Большой концертный зал переполнен. Вновь прибывшие зрители торопливо рассаживаются по местам, наступая друг другу на ноги и негромко матерясь. Вдоль стен выстраиваются группы спецназовцев в полном боевом облачении и с оружием, вызывая ассоциации с русским “Норд-Остом”. Еще до появления этих молодчиков зал обнюхали сверху донизу служебные собаки и опытные саперы. Искали все подозрительное: взрывные устройства, баллоны с химикатами, кнопки на креслах, ядовитый попкорн в буфете… Такие меры предосторожности не случайны – на концерт собирался пожаловать сам террорист №1! Да еще и в качестве выступающего!
Заклятый враг самой миролюбивой (и поэтому не желающей оставить мир в покое) державы не давал о себе знать долгое время. Никто не устраивал громких беспорядков, не шнырял зловещей тенью по городу, не требовал водки жутким хриплым голосом. Мирные жители не знали, из какого затянувшегося отпуска вернулся этот асоциальный тип, но несколько дней назад они увидели афишу, обещающую “вечер трагической песни с террористом №1”. Дарт Вейдер без плаща всерьез собирался каяться, выворачивать душу наизнанку и поражать публику своим глубоким внутренним миром. Чтобы создать нужное “похоронное” настроение, зрителям в гардеробе раздавали носовые платки черного цвета, предлагали приобрести душераздирающие фотографии похмельного Ханка с опухшим противогазом или пожертвовать умеренную сумму на реабилитацию жертвы чудовищного стресса и непрерывных возлияний (карточки не принимаются). Народ массово шел знакомиться с “трагическими виршами”, несмотря на все предупреждения властей о возможном теракте. Чтобы предотвратить провокации и без лишнего шума “упаковать” террориста после выступления, на концерт приперлись и те самые спецназовцы. Впрочем, увидев дежурящую у сцены “группу поддержки” из кавказского подразделения S.O.R.T.I.R., они как-то подрастеряли боевой задор.
Внезапно свет гаснет, и зал плавно погружается во мрак. По залу прокатывается возбужденный рокот. Вдруг посреди сцены вспыхивает тонкий луч света, выхватывающий из темноты мужскую фигуру. Почти трезвый певец выходит к публике без традиционной черной униформы и даже без противогаза. В честь торжественного мероприятия он надел свой единственный парадный костюм: дырявые серые брюки, пиджак того же цвета с пятнами от рыбы и застиранную майку-алкоголичку. Пока зрители пытаются понять, где Дарт Вейдер без плаща, и что тут делает непонятный мужик с короткими светлыми волосами, Ханк берет микрофон:
-Здравствуйте, мои дорогие. Как вас сегодня много! Это греет душу. Сегодня я хочу рассказать вам грустную и поучительную историю своей жизни. Точнее, пропеть.
Мутные глаза исполнителя пристально изучают ряды зрителей, высматривая Криса, Леона, авторов или еще кого-нибудь из обидчиков. Убедившись, что никто из них на выступление не явился (это был даже не бойкот, как показалось пропитавшемуся спиртом мозгу, а обычный пофигизм), погрустневший Ханк прочищает горло. Включается медленная музыка, и наемник начинает душевно петь:
Песню я для вас пропою
Про суровую судьбину свою.
От Добра ушел, снова к Злу пришел,
Лишь недавно смысл жизни нашел.
А ведь раньше жил не тужил,
Корпорации, как пес, я служил.
В один скорбный час весь мой пыл угас
Ехать в Раккун получил я приказ.
Этот город был словно ад,
Там меня любой сожрать был бы рад.
В вертолет я сел, смылся, как хотел,
Жаль, с G-вирусом в итоге пролетел.
А в “Амбрелле” мне говорят:
“Раз уж ты порастерял все подряд,
Со всех ног беги, шкуру береги,
Или съест мутант-амеба мозги!”
Помню, я тогда задрожал,
От греха подальше сбежал.
Всех врагов развел и от счастья цвел,
Собутыльников попутно завел.
Оба – русские мужики,
Пьют от счастья и бухают с тоски.
Выпивают в ночь и с утра не прочь,
Ну и я таким же стал – прям точь-в-точь.
Начал от души выпивать,
Беды в водке все свои растворять.
Мир пускай орет, извергом зовет,
Дарта Вейдера вранье не… гм… проймет.
Но на месте я не сидел,
С корешами натворил много дел.
И крестьян гонял, и во льдах гулял,
Террориста честь нигде не ронял.
