Эвелин стерла со щек налипший снег и рассеянно уставилась на башню коммандера. Несколько минут назад она была в подвале, по-своему уютном и душном, и мысли в ее голове были такими же уютными и душными, покрытыми налетом запретной привлекательности.

Сейчас она стояла на свежем воздухе, ослепленная ярким дневным светом. Рыхлый снег облеплял ее, пытаясь превратить в сугроб, и Эвелин неуютно топталась на месте, стирая его то с волос, то с плеч. И хотя на улице было холодно, она все еще чувствовала себя так, словно горит изнутри. Ее внезапная откровенность ― пусть даже в мыслях ― удивила и выбила из колеи так же, как белый свет после темного помещения.

За ее спиной остался Норрис. Эвелин подумала, что вела себя невежливо по отношению к нему и обязательно должна извиниться. Но это немного позже. Сейчас ей необходимо понять, что делать с собой, и с Калленом, и с ними обоими вместе.

Она могла вернуться к себе и провести жалкий вечер в одиночестве, сведя удовольствие к физическому удовлетворению потребностей. Это все еще было лучше, чем ничего. Но гораздо хуже, чем Каллен.

Или она могла пойти к нему. От этой мысли сердце Эвелин вздрогнуло. Да, она могла. Она могла бы… Она не заметила, как вцепилась пальцами в оторочку костюма. Андрасте! Это была последняя грань, которая отделяла личное и профессиональное. Грань, которую она боялась пересечь, потому что не знала - выдержит ли? Эвелин чувствовала себя акробатом, идущим по канату над пропастью, и близость с Калленом казалась ей огромной встряской.

Что будет, если она не справится?

Если после их ночи, она поймет, что любит его. Или он поймет, что не любит ее. Секс ведь подразумевает откровенность, разве нет?

Она посмотрела на башню коммандера. На стену собственной комнаты, стерла с щек налипший снег, и поступила так, как считала самым разумным.

Эвелин снова отправилась в таверну.
 

― Дай угадаю, ― сквозь мутное стекло Эвелин увидела искаженное лицо Варрика: растолстевшее с огромным правым глазом и длинным вытянутым носом, ― ты пришла в таверну, потому что это единственное место, где в тебя не тычут пальцем и не лезут с вопросами?

― Они спрашивают, что я буду пить, ― пожала плечами Эвелин, ― и еще ко мне все время пристают гномы.

― Великолепные гномы, позволь заметить. Надеюсь, ты не против? ― спросил Варрик, указав на эль. Не дожидаясь ответа, он уселся рядом и сделал несколько глотков. ― С каждым разом вкус… другой.

― Все более и более мерзкий, ― согласилась Эвелин. Варрик приложил палец к губам:

― Тссс, не смей говорить так при местных выпивохах, они тебя за это растерзают, не посмотрят, что ты Вестница.

― Готова поклясться, что раньше эль действительно был вкуснее.

― Святая правда, ― Варрик заговорщицки наклонился и продолжил, ― не подумай, что я сплетник…

― О да, конечно, ты не такой.

― …но в последнее время одна особа стала сдирать за выпивку громадные налоги. Она говорит что-то про снабжение армии и подкуп шпионов, но мы-то знаем, что нужно для поднятия боевого духа, ― и Варрик доверительно толкнул Эвелин в плечо.

― Ты имеешь в виду Жозефину? ― уточнила она, и, получив кивок, добавила: ― Зачем ей это? Я думала, у нас достаточно денег.

― Поверь мне как порядочному вору, у нас достаточно денег, но Жози предпочитает подстраховаться. Это нормально, ― пожал Варрик плечами, ― все справляются со стрессами, как могут. Но я был бы не против, если бы кое-кто влиятельный намекнул ей найти другой способ, который не касался бы алкоголя и азартных игр. Это, знаешь ли, мой способ.

― Принято, ― кивнула Эвелин, ― можешь считать, у меня личный интерес. Главное, следи, чтобы сегодня я не напивалась.

