Еще никогда я не чувствовал себя таким глупцом, как сейчас. Я сидел на постели, не отрываясь смотрел в твою быстро удаляющуюся спину, и пытался сохранить на лице равнодушное выражение. Я знаю, что ты не обернешься, но если, не приведи Создатель, это случится, я не хочу, чтобы ты увидел, как отвратительно я сейчас себя чувствую.
 
Как шлюха. Которую припечатали к стене, а потом отымели, не особо заботясь её согласием, размазывая по этой самой стене равномерным, тонким, слоем. Но шлюхе во всяком случае, заплатят за прошедшую ночь, а что останется мне? Воспоминания о твоих поцелуях? О легких и обжигающих одновременно прикосновениях? О яркой вспышке твоих клейм и громком вскрике, полном торжества... Надо мной.

Я три года к этому шел, я отыскивал к тебе единственно верный путь, а это было так непросто, учитывая то, что я маг, а ты ненавидишь магию всем своим существом. Я каждый раз балансировал на краю, я наступал на горло себе самому, я испортил отношения с Андерсом, только потому, что ты его не выносил и на дух. Я как можно тоньше намекал тебе, что ты мне интересен не только как друг.. Я боялся тебя оттолкнуть, напугать, обидеть. Я усердно держал себя в руках, хоть с каждым днем это было все сложнее. Мне до дрожи хотелось, молча, без единого слова, притянуть тебя к себе и уже не отпускать, но... Ничего этого я не делал. Я не насильник и не твой хозяин, я — глупец, тешивший себя иллюзиями.

А может, я все понимаю не так? И эта ночь была твоей платой за мою помощь? За то, что вместе с тобой преследовал Адриану и не мешал тебе, когда твоя рука вырвала сердце магессы? Тогда, вместо ожидаемой благодарности, ты вылил на меня всю свою горечь и боль, словно именно я был в ответе за то, что сделал с тобой Данариус.

Слышать это было обидно, видеть, как ты сбрасываешь со своего плеча мою руку — больно, смотреть тебе вслед — убийственно. Вероятно, ты и сам понял, что перегнул, вот и решил загладить вину вот так? И только такой глупец, как я, мог подумать, что эта ночь — начало... Это была просто плата.
Похоже, делить ложе с мужчиной тебе не в первой, и не это тебя смутило. Ты расплатился и... ушел, бросив своё «прости», как горсть серебра на ложе шлюхи.
И ты еще заявил, что чувствуешь себя глупо? Не смеши меня! Глупец тут только один. И это — я.

Я сам отрезал все пути к отступлению. Я прямо заявил Изабелле, что не хочу её, я известил Андерса о том, что у нас могут быть только рабочие отношения. В тот момент на его лице отразились горечь и обида, а по твоим губам скользнула довольная улыбка. Ещё бы, мерзкий маг снова получил пинка — что может быть веселее?

Мерриль? Это детское личико и потрясающе наивные глаза не вызывают у меня иного желания, кроме как по-отечески потрепать по щеке. Я не вижу в ней женщины, а еще мне претит магия крови.

Я надеялся, что рано или поздно мы с тобой будем вместе. Я верил в это до последнего твоего слова, до этого виноватого взгляда. Я — глупец, вот и весь сказ. Я слышу, как хлопает входная дверь и знаю, что сейчас ты быстро шагаешь к своему поместью, стремясь поскорее оказаться подальше от меня.

Вычеркнуть. Вытравить. Забыть. Начать всё сначала. Не видеть, не слышать, не чувствовать. Не мечтать. Просто жить, как и прежде.

А что мне ещё остается?

Даже не дождавшись рассвета, ты поспешил сбежать от меня. От тех «нас», которые могли бы быть. Этого желал я, а тебе оно оказалось не нужно. Ты со мной расплатился. Мы квиты, да? А все свои иллюзии я могу засунуть себе в... Куда угодно, только бы забыть о них поскорее.

Почему я до сих пор так ясно ощущаю твой запах? Ах, да, разве может быть иначе, ведь еще совсем недавно это ложе казалось тесным, а я ничего не видел и не слышал, кроме тебя. Как же это больно — взмыть на вершину блаженства и тут же рухнуть вниз — прямо на острые пики одиночества и обиды...

Постель тоже хранит твой запах и часть твоего тепла... Стремясь поскорее со всем этим покончить, я срываю простынь, комкаю её в руке и швыряю в камин, чтобы уже через мгновение выхватить обратно, обжигая пальцы, и потушить горящий шелк с помощью магии. Это не выход. Я не смогу точно так же бросить в пламя свою память.

А может, мне стоит разыскать в Тевинтере Данариуса и попросить его стереть и мои воспоминания? А чем расплатиться? Преподнести ему тебя, на блюдечке с золотой каемочкой? Что за чушь лезет в голову! Впрочем, о чем ещё может думать такой глупец, как я?

Я смотрю на остатки простыни — почему я её не сжег? Чтобы истязать себя самого? Не понимая толком, зачем я это делаю, я аккуратно складываю измятый и обгоревший шелк, то и дело морщась от боли в обожженных пальцах, а потом прячу этот кусок прошлого в самый дальний ящик шкафа. Возможно, вскоре я достану его оттуда и сожгу. Но не сегодня.

Я подхожу к зашторенному окну, раздвигаю гардины и распахиваю створки. В комнату врывается прохладный ночной ветер, становится свежее, полуобнаженное тело покрывается мурашками, но зато развеивается витающий здесь запах прошедшей ночи, аромат рухнувших надежд и утраченных иллюзий.

Сейчас я приму ванну, я буду долго и тщательно стирать со своей кожи твои прикосновения и поцелуи... Жаль, что нельзя точно так же вымыть дочиста и свою душу, как я сделаю это с телом.

Итак, я снова один. После трех лет надежды у меня не осталось ничего.