Чулки у Нэнэ были, что уж врать. Точнее, они лежали под матрасом, в упаковке, не распечатанные, потому что он сам себе дал пощечину однажды, купив их ради прикола. Да и туфли у него тоже были, правда спрятаны за шкаф. Его даже в магазине приняли за не слишком женственную девчонку, потому что одежда скрывала тело, как обычно, а лицо… Ну, все готы красятся. Да и волосы будто специально завиты были.

На экране красовался пьяный, очень сильно накрашенный Доминик, выглядел он, как настоящая девчонка, причем дорогая и пафосно прикинутая. Он держал бокал, смеялся, поправлял волосы, отрощенные еще длиннее, чем раньше. Ведущая, оставшаяся за кадром, комментировала видеоряд, промелькнул Грэг с девушками, Рассел, лупивший сначала по установке, а потом по пустой голове Лайама. Трампер вообще отрывался от души, он чего только на экране не выделывал, и на роликах по перилам лестницы какой-то навернулся, и к их стервозному солисту приставал, хватая его за оттопыренный в процессе сонного потягивания зад. Ведущая засмеялась, назвала «милыми дурачками» «красивых мальчиков» из «Ванильной галактики».

- Тоже чулки хочу… - лениво протянул Сэнди, лежа в кресле после обеда, успокаивая нервы, испорченные на уроках. Он лежал, свесив ноги с одного подлокотника, а голову – с другого, так что волосы болтались в воздухе, лицо было открыто и выглядело так вдохновенно, нежно, что хотелось щелкнуть по курносому носу.

От его визга все попадали, заорали в голос, шарахнувшись к кроватям, залезая под них, отползая, как угодно. Сэнди заголосил так, что задрожали стекла в рамках, висевших с фотографиями на стенах. Он отпрыгнул, врезавшись в Жана, сбив его с ног и, продолжая орать, залез на него полностью, чуть ли не клубком свернувшись на торсе и вцепившись в свитер. Жан и сам взвыл, увидев эту рожу, за его спиной, сидевшую возле двери на стуле уже минут пятнадцать, причем незамеченную никем.

Нэнэ Сомори был племянником интернатской музыкантши, добрейшей, милейшей женщины. На тетку он был не очень похож, да и вообще, появившись в Стрэтхоллане спустя год после первого прослушивания «группы», он произвел не самое простое впечатление. И он не выглядел дружелюбным, потому и остался практически один, хоть и в команде самых странных, тихих парней интерната. Меркурии все были немного со странностями, но Нэнэ, хоть и не был их капитаном, превосходил по странности каждого по отдельности и всех в целом. Вот тогда он и увидел Ромуальда, питавшего нежность и слабость к одиноким, никем не понятым, но умным и самодостаточным парням. Он сам таким был в свое время, а потому хотел намекнуть, что Нэнэ – не такой, как все остальные. Правда сделал это Ромуальд известным ему способом, проверенным на рабочих, что делали ремонт в интернате.

Дитер думал, что его заклинило. Он сидел за столом, делал уроки, мучился и напрягал мозги, но взгляд постоянно скатывался на спящего Боргеса. Одри в самом деле спал, наевшись снотворного, которое наконец сработало. Оно не снимало ломку ночью, потому что было обострение, но сейчас он наконец смог отключиться и мирно спал, раскинувшись на своей кровати с растерзанными одеялом и простыней. Прошлой ночью он так и не разделся, поэтому лежал на кровати босиком, в штанах и своем пушистом свитере, съехавшем окончательно. Дитер подумал, что в спящем варианте он красивее, чем в живом. И волосы растрепались в процессе ночного бешенства, нижняя губа чуть припухла, прикушенная в припадке.

Жан понял, что делать, чтобы разозлить капитана, но не причинять вреда ни ему, ни себе. Ведь он сам рисковал, если начинал лупить Робина, который так бесил своим высокомерием.
Стоило звонку прозвенеть, а двери кабинета открыться, Робин вышел задом наперед, еще разговаривая с учительницей, улыбаясь ей… И увидел, что рядом с дверью, уперев руку в стену, в позе Казановы стоит мерзкий новичок. Он перекрестил лодыжки, стоял под наклоном, смотрел философски в противоположную стену, но стоило появиться капитану, Жан сразу начал действовать ему на нервы.

Вечером Сэнди сходил с ума, после звонка на отбой он сидел в спальне и делал вид, что читал книгу. Он любил романы, пусть даже они были глупые, неправдоподобные и слюнявые. Он мысленно уже четыре тысячи сто двадцать шесть раз встал и подошел к Одри, спросил у него, где конкретно болит, сильно ли ему плохо. Он не меньше двух тысяч раз мысленно потрогал его лоб, почему то Сэнди казалось, что он обязательно будет раскаленным, ведь даже по виду можно было сказать – у новичка температура даже не спадает. Сэнди миллиарды раз подумал о том, приятно ли было бы «дешевой оторве» прикосновение холодной руки. У Сэнди всегда были холодные руки, он даже на пляже летом, когда они выезжали с интернатом, был холодным, как лягушка.

Соревнования с новичками были веселыми, потому что они разом сошли с ума и брались за любое дело, в отличие от умников, что приехали в Стрэтхоллан вскоре после его второго открытия. Те парни стеснялись непонятно, кого, а эти просто заливались тупым хохотом, видя друг друга в костюмах для фехтования. Жан пытался оседлать-таки коня, но получалось еще хуже, чем у Гаррета в свое время. В любом случае, сами от себя новички этого не ждали, но развлекались от души, чему та же директриса была рада, чем она была приятно удивлена. Заразился этим настроением даже Нэнэ, но из комнаты так и не вылез, не хотел вести себя, как идиот, как эти остервенелые, гиперактивные психи.

Сэнди рассказал все, как было, получил выговор от директрисы и понял, что отныне просто не будет реагировать на провокации, как она и посоветовала. Не отреагируй он на замечание по поводу внешности, Одри не выплеснул бы ему в лицо этот злосчастный сок. Он новенький, он весь на нервах, он сам по себе отмороженный, да его еще и ломает, а Сэнди тут со своей этикой и обидами. Но не стоило отрицать, Боргес был дешевой оторвой, это факт, на что он-то обиделся? Самому правда не нравится?