Сегодня я наконец-то узнал, как тебя зовут. Нет-нет, ты не скрывал от меня своё настоящее имя, ты просто-напросто его не помнил. Забыл в тот момент, когда тебе ставили клейма. Я даже представить себе не могу, какой силы должна быть боль, чтобы выжечь начисто память... Стереть всё. Даже имя.
И я не хочу это себе представлять, потому что мне тут же становится безумно жаль тебя. Вот только жалость — это последнее, что тебе от меня нужно. Жалость унизительна сама по себе, она — удел слабаков, а ты сильный, Лито.

Лито... Я продолжаю повторять про себя твоё имя сейчас, с каждым шагом приближаясь к двери твоего дома, к тебе. Я пробую твоё имя на вкус, я привыкаю к нему и уже люблю его, потому что оно — это ты. Я знаю, что ты тоже к нему привыкнешь, тебе просто нужно время, ведь ты только сегодня узнал его от своей сестры.

Я не позволил тебе её убить. Но не ради неё, а ради тебя самого. Эта рыжая эльфийка, чем-то смутно похожая на тебя, мне совершенно безразлична, а ты — нет. Я знаю, что руководило тобой, когда ты ринулся к ней, вспыхнув лириумным узором. И еще я знаю, что месть не способна осчастливить. Никого. Она может только опустошить, вот и всё. Если бы я позволил тебе это сделать, ты измучился бы. Потом. Когда кровавая пелена гнева спала бы с твоих глаз, и пришло осознание того, что ты натворил.
А потому я тебя остановил, рискуя навлечь на себя твою ярость, как это было тогда, после встречи с Адрианой. Впрочем, тогда всё закончилось полной безумной страсти ночью, так что, всё, что ни делается...

Но вспышки не было. Ты покорно отступил, здорово напугав меня этим — уж слишком много боли читалось в твоих глазах. Перед тем, как исчезнуть, твоя сестра сказала, что ты сам согласился на эти лириумные клейма. Ты пожертвовал собой, чтобы освободить мать и её, Варанью. Это так на тебя похоже. И тем больнее было тебе узнать, что та же самая сестра предала тебя, чтобы стать магессой.
— Магия отравила не только моё тело, но и душу! — горько воскликнул ты и грустно обронил. — Теперь я совсем один...
Нет! Сто тысяч раз нет! Как ты можешь так говорить, после всего, что было и есть между нами? Промолчать я не могу, я должен это сказать.
— У тебя есть я...
Я касаюсь твоего плеча, ожидая, что сейчас ты сбросишь мою руку, снова ощетинишься и ответишь грубо и резко. Но этого не случается. Ты просто смотришь на меня долгим, полным невыносимой тоски взглядом и грустно улыбаешься. Уж лучше бы ты злился, кричал, бросался на меня с обвинениями, что угодно, только не это тихое и страшное отчаяние.

Я не могу позволить тебе страдать, Лито, а потому я сейчас иду к тебе, чтобы попытаться тебя согреть, как ты сделал это в день смерти моей матери.
И вот я смотрю в твои изумительные глаза, и в который раз пытаюсь тебе сказать, что ты не одинок, что я всегда буду рядом, поддержу, выслушаю, помогу... Я ожидаю, что ты снова ускользнешь, но, похоже, сегодня день сюрпризов.

Ты сам начинаешь этот разговор, ты вспоминаешь о той нашей ночи, и я узнаю, что не только в моей памяти отпечаталось каждое мгновение и каждый стон. Оказывается, ты тоже об этом помнил... А еще ты извиняешься за то, что измучил меня. Зачем? Ведь точно так же страдал и ты. Тебя так же терзали холод, одиночество и отчаяние. И ты до сих пор страдаешь, ты мучительно пытаешься отыскать в этой жизни свое место.
Я внимательно слушаю тебя, я чувствую твою боль, твой страх и твою надежду. Она совпадает с моей, и я говорю:
— Надеюсь, твоё место рядом со мной?
— Прости меня, — снова просишь ты.
— Ты прощен... — а что еще я могу ответить?

Несколько мгновений мы оба молчим, а потом ты касаешься моих губ. Я обнимаю твои хрупкие плечи и чувствую, как ты дрожишь. И точно такая же дрожь пронизывает сейчас меня самого. Отвечая на твой поцелуй, которого я ждал три года, я чувствую, как последние остатки самоконтроля и рассудительности покидают меня... нас обоих...

Жаркие поцелуи, нежные прикосновения, ласки, становящиеся смелее с каждым мгновением... Мы так долго к этому шли, и так давно этого ждали... Мы заслужили эту ночь, эту страсть и это счастье быть вместе.
— Я люблю тебя, Лито, — тихо шепчу я, боясь спугнуть охватившую нас безмятежность.

Ты вздрагиваешь, услышав своё имя, ты еще к нему не привык, но оно — это ты, а потому я буду так тебя называть.
Лито... Оно такое же хрупкое и хрустально-нежное, как и ты. Оно удивительно подходит тебе, и ты не возражаешь. Ты просто внимательно смотришь на меня, а потом снова приникаешь к моим губам. Похоже, эта ночь будет долгой, и если бы ты только знал, как я этому рад! Впрочем, похоже, ты все-таки это знаешь...