Ничего, кроме поцелуя из праздного любопытства, между Одри и Дитером так и не было, Сэнди ошибался в своих догадках. Беднягу ломало весь вечер, пока «старички» интерната за одним маленьким исключением отсутствовали. К вечеру парень даже немного ожил, наплескался в душе, но стоило ему подумать о еде, тут же затошнило еще хуже, чем раньше. Но за ужином он сидел спокойно, просто смотрел на окружавших его парней и мирно тянул простую воду через соломинку, чтобы челюсти не свело.

- Давай! – Робин подначивал изо всех сил, постоянно тыкая Сэнди в бок вилкой.

- Пятно посадишь!

- Она чистая! – Робин не потерпел оскорблений в адрес своей вилки и очень, ОЧЕНЬ выразительно показал взглядом на стол Меркуриев. Сэнди вздохнул.

- Нэнэ! – крикнул он прежде, чем успел снова подумать головой, а не задницей, и махнул рукой, приманивая к себе одного из Меркуриев. В конце концов, все самые веселые происшествия начинаются с решения сердца, а не разума.

Жан подавился, обернулся к Венерам, как и братья, переставшие донимать Эрика через два стола. Дитер уставился на капитана.

- Что?

- Не что, а кто, - вкрадчиво возразил ему чей-то голос. Сэнди улыбнулся быстро, судорожно соображая, что делать.

- А у меня для тебя подарок. Ты сегодня опять не ездил в город?

- Уроки делал, - парень на Сэнди смотрел в упор, так что Венерического капитана тянуло отвернуться.

- Ты любишь всякие побрякушки?

Вопрос был дурацким, учитывая количество этих самых побрякушек из разнообразных материалов, висящих на шее Меркурия.

Нэнэ Сомори был племянником интернатской музыкантши, добрейшей, милейшей женщины. На тетку он был не очень похож, да и вообще, появившись в Стрэтхоллане спустя год после первого прослушивания «группы», он произвел не самое простое впечатление. И он не выглядел дружелюбным, потому и остался практически один, хоть и в команде самых странных, тихих парней интерната. Меркурии все были немного со странностями, но Нэнэ, хоть и не был их капитаном, превосходил по странности каждого по отдельности и всех в целом. Вот тогда он и увидел Ромуальда, питавшего нежность и слабость к одиноким, никем не понятым, но умным и самодостаточным парням. Он сам таким был в свое время, а потому хотел намекнуть, что Нэнэ – не такой, как все остальные. Правда сделал это Ромуальд известным ему способом, проверенным на рабочих, что делали ремонт в интернате.

Дитер уставился на это чудище в легком шоке, слабо выраженном на его спокойном лице. Он посмотрел на Жана, тот плотно сжал губы, чтобы ничего не ляпнуть лишнего, оба покосились на Одри, который смотрел на стоявшего рядом с ним, прямо перед Сэнди парня в глубокой прострации.

У него на лбу был написан вопрос: «Это все видят, или только я?» Он и правда не замечал Данное Существо до последней минуты, до самого появления Меркурия возле их стола. Нэнэ умел быть незаметным, когда ему хотелось. А хотелось ему этого постоянно. Он даже не учился вместе со всеми, он делал задания в комнате, в два раза больше, так как выполнял норму еще и самих уроков, а не только заданий «на дом», а потом сдавал их учителям, радостно ставившим хорошие оценки. По этой же причине Нэнэ не носил форму, которая могла бы показать его тело. Последнее его вообще никак не устраивало, а потому он душ принимал рано-рано утром, а потом поздно-поздно ночью. Он мог делать уроки, когда хотел, в любое время дня, высыпаясь по полной программе. Он был на особом положении даже у мисс Бишоп, потому что никогда не задерживался с заданиями, на «отлично» сдавал экзамены и не нарушал правила интерната. Он даже не был заставлен шагать в марше по утрам, потому что у него была беда с сердцем, если верить справке. Она была, конечно же, липовая, но что не сделает тетка для любимого племянника-сиротки.

- Хочешь такой? – Сэнди вытащил из кармана блестящую половинку сердца и показал ее парню, держа за края цепочки и покачивая заманчиво.

- Подарок? – Нэнэ прищурился, Сэнди аж побледнел, испугавшись невольно, что Меркурий УЖЕ знал, что от него хотят.

- Ну, не совсем… Я хотел кое-что попросить.

