1996 год. Прошло десять лет после крупнейшей за всю историю аварии на Чернобыльской атомной станции. Но интерес к ней не утих до сих пор: сотрудник ГРУ вербует Снайпера, бывшего ветерана Афганской и Чеченской войны, найдя на него компромат. Цель, которую поставил перед ним вербовщик, непроста – необходимо проникнуть в Запретную Зону, чтобы найти документы о ядерном оружии, которое разрабатывалось в 1985 году. Снайпер соглашается, не подозревая, что это лишь верхушка айсберга с которой ему придется столкнуться, встретившись с призраками его прошлого.

Спешно выйдя из пропитанной низким едким туманом Темной долины, мы двинулись на северо-запад, плавно обходя Милитари по крутой параболе. Следовало бы прибавить скорость движения — Выброс был совсем близок, судя по темно-свинцовым тучам, постепенно заволакивающим небо. Но я ничего не стал говорить Мухе, идущему впереди и зорко осматривающемуся по сторонам. Сталкер-снайпер и так наверняка знал, чему предшествует такая резкая перемена погоды. Только иногда я мог уловить его слегка нервный взгляд и слышал тяжелое дыхание, сдавленное черной маской респиратора.

Я медленно подошел к дрожащему от страха долговцу, перекидывая из руки в руку тяжелый армейский нож и скалясь в кровожадной улыбке. Наклонившись к его испуганному лицу, я заметил капельки холодного пота, плавно стекающие по щекам сталкера. Недолго посмотрев в его испуганные глаза, произнес:
— Что тебе отрезать сначала? Может, руку?
Тут оживился Енот, внимательно наблюдающий за мной:
— Лучше ногу! Ему и так их ампутируют!
— Он дело говорит, — деловито сказал я, указав на Енота кончиком ножа. — Енот, держи его!
Сталкер тут же схватил долговца за плечи, повалив на пол и прижав к бетону, почти уселся на него, приговаривая:
— Заорешь, я тебе сразу глотку перережу, тварь! Режь, Хем!

Мы шли неровной колонной, в которой головным был Муха, а замыкал Патогеныч с тяжелым ПКМ на плече.
Муха, как и всегда, шел быстро, почти не глядя под ноги, только иногда разминая руки, затекшие под тяжестью СВД.
Холодный предутренний туман уже рассеялся, поэтому наша тропа в Темной долине была достаточно отчетливо видна. Солнца все-таки не проглядывало за серым полотном мрачных туч, предвещающим скорый Выброс. Лишь стаи черных воронов, кружащих над пустынной землей в смертельном полете, давали надежду на то, что это случится не раньше, чем через полдня. Хотелось в это верить, но птички иногда ошибались, взмывая в красное небо и тут же падая на землю с обожженными телами, подвергнувшимися сильному воздействию аномального поля.

В баре с утра было мало народу, только те, кто ночью вернулся из ходки в Зону и еще не успевшие до конца «вывести радиацию» с помощью прозрачного и те, кто как раз вывел ее с «небольшой передозировочкой». И больше никого — ни стриптизерш, ни ветеранов, ушедших на рассвете в Зону за хабаром.
Сидеть одному за барной стойкой было довольно одиноко и неприятно. Хоть Рыжий и его конопатая морда немного веселила. Он так быстро бегал то в подсобку, то к столикам, собирая оставленный с ночи мусор в виде пустых бутылок, окурков и сигаретных пачек.

Вечер меня не то, чтобы удивил… Он даже слегка ошеломил, так как я не ожидал, что Соната не будет спать, а встретит меня сразу, как только я устало войду в квартиру.
За Периметр мы с Енотом вышли уже к одиннадцати ночи, когда Зону уже окутала плотная и опасная ночь, а за Кордоном еще багровело красное солнце и полыхали остатки заката, погружаясь в сумерки.
Потом дошли до «Штей», сбросили все экипировку, а заодно и легкое напряжение, минутку поглазев на стриптизерш высшего класса. Тут же толкнули «Лунный свет» Бубне, потом деньги поделили, Енот остался в баре, чтобы пропивать свой заработок и залечивать раны, как он любит говорить, а я направился домой уже пешком, а не на «Минске».

Выдох… Еще один… Сбившееся дыхание… Растерянный взгляд заметил останки прогнившего насмерть «ЗИЛа», недалеко оградка с веревочками проржавевшей колючей проволоки… Ноги быстро поднимают дорожную пыль…
Енот уже не знал, что делать, запутываясь в пространстве от страха. Он бежал неизвестно куда, неизвестно от кого, неизвестно для чего… Наверное, это сильно пугало его, заставляя нервы внутри организма заходить ходуном и начать вибрировать… Да почему «наверное»?..

Я проснулся от того, что нежная женская рука осторожно гладила меня по груди, начиная возле ключицы и заканчивая у живота. Весьма приятное ощущение, честно сказать, особенно если это рука не какой-нибудь проститутки из «Штей», а любимой девушки, за которую не жалко и жизнь отдать.

Я подлетел к дверям своего дома, резко нажимая на тормоз и оставляя за собой длинный чёрный шлейф от резины покрышек на асфальте. Мгновенно вытащил из зажигания ключи, кинул их в карман куртки, установил мотоцикл на подножку и забежал в подъезд.
В душе сейчас все переворачивалось, смесь страха, волнения и радости начинала захватывать организм, слегка теребила нервы, даже по телу прокатилась волна холодных мурашек.

Спустя несколько часов я уже сидел в хорошо бронированном подвале бара «Шти» напротив Бубны, величественно скрестившего руки на груди и глядящего на меня исподлобья. Почему-то его слегка злостный взгляд начинал меня нервировать, я немного заерзал на стуле, расстегивая лямки рюкзака.

Прохладная, немного ребристая рукоять пистолета Макарова плавно легла в мою ладонь, передавая по телу небольшую дозу успокоительного вещества. Я чуть крепче сжал рукоятку, уже слегка надавливая на спусковой крючок.
Снова пропитой, осипший голос спросил меня величественным блатным тоном:
- Хабар есть? Два раза повторять не буду!
Я вновь пробежал взглядом по своим уже намеченным мишеням, сжимая ПМ в глубоком кармане куртки. Трое... Самого дальнего, взявшего меня на мушку Калашникова, уже можно списать со счетов — смерть придет к нему первой. Ближний, наверняка бригадир всего этого быдла, получит пулю вторым... Третий будет последним... Мишени расставлены, осталось вытащить пистолет и произвести три выстрела.