За две недели я сменил все: работу, номер мобильного, манеру одеваться и разговаривать, круг общения, место жительства. Мои новые координаты остались лишь у френда и самых близких друзей. Сначала они часто звонили и звали по старой памяти в гости и в клубы, но каждый раз я отказывался под разными предлогами, и звонки стали раздаваться реже. Сначала раз в три дня, потом в десять, в месяц. Затем прекратились вообще.

Ты не вошел - ввалился внутрь. Споткнулся о невысокий дверной порог и упал на четвереньки на линолеум прихожей, которым застелили пол после содранного с мясом элитного дубового паркета прежних владельцев. Дешевый рисунок поцарапанной синтетики успешно имитировал его, а сам линолеум плодил по весне в своей войлочной составляющей китайских жучков, которые, подыхая под прицельно затушенными сигаретами или прокуренными пальцами, отчаянно воняли мятой.

За рулем оказался пожилой мужик. Коричневая кожа дачника, изрезанное наждаком морщин, обветренное лицо. Седая как лунь голова. Заскорузлые с разбитыми, разбухшими суставами пальцы. Не профессиональный бомбила, но один из тех работяг в прошлом, которые теперь добывали по ночам лишнюю копеечку к пенсии.

Это уже потом, в первой декаде мая, в город возвращаются холода. Температура резко падает до пяти-десяти градусов, с неба опять льет бесконечный дождь и даже может пойти совсем уже забытый снег. Люди после летних вещей снова со вздохом натягивают зимние куртки и проклинают изменчивый суровый климат, всеми силами способствующий тому, чтобы подхватить туберкулез у случайно сидевшего рядом в транспорте бомжа или «гастрика».

У нас с френдом тоже были ссоры. Иногда до мата в мобильник на пол-улицы, прорывающегося сквозь музыку в кафе или ударяющего взрывным, гулким эхом по стенам пустой квартиры. Но гораздо хуже было тяжелое, напряженное, физически ощущаемое всеми порами молчание, которое иногда повисало между нами. Так было и в тот раз.

Глаза остановились на бутылках. ЕБН явно запаздывал. Периодически ты наяривал ему по мобиле, но он не брал трубу. После каждого такого звонка ты становился все мрачнее, потом вообще перестал реагировать на тосты и общие разговоры, и уже в открытую просто пил.

Конечно, это была далеко не первая и не вторая. Перед клубом мы в лучших традициях выжрали «для настрою» из горла крымский портвешок, купленный в фирменном магазе из-под полы и старательно упакованный в стыдливые бумажные пакеты.

Я бы тоже хотел помнить тебя всегда таким, как в тот вечер.
В том образе Мэрилин Монро.

В тот субботний вечер мы с френдом собрались в мой клуб.
У меня были законные выходные, но, как и другие админы, я часто проводил их в заведении, где работал. Экономия всегда получалась почти двойная: пройти можно было бесплатно по дружбе с охранником, алкоголь насшибать за счет постоянных клиентов. Во всем остальном программа развлечений на ночь ничем не отличалась от всех других подобных городских клубов вне зависимости от статуса и крутизны.

В этом доме пахло, нет, воняло смертью. Забулдыга-сосед по коммуналке исчез в неизвестном направлении, после того, как привел к себе развеселую молодуху, работающую в риэлторской конторе. Пара справа, пропахавшие около пяти лет на табачном производстве, тихо высыхали от рака. Залетную «прости господи» из прибалтийских республик на глазах у безмолвного двора зарезал горячий южный любовник. Еще одна молодуха «выкинула» ребенка, после того, как утром пошла выносить мусор и нашла ее труп. Бабушка тоже умерла там.

Я разозлился на тебя. Сильно разозлился. Ты как будто одной репликой вычеркнул меня из мира абсолютной свободы, к которому, как мне казалось, я тогда стремился. Уже потом я понял, что мне нравится не сам мир, а его отблески. Злость, псих отца от радужного флайера, «случайно» выпавшего из кармана джинсов по утреннему возвращению из клуба. Забытая на столе брошюра с бредовыми советами местного сообщества : «Как принять свою гомосексуальность и донести ее до окружающих».

Персонажи: Димочка
Описание: - Слушай, он гений. Реально гений, ты не смотри, где он сейчас пашет.

Наверное, с тех пор я невзлюбил это слово - «гений». Ведь гении не обитают в пропавших потом советских цирюльнях и не стригут обычных заросших до бровей засаленных дальнобойщиков в алкоголичках с полукружьями зеленого пота.

Посвящение: Моему другу. Мы все помним, скорбим и любим.

Примечания автора: Звонок из прошлого.