Мой папа всегда хотел мальчика…
Тьфу ты, блин! Ну, это ж надо – так криво начать рассказ с самого первого предложения!!! Э-э-э, я хотела сказать, что мой папа всегда мечтал о сыне. Но моя мама, в девичестве с гордостью носившая партийную кличку «Любимая дочка Гитлера», как обычно, сделала всё ему назло и родила меня.

- Родила царица в ночь не то... – констатировал мой веселый папа и ничуть не расстроился. Уже тогда мне стоило бы заподозрить что-то неладное, но у меня были другие дела – орать почём зря и писаться.

Но стоило мне только научиться ходить, как батя с жутким энтузиазмом, расстреливать за который надо, бросился устраивать моё светлое будущее. Начать решили с футбола, но с этим видом спорта как-то сразу не сложилось. Получив пару раз жестким и тяжелым футбольным мячиком по голове, мой нервный и неокрепший морально организм выработал для себя престранную защитную реакцию и в дальнейшем, как только мяч пролетал ближе, чем в километре от меня, я со страшной силой зажмуривала глаза и прятала руки в карманы. Ни истерики тренера, ни угрозы и уговоры отца не могли исправить эту ситуацию.

- На хуй футбол, - плюнул мой батя, ужасно расстроившись, и потащил меня в баскетбольную секцию.

Баскетболисты поржали от души, а, проржавшись, тонко намекнули на то, что если бы он притащил хотя бы ещё одну такую девочку, как я, то, поставив нас друг на друга, ещё как-то можно было бы выпустить нас на поле.

- Чё? – уточнил отец.

- Понимаете, уважаемый, - объяснили ему, - Ваш ребенок до положенного ему роста сейчас даже допрыгнуть не сможет… Идите с миром и, по возможности, никогда не возвращайтесь.

- Ну, чё за нафиг?! – батя расстроенно покосился на мою матушку.

- А я-то тут причём?!! – искренне удивилась она и продолжила шлифовать свои длиннющие ногти.

Но уже через полчаса моего батю снова осенило.

- Я знаю, где из тебя сделают настоящего мужика, доча! – радостно рявкнул он, и уже к вечеру я, не приходя в сознание, стала самым убогим курсантом военно-патриотического клуба воздушно-десантного, простихоспадя, профиля.
Отец ликовал. Мать, на всякий случай, уточнила, что, если что, то ребенок у него один, и других она рожать ближайшие сто пятьдесят лет не собирается.

- Ничё! – отмахнулся от неё отец. - Все ж как-то в армии служат… Некоторым даже нравится!

Мне тоже нравилось… Поначалу. Нескучные занятия, манёвры, учения, жёлто-черные синяки, которыми всегда можно похвастаться, в тему и не в тему задирая свитер и приспуская штаны. А ещё – неадекватные преподаватели с весьма странным чувством юмора и трепетно любимый макет винтовки СВД, который снился ночами, в то время как нормальные люди развлекались красочными эротическими снами.

А чего стоили манёвры! Это когда несметное количество курсантов-недоумков отправляется на пару недель в глухие леса, желательно подальше от ни в чём неповинного населения, и для того, чтоб оные курсанты не разнесли оные леса просто так, из любви к искусству и собственной криворукости, им выдаются сверхсекретные задания, поражающие простых смертных своей тупостью и бессмысленностью (тупость и бессмысленность, кстати, это такие хитрющие способы маскировки, чтоб никто не смог сразу догадаться, что все эти люди тут, как минимум, мир спасают).

Особенно здорово сидеть ночами у большущего костра и трепаться о девках. Таковых в округе, как правило, не имеется. Хотя бы потому, что в тринадцать лет редкая барышня бросится ломать себе пальцы и месить противнейшую грязь, сгорая страстным желанием сдать норматив на краповый берет.

Сижу и, раскрыв рот, с превеликим удовольствием слушаю однокурсника, который уже третий час вдохновенно описывает мне шикарную грудь своей соседки. Ни меня, ни однокурсника в этой идиотской ситуации совершенно ничего не смущает.
Да вообще никого, если честно, ничего не смущает. Даже когда я, как-то немного забывшись, топаю вместе со всеми в кусты. Потом, резко вспомнив, что не умею писать стоя, матерюсь и покидаю эту дружную компанию. Все искренне недоумевают – что не так?


- Па?!
- Чего тебе?
- А купи мне платье, вот как у той девочки, а?
- Нах тебе платье? – искренне не понимает отец. - В нём черта с два ногу задерешь и бегать неудобно…
- Ну, хочу я…
- Совсем с ума сошла?! Я ж тебе только что защиту к соревнованиям купил… Короче, хорош дурью маяться!..
- Ну, хорошо… - злорадствую я. - Поговорим, когда тебе внуки понадобятся!
- Какие, нахрен, внуки, доча?! У тебя бой через неделю!