Расставаться час нам пришел,
И от горечи в запой я ушел.
Ведь не знал, кем быть, как хандру забыть,
И кого, чтоб полегчало, убить.
Были и другие друзья,
Только верными назвать их нельзя.
Любят выпивать, всем люлей давать,
Лишь меня алкашом обзывать.
Я для них посмешищем стал,
Всех своим запоем достал.
Долго смех терпел, только есть предел,
Ведь остался я совсем не у дел.
Вышел ночью я на Кавказ,
Воевать туда послали как раз.
Вдруг обрел мир цвет! Да – ошибки нет!
Миша, Коля, заскучал я! Привет!
Встрече был ужасно я рад,
Все вернуть хотелось назад.
Вновь своим я стал там, где так блистал,
А друзей-америкосов послал!
Снова смело пить могу я,
Тут не служба, а почти что семья.
Пой, мороз лихой! Водка, тоже пой!
Как влюбился я в Русь всей душой!
Ханк замолкает, переводя дух. Дальше по идее все зрители должны были встать со своих мест и продолжить аплодировать стоя, утирая непрошенную слезу. Но не тут-то было. Кто-то молча пялится на сцену, кто-то фыркает, а кто-то и вовсе громко и неприлично ржет.
Последние приводят певца в бешенство:
-Ржете? Да что вы за люди? Я к вам со всей душой, а вы… Это ж грустная песня!
-Грустная? Это же нелепица! – восклицает некультурный зритель с оттопыренными ушами.
-Обычные жалобы алкоголика, - поддерживает его еще менее культурный сосед с выпученными глазами. – Шел бы ты в клинику – там любого вылечат!
-Да чего мы его слушаем? – орут сразу несколько человек. – Хотим увидеть террориста №1! СЕЙЧАС ЖЕ!
S.O.R.T.I.R.-овцы нервничают, порываются усмирить народ, но наемник останавливает их взмахом руки. В наступившей тишине он угрожающе шипит:
-Террориста хотите? Будут вам террористы.
Из-за кулис под аккомпанемент марша Империи из “Звездных войн” выходят сразу два Дарта Вейдера без плаща. Их лица скрывают противогазы, но все почему-то и так понимают, что неизвестные смотрят очень недружелюбно. В зале раздается шепот:
-Это он. Слева.
-Нет, справа!
-А я говорю, что слева! И не спорь со мной!
-Мамочки, они размножаются! Что же будет?
Некоторые зрители с надеждой смотрят на спецназовцев, но те вжимаются в стены и стараются не делать резких движений. А на сцену выходят еще две устрашающие фигуры.
-Это еще что! Вы на моих старших братцев посмотрите! – Ханк указывает на огромных широкоплечих гигантов, на крупных головах которых едва держатся противогазы. Затянутые в черные костюмы чудовища выпрямляются, вскидывают руки с прорвавшими перчатки когтями, издают утробный рев, а потом…
Что было потом, никто уже не видел. Потрясенные появлением сразу четверых Вейдеров без плаща зрители несутся со всех ног к выходу. Впереди всех храбро мчится орава спецназовцев. По многочисленным просьбам излишне нервной публики дверные проемы концертного зала сделали попросторнее, чтоб ничто не мешало эвакуациям, но перепуганные критики все равно ухитряются создать давку.
Вскоре в зале остаются лишь нарушители спокойствия и недовольный певец. Первые террористы в черном снимают противогазы и превращаются в русских наемников.
-Вот это рванули! Как зайцы от электрички! – ухмыляется Михаил.
-Мне тоже понравилось! – соглашается Николай. – Надо было всех наших так нарядить!
-Не, Колян – перебор бы получился! Они бы вообще окочурились с перепуга. Эй, Потапыч, - Михаил хлопает по плечу одного из “старших братцев”, - не сварился еще?
-Бру-пш-ш-ш-бру-у-у-у! – не то шипит, не то ревет здоровяк.
Михаил кивает и снимает маски с обоих медведей полковника. Иван и Степан жадно хватают воздух пастями.
-Еле нашел на складе противогазы такого размера! – сетует Зиновьев. – И то с трудом на их морды натянул!
-Зато как сыграли. Мастера перевоплощения! – хвалит мишек Михаил. – А ты что скажешь, Ханыч? Эй, Ханыч?
Наемник отвечает друзьям бульканьем. Все это время он жадно поглощал бесцветную жидкость из припасенной бутылки и не собирался останавливаться. Хотелось запить досаду от неудачного творческого дебюта.
Занавес.