Вот! Топорик! Не тот, большой и тяжелый, которым колют дрова, а так называемый «туристский», с длинной рукояткой. Топорик я заткнул за пояс.

   — Пожалуй, хватит, а то бегать тяжело будет.

В висевшей рядом с холодильником аптечке среди бесконечного количества пузырьков и коробочек я нашел полтюбика мази от ожогов. Намазал толстым слоем лодыжку и, как мог, перебинтовал. Распихав по карманам остатки бинта и пару баночек с йодом, я глянул напоследок в большое, с массивной рамой, зеркало (да уж, видок довольно угрожающий, прямо Раскольников, объявивший войну всем старухам) и вышел за калитку. Мертвый солдат лежал на том же месте.

   — А куда же ты денешься! — мрачно пошутил я.

Где-то я слышал, что после смерти человек становится неожиданно тяжелым. Что ж, это было правдой. Не без труда мне удалось перевернуть солдата и снять с него подсумок. Внутри лежали еще два магазина, также соединенные вместе, и две гранаты. Повесив сумку на левое плечо, я встал посреди дороги и огляделся:

   — Куда в первую очередь?

Слева улица уходила за угол, плавно огибая большой двухэтажный дом. Примерно через километр она, изогнувшись еще несколько раз, упиралась в небольшую площадь перед сельсоветом. Деревня еще в советское время безуспешно боролась за звание поселка городского типа. Теперь об этом напоминали лишь стоящий напротив сельсовета универмаг, да несколько типовых пятиэтажек.

Справа улица пересекалась со второй такой же. По ней обычно выгоняли коров на пастбище. Если же идти в другую сторону, то минуя овраг, можно было дойти до старой церквушки, а обойдя ее, снова попасть на площадь. Конечно, надо было попасть в центр. Вероятно, там можно встретить выживших, или, на худой конец, позвонить по телефону в город и сообщить о случившемся. Вот только поверит ли мне кто-нибудь? Или, что если подобный кошмар происходит во всем мире?

   — Пока рано об этом думать, — решил я. — Будем решать задачи по мере их поступления.

   — Нормальные герои всегда идут в обход, — подумал я через несколько секунд, сворачивая налево. Дойдя до угла, я замер. На дороге лежала корова, точнее, ее филейная часть. Смешанный с дорожной пылью кровавый след тянулся в сторону кустов. Оттуда доносилось громкое чавканье, изредка перемежаемое глотательными звуками.

Встав за широким деревом, я зубами, как видел в кино, вырвал чеку гранаты, чуть не сломав при этом передний зуб и, выступив из-за дерева, метнул гранату в кусты. Чавканье прекратилось и на пару секунд установилась настороженная тишина. Я хихикнул, представив, как тварь недоуменно разглядывает подкатившийся к самой морде металлический фрукт. Через пару секунд, показавшихся неожиданно долгими, раздался взрыв и кусты отрыгнули куски плоти. Метрах в двух от моих ног упала голова коровы. Пустыми глазами она укоризненно глядела на меня, словно я и вправду был виноват во всем.

Я крепче сжал автомат и отправился дальше, стараясь идти по центру дороги и держась подальше от кустов и заборов. Никогда не знаешь, что оттуда может выскочить:

Теперь я был готов к любой неожиданности и, когда за следующим поворотом в лицо мне полетел зеленый плевок, я с легкостью уклонился. Не ожидавшая от меня такой прыти тварь на некоторое время замерла в недоумении, и вдруг бросилась на меня, виляя мощным хвостом. Она повизгивала и похрюкивала от удовольствия, словно свинья, бегущая к кормушке. Я не спеша снял с плеча двустволку, уклонился от еще одного плевка и, когда до твари оставалось около десяти метров, выстрелил сразу с обоих стволов.

