, кто виноват. Просто хотел найти тебя, и заглянуть в глаза. А теперь понимаю, что, наверное, и незачем было. Разве что сыновний долг выполнить, вытащив из… – он мотнул головой в сторону капсулы.
Он развернулся, кивнул Харону, мол, пошли. Бросил не оглядываясь.
— Прощай. А момент твоего триумфа как-нибудь обойдется без меня.