- Я так и знал.

- Ну, тебе жалко, что ли?

- На метле я не летаю, - сразу заверили капитана Венер, и два стола захихикали ехидно. Что поделать, однажды Сэнди задал этот вопрос, и Нэнэ ему до сих пор напоминал.

- Да ладно? – Жан не удержался, ухмыльнулся. – Какое разочарование. Такой образ, и не летает…

- Разве что, в ступе, - поправился парень, не глядя на остроумного Уолтерса. Он по-прежнему смотрел на Сэнди и пытался понять, чего от него хотят. Но взглядом он его не сверлил, потому что просто не умел, не имел такой привычки. Взгляд был скорее полупьяный, мутный.

- Сегодня пятница, тринадцатое, - вкрадчиво сообщил Блуверд, сладко улыбнувшись, чтобы очаровать своим обаянием заранее.

- Ммм, ты календарик купил.

- Погадай нам, - выпалил Сэнди. – В смысле, нет. Устрой спиритический сеанс, ты же можешь?

- Сам устраивай, - парень повел плечом, наглухо закрытым тяжелой, черной тканью пончо. На нем были широкие черные брюки, расклешенные книзу, длинный пуловер с широкими рукавами-трубами, которые не давали даже рассмотреть руки, понять, сильные они или совсем костлявые. Воротника у пуловера не было, так что пончо это исправляло, напрочь закрывая и шею.

- Ну что, жалко тебе, что ли? – Сэнди сделал брови домиком. – Мы же не умеем. Вдруг не получится? Такой день пропадет. Кто «за»?

Весь стол Сатурнов с грохотом поднял руки, братья сделали это, не сговариваясь, осклабившись, как и Жан, у которого аж глаза загорелись от подобной идеи. Никогда ничего подобного он раньше не делал, ни в чем таком не участвовал.

Венеры тоже руки подняли, решив поддержать капитана, но Одри руку поднял последним.

- Ты себя как чувствуешь, кстати? – заботливо осведомился Жан, заметив это. – Может, лучше пойдешь, полежишь? С тобой посидеть?

- Ты еще предложи привязать меня, - парень закатил глаза. – Мне лучше, правда. Колбасит еще, но не так, как ночью. Обещаю, я не буду больше орать, теперь будет терпимо.

Марсы и Нептуны тут же примазались, решив не терять шанс на развлечения, раз уж все равно нечем было заняться.

Нэнэ задавили количеством.

- Опять Шекспира будете вызывать? – он вздохнул.

- Нет, - Сэнди покачал головой. – Вызови Ромуальда. И Хэйдана. Мы хотим с ними поболтать.

Парень потерял дар речи, но когда обрел его, просто возмутился.

- Ты хочешь, чтобы я ИХ вытащил ОТТУДА за дешевый кулон?!

- Он не дешевый!

- Нет, - Сомори просто не верил ушам своим, никогда не тронутым иголкой, в отличие от ушей многих воспитанников интерната.

- Ты сам говорил, что они тут шляются, когда хотят.

- Когда хотят, - кивнул парень.

- Ну, Нэ-э-энэ … - Сэнди заныл. Одри повернулся незаметно к Жану, посмотрел на него и одними губами переспросил, сделав недоверчивое лицо: «Нэнэ?..» Жан выгнул бровь, округленными, страшными глазами глядя на этого «экстрасенса», и кивнул.

- Ну давай, слабо, что ли? – Робин поддержал.

- На «слабо» будешь вот этого брать, - он показал пальцем на Жана, при этом на него даже не взглянув, ткнув наугад.

- А чего сразу меня?! – Уолтерс возмутился, Дитер утробно захихикал над ним, братья просто загоготали, без изысков.

- Ладно, ну его нафиг, не хочет, как хочет, - обиделся Жан раньше всех, сдался и отвернулся к своей тарелке.

- Минус один, - констатировал Сомори радостно. – Малолеток в комнату не пущу.

- Детей не любишь? - сострил Жан.

- Возрастные ограничения.

- А что там такого страшного? – Уолтерс прищурился, ему не ответили. Все малявки сдулись, зато Брэд, Эктор, Дэни и Эрик просто-таки перегнулись через свои столы, чтобы лучше слышать разговор.

- Почему ты всегда такой вредный?! – Сэнди обиделся. – Хуже Доминика, честно!