― Это зависит от того, зачем ты здесь, ― сказал Варрик, в мгновение сменив тон на серьезный, ― помимо очаровательного гнома, разумеется.

― Наверное, потому, что не могу отдохнуть, ― призналась Эвелин, ― я неделями ждала, когда смогу взять передышку, но… вот я здесь. Пью эль и трачу свой единственный свободный вечер…

― В компании гнома, ― продолжил Варрик. Его слова заставили Эвелин оторваться от пойла:

― Я не собиралась этого говорить.

― Но замечание вполне разумное. Не подумай, что я люблю вмешиваться в чужие дела…

― Ну, конечно же, нет.

― Но… ― продолжил Варрик ― я не могу оставаться в стороне. Я видел Кудряша полчаса назад, он направлялся в свой кабинет.

Эвелин ожидала услышать продолжение, но его не было. Поэтому она сделала еще один глоток и взяла инициативу на себя:

― И? ― спросила она.

Варрик закатил глаза.

― Тебе нужно еще что-то?

― Ты серьезно? ― нахмурилась Эвелин. ― Я думала, ты из тех, кто дает событиям развиваться своим чередом, а потом просто записывает их.

― Боюсь, никто не станет читать книгу, если в ней будет пять сотен страниц ни о чем. Оглянись, всех интересует любовная линия. Я скажу иначе: если ты переспишь с Кудряшом, то поднимешь боевой дух армии.

― Тише ты! ― зашипела Эвелин, параллельно стараясь не поперхнуться элем. ― Ты, видимо, совсем много выпил, раз говоришь такое. И потом, с чего ты взял, что мы… ну, что еще нет.

― Да брось, у вас все на лице написано: «долг превыше всего» и «мы должны сначала переделать миллион дел, а потом сможем подержаться за руки».

― Эй, ― нахмурилась Эвелин, ― ты действительно выпил слишком много.

― В отличие от некоторых, ― пробубнил Варрик.

― Что?

― Ничего. Позволь угостить тебя еще одной кружкой.

― Пожалуй, она не будет лишней, ― признала Эвелин.

Она дождалась, пока Варрик принесет еще одну. Уже третью за вечер. Что ж, определенно, это не лучший способ провести день. Болезненный способ. Но ей было плевать. С момента появления Инквизиции, она разучилась расслабляться, и теперь ей требовался дополнительный стимул.

― Так… значит, у тебя выходной? ― спросил Варрик. ― Давно пора. Ты не видела мою запись в книге жалоб и предложений? Что-то вроде ежегодных отпусков и гарантированной заработной платы?

Эвелин усмехнулась:

― Такой ерундой занимается Жозефина. Я больше по части заключения союзов и объявлений войны.

― Ох уж эта политика, ― закатил Варрик глаза. ― Вот, ― он подтолкнул к Эвелин кружку, ― выпей и расскажи обо всем, что тебя тревожит.

― С чего ты взял, что меня что-то тревожит?

― Потому что если нет, после всего того, что нам пришлось пережить, я предпочту выйти из Инквизиции. Не хотелось бы продолжать работать на ополоумевшего фанатика. По крайней мере, за такую плату.

«Ладно, ― выдохнула Эвелин, ― по крайней мере, один собеседник не будет лишним».

― Я все делаю правильно? ― спросила она внезапно. Ее первой реакцией было закрыть рот, пока она не наболтала лишнего. Меньше всего на свете хотелось рассказывать кому-то о собственных сомнениях. «Но раз ты все-таки делаешь это, ― поправил голосок в голове, ― значит, желание есть».

― Нет, ― перебил ее мысли Варрик, ― определенно у тебя была пара ошибок. Ты не подготовила Убежище, чтобы защититься от Корифея, ты допустила смерть людей, и, конечно же, ты неправильно выбираешь доспехи.

― Они удобные, ― возразила Эвелин, уже зная, к чему клонит ее собутыльник.