Захрипев, тварь отбросила копыта. Причем в разные стороны. Вынув из стволов дымящиеся патроны, я вставил новые и подошел к монстру. Щупальца вокруг рта шевелились в предсмертной агонии, из пасти толчками выплескивалась зеленоватая жижа. А вот шкура чудовища была действительно красивой. Коричневато-желтая, с черными пятнами и полосой вдоль всего тела, в лучах солнца она отливала золотом. Повешенная над камином в гостиной какого-нибудь аристократа-охотника, она смотрелась бы гораздо лучше леопардовой. Да и в моей комнате ей было бы самое место. Я почти пожалел, что у меня нет собой ножа. Хотя свежевать туши я абсолютно не умел, да и таскаться со шкурой, вымазанной зеленой кровью, особого желания не возникало. К тому же, чует мое сердце, у меня будет еще не один шанс подстрелить какой-нибудь великолепный экземпляр:

За следующим поворотом меня ждал еще один сюрприз. Прямо поперек дороги, перегородив всю улицу, лежал на боку автобус, на котором обычно возили на ферму доярок. Из обращенных к небу окон вырывались языки пламени, перелезть через него нечего было и думать. Может быть, обойти: Капотом автобус упирался в проломленный забор, а вот сзади, между «кормой» и воротами чьего-то гаража оставался небольшой зазор.

«Обходи автобус сзади», — вспомнил я. Сняв ружье, я взял его в левую руку, в правой был автомат, и боком попытался пролезть в щель. Но то ли щель была слишком узкой, то ли сковородка с жареной картошкой была слишком большой, в общем, я застрял.

Зажатый между автобусом и воротами я стоял, раскинув в руки стороны, изображая этакое воинственное распятие. Я неистово терся об автобус бедрами, словно пытаясь трахнуть его.

   — Так, — решил я через пять минут, — давай назад.

И снова дикая ламбада ни к чему не привела. Я беспомощно опустил руки, представляя, какую великолепную добычу представляю для всякой нечисти. Так меня, наверное, и найдут — зажатого между двумя железяками, с обглоданными руками.

   — Ну нет уж! — так умирать мне совсем не хотелось. Я выдохнул весь воздух и задергался в яростных конвульсиях. Наконец мне удалось освободиться, и я без сил вывалился с той же стороны автобуса, с какой и пришел. Я перевернулся на спину и уставился в синюю бездну. Над головой плыли легкие облачка и мне захотелось так и пролежать здесь весь день, ни о чем не думая. Все же несколько минут я нехотя поднялся и подобрал ружье. Автомат я выронил с другой стороны автобуса и теперь он лежал метрах в двух от меня.

   — Черт, — я упал в дорожную пыль и попытался дотянуться до него топориком. Примерно с двадцатой попытки мне наконец удалось подцепить автомат за ремень и подтянуть к себе.

   — Фу-у-у-х! — поднявшись, я, как мог, отряхнул пыль, повернулся и обомлел.

Не далее, чем метрах в пяти от меня стояла толпа зомби. И когда только они успели подойти, с их-то скоростью? Было их не менее пятнадцати человек (или голов), в чем там зомби считают? Большинство были в разорванных белых халатах, у некоторых сохранились повязанные на голову платки.

   — Доярки! — ахнул я.

Шатаясь почти в унисон и бормоча что-то утешительное, толпа медленно приближалась ко мне.

Резко вскинув ружье, я по очереди разнес головы двум ближайшим зомби.

Однако гибель коллег не остановила настойчивых доярок и расстояние между нами медленно сокращалось. Несколько коротких очередей из автомата свалили наиболее резвых, но их было слишком много.

Подмятый массой потных окровавленных тел и крепко схваченный множеством цепких рук, я рванулся, но было слишком поздно:

Со всех сторон ко мне тянулись пальцы, перепачканные кровью и молоком.

И когда буквально в нескольких сантиметрах от моего лица между двумя мощными грудями толстой доярки разверзлась огромная зубастая пасть, и на меня пахнуло жутким перегаром и тухлой капустой, я закричал… И проснулся…

Я лежал на кровати, по лбу щекочущими струйками стекал холодный пот. Так значит это все-таки сон. Но какой реалистичный! Вплоть до запахов. Снились ли мне раньше запахи? Я не помнил. Но я точно помнил, что никогда раньше мне не снились кошмары. Доигрался все-таки. Значит, мать была права. Определенный отдых мне, несомненно, требуется…

С полчаса я нежился в теплой постели, прислушиваясь к тихому тиканью в соседней комнате, пока в часах не зажужжало.

   — Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? — спросил я.