- Не знаком, не могу сравнить, - пожал плечами парень.

- Зануда.

- Вы правда хотите этой глупостью заниматься?

- ОЧЕНЬ, - жарко заверили его сразу все.

- А если получится?

- А ты сомневаешься? – удивился Робин чуть разочарованно.

- Я искренне надеюсь, что ничего не выйдет.

- Да не ломайся, давай уже, соглашайся.

Нэнэ снял с большого пальца правой руки серебряное колечко с какими-то непонятными надписями на латыни и, держа его двумя черными ногтями, показал Одри.

- Нравится?

- Ну, - парень недоверчиво на него взглянул, Нэнэ улыбнулся, растянув губы, так что на щеках появились ямочки.

- Я его нашел год назад здесь, в Толлум-Тауне, на берегу. В бутылке лежало. Дарю, - он перевернул руку ладонью вниз, будто собираясь уронить кольцо, и Одри уже даже его почти забрал, как Меркурий дернул рукой, зажав подарок в кулаке. – Меняю, точнее. На это, - он взглянул на обыкновенное кольцо «настроения», которое Одри не снимал.

- Ага, разбежался, - Боргес осклабился, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, стараясь игнорировать гудящую боль в голове и тупую в позвоночнике.

- Это кольцо Ромуальда, кстати. Которого вы так хотите вызвать. Он сам мне сказал, - Нэнэ осклабился.

Робин подумал, что он врет, а Сэнди стало совсем не по себе.

- И вот это еще, только отдай мне свое кольцо, - Нэнэ вырвал из руки Сэнди обещанный ему кулон и все это зажал в кулак. – А где, кстати, вторая половинка? – он посмотрел на Блуверда. Тот не успел спрятать свою половинку под воротник, все заметили, Одри тоже. Он покосился на хитроумного Меркурия и нехотя скрутил кольцо с пальца. И хотя он его носил на среднем, Нэнэ пришлось надеть его туда же, откуда он снял свое, потому что пальцы у них были разные. Серебряное же колечко Одри налезло именно на средний палец, будто для того и создано было. Кулон он просто сунул в карман, глядя на Сэнди так, будто тот ему теперь по гроб жизни должен был за это кольцо.

- Ладно. Полдвенадцатого всех жду. Кто не пришел, тот опоздал, - Нэнэ улыбнулся, полюбовался на приобретенную обновку, сменившую свой цвет с черного на темно-синий, и пошел к столу своей команды.

- ЕСТЬ! – Робин обрадовался. Он рад был, что хоть как-то удастся развлечься и одновременно напугать Сэнди. Блуверд терпеть не мог привидений и, особенно, одну призрачную парочку… И Робин об этом знал. И он готов был проявить всю свою юношескую тупость, лишь бы Сэнди напугать.


Впервые Нэнэ увидел привидение лет в семь и сразу рассказал о странной женщине своей матери. Мать не поверила, он решил об этом забыть, но с тех пор подобные появления случались часто. Он ехал в машине матери в школу, они останавливались в пробке из-за аварии где-то далеко впереди, а он видел за окном мертвого водителя, который еще не понял, что умер.

С этим у Нэнэ была откровенная беда. А когда его мать застрелилась, он чуть не сошел с ума, боясь, что увидит и ее, но она лишь приснилась ему, попрощавшись, и куда-то навсегда исчезла. Их бросил отец и муж, глава семьи, все просто, она не выдержала одиночества и предательства. Мисс Батори забрала его к себе, когда это случилось, и вот, уже год он пытался привыкнуть к жизни в интернате, среди парней, у которых родителей вообще никогда не было. Но он давным-давно смирился с тем, что его все либо игнорируют, либо ненавидят и поэтому игнорируют, либо просто травят. В Стрэтхоллане он предпочел просто быть невидимкой, но так все начиналось.

Он не думал и не знал, что в этом месте, казавшемся новым, кто-то успел умереть, причем очень давно. Он шатался по лесу, наткнулся на каменную плиту, раскрошенную по краям и обтертую, почти отполированную теми, кто на ней успел посидеть и полежать. К этому времени Нэнэ начал думать, что все эти видения были всего лишь его детскими фантазиями, следствиями прочитанных на ночь ужастиков. Правда со временем он изменился, изменились и книги, которые он читал. Теперь вместо тоненькой книжки с фиолетовым словом «СТРАШИЛКИ» под одеялом с фонариком он вчитывался в толстый том рассказов Эдгара По, представляя все ужасы, описанные в каждом из них, и затаив дыхание от волнения.