― Да, но… что расскажут о знаменитой Вестнице барды? Тебе бы подобрать что-то золотое, с головами драконов на плечах, и…

― Даже не думай об этом.

Варрик сделал большой глоток, осушив половину кружки, и пожал плечами.

― Все, что я хочу сказать, ― невозможно сыграть в эту игру идеально. И мое профессиональное мнение ― ты совершила меньше ошибок, чем сделал бы любой другой.

― Каллен справился бы лучше, ― поправила Эвелин.

― Он хороший исполнитель, ― согласился Варрик, ― не пойми превратно, я уважаю его и все такое. Он умеет руководить солдатами, и даже способен толкнуть им вдохновляющую речь. Я просто сомневаюсь, что он смог бы объединить столько сил со своими интересами и целями. По правде говоря, я сомневаюсь, что кто-то еще, кроме тебя, был бы способен на это.

― Ты просто надеешься, что лесть вдохновит меня поговорить с Жозефиной, ― усмехнулась Эвелин. Она приподняла кружку, чтобы чокнуться с Варриком. Но он не ответил, и его взгляд был совершенно серьезным, когда он заговорил.

― Я сказал чистую правду. Я редко так делаю, но я действительно верю в тебя. Если и есть человек, который может вытащить мир из этого дерьма, я поставлю на тебя, Вестница.

― Эм… да… спасибо, ― пробубнила Эвелин. Она не ожидала этого, совсем не ожидала. ― Я… просто чувствую все это. Каждую минуту без дела, мне кажется, я чувствую, как гибнут люди. Я пью с тобой, и думаю об этом…

Варрик довольно долго сидел молча, уставившись в кружку. Эвелин подумала, не задремал ли он, но разве его могла свалить всего одна порция эля?

― Да у тебя замашки Создателя, ― сказала он наконец.

― Что?

― Замашки Создателя. Ты думаешь, что в ответе за все. Но это далеко не так.

― Оглянись, ― нахмурилась Эвелин, ― я действительно в ответе за все. Начнем с того, что эта метка ― она встряхнула рукой ― единственный шанс закрыть бреши.

― И, насколько я помню, ты неплохо с этим справляешься. Что касается остального, тебе нужно понять одну важную вещь: люди умирают. С тобой или без тебя, во время войн, от болезней или неудачно спрыгнув с забора. Ты не можешь спасти каждую душу. Если человек умирает ― это его вина, а не твоя.

― Но…

― Ты когда-нибудь была на грани смерти?

Эвелин ответила скептичным взглядом.

― Изменю интонацию, ― усмехнулся Варрик, ― ты была на грани смерти. Как часто ты винила в этом кого-то, кроме себя? А, когда ты выживала, как часто тебя спасали? На самом деле? Как часто волшебный друг приходил к тебе на помощь в самый ответственный момент?

― Такое случалось, ― нахмурилась Эвелин, вспомнив о Каллене.

― И все-таки, ты всегда понимала: твое выживание зависит от тебя. Если бы ты подняла лапки кверху, понадеявшись на помощь, ты была бы мертва. Когда мы хотим жить, мы выживаем.

― Это не всегда работает.

― И все-таки, чаще, чем спасение от рук единственной Вестницы на весь Тедас. Будем, ― Варрик стукнул свою кружку о кружку Эвелин, ― ты хотела знать, когда ты ошибаешься. Мое опытное мнение таково: ты ошибаешься, когда не даешь себе передышку. Ты не голем, ты не можешь просто выполнять долг, не думая о себе. Что касается меня, думаю, это моя задача ― напоминать вам, героям, что иногда нужно развлекаться. Поэтому допивай свою порцию и иди туда, куда тебя несет.

Эвелин позволила себе обдумать эти слова.

― Пожалуй, ты прав, ― признала она, ― или во мне говорит третья кружка эля. В любом случае… пожалуй, ты прав.

***

Эвелин была пьяной. Эвелин была расстроенной и немного на взводе. Солнце клонилось к закату, и это значило только одно ― самое время пойти к Каллену.