Всё меняется в одночасье, когда моя матушка, с некоторым опозданием, решает взяться за моё воспитание.

- Хочешь, поговорим с тобой о месячных? – спрашивает она, отложив ненадолго пилочку для ногтей.
- Э-э-э… Немного поздно уже о них говорить, ма.
- Угу… И в фигурное катание, и в бальные танцы мы тоже опоздали, - на редкость глубоко задумывается она. - Тогда пойдем в музыкальную школу!

В музыкальной школе я начинаю курить, запойно пить и интересоваться немаленькой и чертовски красивой грудью учительницы вокала. Казалось бы, нет в ней ничего такого, но я с ума схожу, когда она показывает дыхательные упражнения. Палюсь по-страшному и по пол-урока стою у рояля с горящими ушами.
При этом, когда она приглашает меня в гости и там, самозабвенно читая что-то из Сафо, сбрасывает с себя кофточку, страшно смущаюсь и убегаю, далеко не с первого раза попав в дверной проем.

Через некоторое время, немного отойдя от шока, начинаю понимать, что жить не могу без Катьки из соседнего дома. С ней мы поём по воскресеньям в церковном хоре. У Катьки настолько нет груди, что сильно кажется, что и появиться-то она никогда не сможет. Зато у неё невероятной красоты глаза и длинные-предлинные волосы, которых бесконечно хочется касаться. Катька боится всего на свете, и мне это кажется ужасно трогательным.

Думаю, я безумно ей интересна, но и боится она меня тоже безумно. В общем, она с удовольствием бы потыкала в меня палкой издалека, как это делают дети с чем-то непонятным и незнакомым.

И вот, в один прекрасный день, мы с Катькой возвращаемся вместе домой после репетиции хора, последней в этом году. Уже завтра начинаются летние каникулы, и в школе полным ходом идет ремонт. По этому поводу мы надышались суровым советским растворителем и чем-то там ещё, строительным, но не менее приходным, и нас с ней несказанно развезло и повело. Смешно, но никогда ни до, ни после этого добиться такого же кайфового состояния у меня не получалось, хотя я очень старалась.

- Эх, гулять, так гулять! – пьяно решили мы и завернули по дороге на местный пустырь, чтобы – о, ужас! – покурить. Для Катьки это было невероятным открытием и преступлением, чуть страшнее убийства. Поэтому она громко и глупо хихикала и постоянно оглядывалась.

Оказавшись на пустыре, шлёпнулись в траву и закурили.

- А ты, правда, лесбиянка? – спросила Катька ни к селу, ни к городу, играя тонким пальчиком со змейкой сигаретного дыма.
- Ка-а-анечно! – с пугающей готовностью соврала я… и даже не покраснела.
- И ты… с девочками спишь? – катькины голубые-голубые глаза стали просто огромными.
- Ну, как бы да. Нам, лесбиянкам, как бы положено…
- Расскажешь?.. – с трепетной надеждой спросила она.
- Да запросто! – и тут меня понесло так, что если б все те девочки, девушки, женщины, старушки когда-нибудь узнали о том, что(!) я, оказывается, с ними делала, они бы меня четвертовали… как минимум… и не один раз… Ну, удивились бы они точно неслабо.

Катька, заслушавшись, забыла дышать и уже полчаса спокойно обходилась без воздуха. И ещё, у неё появилась грудь.

- Ну, чё – пошли домой? – коварно закончила я душераздирающий рассказ об очередной оргии, которой никогда не было.
- Я тоже так хочу… - наконец-то выдохнула Катька и осторожно потянулась ко мне.
Кажется, я успела взвизгнуть «Ай, мамочка!» и тут же оказалась на Катьке. Пока я её раздевала и тискала, она каким-то чудом сумела перекреститься и быстро-быстро пропищать куда-то в небо:
- Боженька, я тут ни при чём, это всё она…


Тем же вечером мой батя, задумчиво разглядывая длиннющие свежие царапины на моей спине (Катька оказалась той ещё девственницей), спокойно так проговорил:
- Если ты не в курсе, то пустырь отлично просматривается с нашего балкона… И не только с нашего.
- Да? – зачем-то переспросила я.
- Угу… В общем, не знаю, как мать, а я в шоке…
- И?..
- …И я хотел сказать, что немного не то имел в виду, когда собирался сделать из тебя настоящего мужика…