Наверное, сначала он Ромуальда принял за такую же фантазию, какими были все остальные. Но Ромуальду он понравился, и бывший капитан Нептунов решил доказать, что он далеко не фантазия. Нэнэ заметил, что кто-то пошевелился у него за спиной в тот раз, в лесу. Он резко обернулся, вздрогнув, но никого не увидел. И тут же перед его лицом что-то пронеслось. Он хотел заорать и метнуться обратно, к интернату, но стоило повернуться лицом в нужную сторону, к тропинке, как он увидел возле дерева то еще уродище. Нормальный человек, увидев подобное впервые, поседел бы, наверное, но он уже привык к своим «выдумкам», которые научился контролировать к семнадцати годам, так что принял это за галлюцинацию.

Галлюцинации не улыбаются так медленно и ехидно. Галлюцинации не выглядят, как человек-сплошной-шрам, будто всю его кожу взяли, содрали, порвали на клочки и попытались приклеить обратно к телу клеем ПВА. И его улыбку сложно назвать было улыбкой, потому что не было даже губ, был рот, но он напоминал просто щель, прорезанную на гладком лице практически без носа.

Он пропал, стоило Нэнэ моргнуть всего раз, и парень чуть ли не с криками бросился к интернату. Ромуальд в тот раз сбросил всю эту красивую реальность и стал вновь таким, каким его помнил и знал Хэйдан. Не смотря на свое имя, в их пожизненно-посмертном союзе он был, все же, Джульеттой, наверное. И Хэйдан от него не отступал ни на шаг, веселясь от души. Нэнэ был интересным. Он не отрицал, но и не хотел видеть так уж страстно, а потому именно он все это и видел. И две запертые в интернате души отрывались, как могли.

Тот случай, что вспоминали Сэнди и Робин, пришелся на третий месяц пребывания парня в интернате, когда он уже почти привык к тому, что матери нет, что он в месте, где все одинокие и немного странные. Он не выглядел таким уж странным поначалу, его отличал только стыд и стеснение, несвойственное сиротам. Они с детства привыкают быть все вместе, публично раздеваться или еще что-то делать, а он не привык, поэтому в душ ходил именно ночью, не желая светить телом передо всеми. Ему казалось, что все намного красивее, чем он. И вот именно тогда, ночью, в душевой он чуть не потерял дар речи вместе с рассудком.

Он закрутил краны, обмотался полотенцем и, дрожа от холода в большом помещении, подошел к раковинам. Он наклонился, чтобы вытащить из ящика фен, но когда разогнулся, уронил его в раковину, дернувшись. Прямо за его спиной, чуть справа стоял лесной призрак, только его лицо было в порядке, и теперь Нэнэ мог его рассмотреть. Ромуальд себя рассматривал и решил даже, что выглядит замечательно. Нэнэ показалось, что привидение его не видит, оно просто само по себе, как бы, пришло потусоваться, прихорошиться, причесаться… ну, нос попудрить…

Самым неприятным было то, что он не ощущал за своей спиной присутствия, потому что Ромуальда за его спиной не было, он был только в зеркале, но там он, несомненно, стоял за ним.

Шутка завершилась тем, что Нэнэ захлебнулся словами «Ты кто», потому что Ромуальду ждать надоело, и он вспыхнул почти синим пламенем. Но все было не так банально, он загорелся с ног до головы, полыхая, в отражении одежда разлеталась на клочки, а кожа краснела и лопалась, Нэнэ чуть не оглох от крика, который слышал только он. Жуткая галлюцинация закатила вытекающие из глазниц глаза и вцепилась руками в свое лицо, сдирая его, как куски вязкой каши с черепа, отдирая плавящиеся губы, стирая какое-либо выражение и форму, оголяя кость. Его длинные, белые волосы плавились, как золото, не вспыхнув, а стекая по плечам, руки превратились в кости, форма слезла, оставив вместо тела угольно черное пугало.

Нэнэ только через пять минут, когда в душевую ворвался-таки Патрик с перепуганными учительницами, понял, что орет он сам, а не Ромуальд, горящий заживо. Ромуальда нигде, конечно, не было, отражение осталось одно единственное – его испуганной, перекошенной рожи.