Она понимала, что логичным решением будет запереть себя в покоях, чтобы не наделать глупостей. Но в ней было слишком много алкоголя для логичных решений, и в самый раз ― для приятных. В конце концов, может быть, Варрик был прав ― немного расслабиться не помешает.

Она вскарабкалась по лестнице и двинулась прямо в башню коммандера. «Скорее всего, его нет на месте, ― подумала Эвелин, ― а если и есть, то он очень занят. И это к лучшему» ― решила она. Но когда увидела, что Каллен находился посреди совещания, почувствовала легкий укол обиды.

«Это к лучшему» ― повторила Эвелин настойчивее, но ничего не изменилось.

Она сказала себе развернуться и направиться в свои покои, но вместо этого проскользнула в кабинет и встала у стены. Каллен отдавал распоряжения относительно недавних похищений. Эвелин сказала себе, что должна внимательно выслушать и дать пару советов, возможно даже предложить помощь. Вместо этого она подумала, что он выглядит очень впечатляюще, когда руководит людьми.

И даже без этого. Просто впечатляюще.

«Та-а-ак, ― протянул голос в ее голове, ― самое время выскочить из кабинета, проветрить голову и вернуться к себе. Пока Каллен не заметил».

И в ту же секунду он поднял голову и посмотрел на нее.
 

― Лестница, ― сказала Эвелин.

«Лестница, ― повторила она про себя, ― какой идиот придумал установить здесь лестницу». Уголком сознания она вспомнила, что Каллену было трудно подниматься, когда он лечился от лириумной зависимости. Теперь проклятая штука снова вмешивалась в их жизни.

Но Эвелин простила ее, когда поняла, что поднимается сразу за Калленом. То есть действительно, сразу. Когда она смотрела вверх, ей открывались неплохие виды на его зад. «Лестница…» ― подумала она, на этот раз с благодарностью.

Еще мгновение спустя Каллен протянул ей руку. Эвелин ухватилась за нее, позволяя втянуть себя в спальную, и она не знала, как начать, но он тут же сумел расстегнуть несколько пуговиц на ее костюме. Она принялась помогать, но это оказалось сложно: ее то и дело отвлекали его губы, и его плечи, и его шрам, и…

«Пуговицы», ― подумала она с досадой.

В следующий миг она уже толкнула Каллена на кровать и в ответ на его рассеянный взгляд опустилась сверху. Дело оставалось за малым. Девиз ее жизни: если у тебя есть враг ― сожги. В сложившейся ситуации одежда вполне попадала под понятие «враг».

Эвелин коснулась Каллена губами, стараясь собрать остатки самообладания для одной последней детали. Она моргнула, когда увидела его лицо в голубоватом свечении барьера. Создатель, почему она не видела этого раньше? Если бы она видела, она всегда набрасывала бы на него барьеры…

― Что… ты..?

И прежде, чем он смог закончить, Эвелин запустила по одежде всполох огня. Сначала задымились шелковые нити швов, потом ― остальной материал: хлопок, или лен, или что-бы-это-ни-было-без-разницы. Костюм горел тяжело. Но еще труднее разгоралась рубаха Каллена. Он возблагодарила Создателя за то, что они оставили его доспехи внизу, сразу после того, как Каллен повалил ее на стол, и…

― Ох, ― перебил он ее мысли, ― ты и правда…

― Будет немного жарко, ― предупредила она, ― я действительно ненавижу пуговицы.

― У меня только одна такая рубашка, ― напомнил Каллен. Эвелин видела, что он немного отстранился. Она решила, все потому, что не каждый день ему приходится оказываться посреди горящей одежды. У нее, по крайней мере, был опыт с платьем…

«Платье», ― подумала она раздраженно.

― Одна рубашка ― это хорошо, ― улыбнулась Эвелин, поправляя прядь волос. Она надеялась, самоконтроля хватит, чтобы не оставить себя лысой, ― это значит, что с завтрашнего дня ты будешь ходить без нее.

Каллен открыл рот, чтобы продолжить, но огонь догорел, и оба предпочли вернуться к делу.

Эвелин сняла барьеры, задержавшись на его лице. «Очень красивые глаза», ― подумала она. Она подалась вперед, чтобы рассмотреть их поближе, но в поле зрения попадали губы и шрам.

«Губы», ― подумала она прежде, чем почувствовала их. Его руки прочертили линию по ее спине. Голой спине ― осознала Эвелин. Все произошло слишком быстро. Она знала: между моментом, где вы целуетесь и мигом, где лежите обнаженные, происходит… раздевание. В их случае этот процесс исчез как по волшебству… вернее, в самом деле по волшебству. И на какую-то долю секунды она почувствовала растерянность.

Но Каллен умел справляться с неожиданностями. И Эвелин в полной мере ощутила это: он действительно почувствовал ее и, перехватив инициативу, направил энергию в нужное русло. Он чувствовал, понимал и отвечал взаимностью. Если прежде у нее были шансы усомниться, сейчас все встало на свои места. Она чувствовала его, чувствовала его движения и мысли. Но, самое главное, каждые его мысль, движение и порыв полностью совпадали с ее собственными.

Ее тело и ее сознание отдались более приятным ощущениям, и впервые за долгое время Эвелин по-настоящему забыла о проблемах.
 

― Подумать только, ― сказала Эвелин чуть позже, ― я хотела пойти спать этим вечером. Я чуть не совершила страшную ошибку.

Она сильнее укуталась в одеяло и прижалась к Каллену, вдыхая запах его тела.

Она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Взгляд Каллена был спокойным и мирным, и Эвелин ощутила гордость за то, что добилась этого выражения. Возможно, она была первым человеком за долгое время, кому удалось увидеть его таким.

Он приподнялся на локтях и подался вперед. Его руки прикоснулись к ее лбу ― теплые, покрытые мозолями и грязные от сажи сгоревших костюмов. Он аккуратно провел пальцами по ее коже и убрал за ухо выбившуюся прядь.

― Я думаю о том же, ― сказал он, ― возможно, у нас просто не было времени. Я не хотел, чтобы это получилось так…

― Так? ― повторила Эвелин, нахмурившись. Она полагала, все прошло отлично, но если Каллен думал иначе…

― Так… обыденно, ― пояснил он и тут же хмыкнул на собственные слова: ― я хотел, чтобы все вышло по-особенному.

Эвелин склонила голову и посмотрела на него изучающим взглядом. Теперь она видела еще что-то за его расслабленным выражением. И это что-то странным образом напоминало досаду.

― Это было вполне «особенно», ― сказала она как можно мягче, ― или тебе показалось иначе?

― Нет, конечно же нет, ― Каллен перевернулся на бок, так что его лицо оказалось точно напротив ее, ― я никогда раньше не… послушай, ― выдохнул он, ― когда ты становишься храмовником, учишься оставлять часть себя… под доспехом. Учишься говорить и делать только приемлемые вещи, и со временем это входит в привычку. И, я не знаю как, но с тобой мне удается… быть целым. И то, что только что было между нами, я впервые ощущал все так полно.

― Это называется секс, Каллен, ― фыркнула Эвелин, давясь от удовольствия и странного чувства гордости, ― и это был просто отличный секс. Начало долгого пути по тропе отличного секса.

Создатель! Кажется, ей очень нравилось произносить это вслух. Она виновато улыбнулась и положила руку на его грудь. Эвелин почувствовала, как что-то щекочет пальцы, и вдруг поняла: она никогда раньше не представляла, что его грудь волосатая. То есть… не то что бы слишком. И все же…

И все же теперь перед ней был новый Каллен. Она знала его как хорошего солдата, ценила как стратега и коммандера, она уважала его как храмовника, который справился с лириумной зависимостью, и даже немного боялась, когда думала о его прошлом. С недавних пор она узнала его как надежного друга и как партнера, с которым могла бы провести всю жизнь.