С тех пор его все считали НУ ОЧЕНЬ странным, он имел глупость рассказать паре человек о том, что видел, и его посчитали шизиком все, кроме его команды. Меркурии все были не в себе, так что они его относительно поняли. А вот Сэнди чуть не умер, когда до него дошли слухи.

Надо же, какое совпадение. Новенький увидел высокого блондина, горящего заживо. В душевой. А он, Сэнди, видел годом раньше жуткие сны об этом кадре, вот только там он был УЖЕ сгоревшим и сидел с каким-то сильно избитым парнем.

«Сильно избитый парень» не заставил себя ждать долго, в общем-то. Уже через несколько дней Нэнэ проснулся утром в комнате, понял, что опять все ушли на занятия, а ему можно делать, что угодно, лишь бы уроки успел выучить. Он уже почти забыл о припадке своей разыгравшейся фантазии, вышел в коридор и пошел в библиотеку. Он тогда еще плохо знал расположение комнат и залов в интернате, а потому остановил какого-то парня, чтобы спросить, где эта самая библиотека находится. Парень странно усмехнулся, остановившись, позволив схватить себя за руку, а потом показал пальцем вперед и направо. И все это он сделал молча, странно глядя на Нэнэ, будто издевался.

Таких высоченных Сомори не видел раньше в интернате, а потому удивился. И стоило ему дойти до указанной двери, открыть ее, как он понял – его надули. Это была кладовка с тележкой, уставленной средствами для чистки разнообразных поверхностей. А на руке, которой он держался за локоть «старшекурсника», осталось сухое багровое пятно, будто от запекшейся крови.

С тех пор мертвая парочка появлялась часто, просто издеваясь. То Нэнэ просыпался от тяжести в ногах, открывал глаза и видел сидящего в подножии его кровати Хэйдана, задумчиво читавшего какую-то книгу. То он утром сонно доползал до зеркала на стене и брался за расческу, а расчесывался в отражении почему-то Ромуальд, чье изуродованное лицо было перекошено и будто натянуто на череп по неправильной выкройке, сикось-накось, каким-то ребенком из кружка «очумелые ручки». Прежними всегда оставались только черные глаза, которые облегчения как-то не приносили, но со временем Нэнэ к этому привык. Раз уж эти двое так хотели общения, он был не против. Они не любили только, когда он говорил о них другим. Но сами пугать обожали. И именно их слышал Робин по ночам, когда боялся выползти в коридор и проверить происхождение странных шорохов. Неизвестно, что бы с ним стало, увидь он этот номер под названием «ночной кошмар пожарника».

В общем, пока Сэнди мирно смотрел сны со сладкими эпизодами романтичной жизни парней прошлого века, Нэнэ вкушал удовольствие видеть их фигурально вживую. Пока Сэнди узнавал о них все, вплоть до имен, лишь наблюдая со стороны, Нэнэ имел кайф спросить это у них лично. Ромуальд издевнулся по полной программе, напугав его до трясучки. Он ночью, когда Нэнэ сидел, пользуясь тем, что все спят, с двумя свечами и пытался вызвать мерзкий уголек из небытия, подкрался к нему сзади, буквально из зеркала. И когда парень уже собирался разочарованно задуть свечи, он услышал стук, будто кто-то постучал в стекло. Он по глупости обернулся и встретился взглядом с перекошенной мордой «уголька». Ромуальд будто подался к нему изнутри, из зеркала, как если бы оно было стеклянной стеной, разделявшей комнату и мир мертвецов. Он выдохнул жарко на поверхность зеркала, так что Нэнэ в шоке увидел, как она запотела.

Жуткий палец, так же криво и нелепо обмотанный кожей, как лицо, написал старательно, чтобы Нэнэ мог прочесть именно со своей стороны, правильно: «Меня зовут Ромео».

Он застыл, ухмыляясь, пока надпись таяла, а Нэнэ нервно стучал зубами не от холода, а от ощущения, что сходит с ума. Ромуальд снова выдохнул пару раз на зеркало и задал уже свой вопрос: «А тебя?»

Нэнэ хлопнулся в обморок, буквально закатив глаза и не сгибая колен, просто, как доска. На этом их общение к моменту просьбы о спиритическом сеансе не закончилось, но ограничивалось легкими испугами и попытками Ромуальда раскрутить несчастного парня на «поболтать».