Но теперь она знала Каллена и в другом смысле. Она знала, что у него есть большой шрам на правом бедре, что у него теплые и мозолистые руки и что у него в меру волосатая грудь. Эвелин мысленно отложила эти воспоминания, пометив как личные, к которым она имеет уникальный доступ. Каждый в Тедасе мог обсуждать коммандера Каллена. Создатель, она постоянно натыкалась на восторженные взгляды в его сторону и на сплетни окружающих. Они могли говорить, что у Каллена красивое лицо, что он высокий, сильный, добрый и надежный. Они были правы. Но они не знали, какие у него шрамы, какие руки, и каким может быть выражение его лица, если он по-настоящему спокоен.

«Итак, ― подумала, улыбнувшись, ― ты уложила в постель командующего войсками Инквизиции и просто отличного парня. Могла бы Эвелин из прошлого хотя бы мечтать об этом?»

― Эй, ― перебил он ее мысли, его взгляд был слегка насмешливым, ― ты о чем-то задумалась?

― Я понимаю тебя, ― сказала Эвелин, встряхнув головой, ― думаю, маги и храмовники похожи больше, чем кажется. Когда нас забирают в круг, и даже раньше… с тобой случатся плохие вещи, если не научишься брать эмоции под контроль. Это трудно. Раньше я смотрела на людей, и… иногда я завидовала им настолько, что начинала ненавидеть. Но вот я здесь, и, кажется, несу полную чушь, но мне легко, ― улыбнулась Эвелин, ― просто так, без всяких условий. Говоря твоими словами, я чувствую себя целой. И полностью удовлетворенной, ― добавила она, давясь смехом. ― И еще грязной.

Эвелин виновато указала на грудь Каллена, на которой нарисовалась еще одна серая полоса. Каллен перехватил ее руку и поцеловал запястье. От этого прикосновения по спине пробежались мурашки. Она подумала, что ей стоит привыкнуть, но нет. Эвелин не хотела привыкать, она хотела, чтобы каждый раз все было точно так же. И как можно чаще.

― Ты собирался сказать что-то насчет особенности, ― вспомнила она..

― Эм… да. Ничего такого, ― кашлянул он, ― просто не обращай внимания.

― Эй, ― мягко проговорила Эвелин, ― я думаю, что теперь ты можешь доверить мне пару своих секретов, разве нет?

Каллен посмотрел на нее изучающим взглядом, а потом кивнул. Он немного приподнялся, и Эвелин опустила голову на его грудь. Каллен положил руку на ее волосы и заговорил. Его голос был тихим и успокаивающим.

― Ты очень дорога мне, ты знаешь.

― Как и ты мне, ― фыркнула Эвелин, ― полагаю, я выразила это вполне ясно полчаса назад.

― Да, ну… я знаю, как это бывает между солдатами, когда каждый на грани, и вы просто не хотите умирать, не почувствовав жизни. И это сводится к простому удовлетворению потребностей…

― Это то, что было у тебя раньше? ― Эвелин постаралась спросить это как можно непринужденнее, но не могла избавиться от болезненного чувства обиды. Она почувствовала себя неуютно от того, что кто-то еще знает Каллена с этой стороны. Возможно, в эту самую секунду какая-то женщина рассказывает подругам детали, которые должны были принадлежать только Эвелин.

«Ты страшная эгоистка» ― сказал голосок у нее в голове. Эвелин была вынуждена согласиться. Но, может быть, в этом не было ничего плохого: она хотела быть эгоисткой, когда дело касалось Каллена.

― Нет, ― поспешно ответил он, ― то есть… ну… да, такое было, ― признал Каллен, ― это не те вещи, которыми стоит гордиться.

― Большинство мужчин так и делают, ― фыркнула Эвелин. Она надеялась, это похоже на усмешку больше, чем на всплеск недовольства.

― Да, но… большинство. ― Каллен замолчал, а потом продолжил, ― Я хотел сказать: то, что происходит между нами… оно заслуживает большего. По крайней мере, ты заслуживаешь большего.

Эвелин не могла сдержать улыбки. Она не могла пожаловаться на друзей и родных: даже когда она не хотела этого, знала, что о ней заботятся. Даже когда она чувствовала себя одинокой, ее близкие были рядом. Но никто и никогда не говорил ей такого. Она была магом. Никто по-настоящему не думал, что она заслуживает чего-то большего, чем уметь хорошо колдовать и стать главным чародеем.

― Разве похоже, что я жаловалась? ― спросила она, усмехнувшись. Она приподнялась и посмотрела на Каллена так, чтобы, как она надеялась, суметь выразить все свои чувства.

Каллен посмотрел в ответ, а потом продолжил.

― Когда мы были у Нотингов, ты говорила, что хочешь…

― …что не хочу делать это рядом с сумасшедшими родственниками.

― …чего-то особенного, ― закончил Каллен.

― Я не имела в виду… ― начала было Эвелин, но он перебил:

― Я не имею в виду цветы и свечи, хотя… ― добавил он, задумавшись, ― думаю, я бы хотел пригласить тебя на свидание, когда-нибудь… Но даже если нет, ― Каллен встряхнул головой, ― я не хочу, чтобы все выглядело, как простая интрижка, которую мы вынуждены прятать, пока кто-то из нас не устанет. Я бы хотел, чтобы мы могли просто… знаешь, что-то вроде… уснуть вместе.

― Эй, ― усмехнулась она, толкнув его в плечо. Каллен поймал ее руку и слегка дернул на себя, позволяя ей упасть на его грудь, ― сегодня мы будем спать вместе. Надеюсь, ты не храпишь, потому что…

Эвелин прикрыла глаза и поняла, что у нее больше нет сил разговаривать. Она лежала на груди Каллена, вдыхала его запах и чувствовала его ладонь на своих волосах. Она не знала, что можно быть такой счастливой. Вот так просто. И в эту секунду она знала, что с завтрашнего дня все снова придет в норму. Если единственный способ быть вместе с Калленом каждый день ― убить Корифея и спасти Тедас, видит Создатель, она собирается сделать это. И сделать как можно быстрее.
 

― Сер! ― из люка показалась рыжая голова Эшли. Она бросила взгляд на кровать, и, заметив в ней не только Каллена, но и Инквизитора, поспешила отвести глаза в сторону. ― Прошу прощения, что отвлекаю. Очень прошу прощения, ― добавила она жалостливым тоном, ― но там такое дело!

― Какое? ― спросил Каллен, хмурясь.

― Патрульные поймали красного храмовника, и он не оказывает сопротивления. Вернее… он сам сдался. Он готов рассказать все об их базе, но только… он хочет личной встречи с Инквизитором, так что, может, неплохо, что… простите еще раз, ― добавила Эшли, смущаясь.

Каллен и Эвелин переглянулись. В их взглядах смешались удивление и раздражение.

― Хорошо, ― устало выдохнул он, ― дай нам минуту. И… никому не рассказывай об увиденном.

― О чем? ― спросила Эшли, и тут же принялась за объяснения: ― то есть, я-то конечно понимаю о чем. Но вот как будто с этой секунды даже не понимаю, что… ну, то есть, что это было. Поэтому и…

― Эшли, ― перебил Каллен, ― пару минут.

― Да, ой. Простите, ― и рыжая голова снова исчезла.

― Думаю, нам все-таки не удастся поспать, ― проворчал он, бросив взгляд на Эвелин. Она только начал приходить в себя после пробуждения, ― интересно, что именно…

― Эм… Каллен, ― перебила Эвелин его мысли, ― ты ведь помнишь, что я… сожгла одежду.

Они переглянулись и, несмотря на всю неловкость ситуации, прыснули смехом. А мгновение спустя, взяв себя в руки, Каллен крикнул:

― Эшли! Еще кое-что…