«Это» было чудовищно тощим, в возрасте чуть за тридцать и в огромных темных очках на половину непоглаженной с утра утюгом морды. Оно являлось обладателем застиранной донельзя розовой футболки, не менее дешевых джинсов, грозящих вот-вот рухнуть с бедер, и неплохого — слава тебе, Господи, без лака — маникюра. Сию деталь я приметил, поскольку в худых костлявых клешнях «это» выразительно зажало тонкую ментоловую сигарету — повод для знакомства.

— Эркаюзай мя плис, май яй гот ее матчасть, — выдало оно, приветственно улыбаясь, на ужасной смеси, как сказал бы классик, английского с нижегородским, после чего мне тут же интенсивно захотелось повеситься. Потому что национальность и ориентация сего проблемного пассажира, по недоразумению природы принадлежащего к мужскому полу, читались также четко и однозначно, как огромные табло вокруг, повествующие о вреде курения. Со своей стороны, я вроде бы никак не светился. Но, как показала практика — только вроде бы. 

— Держи, лапуль, — протянул зажигалку я, не заморачиваясь англицкой речью, чтобы и дальше не слушать ее в таком извращенном виде. Потому что моя душа поэта была не в состоянии вынести таких чудовищных пыток сумасшедшим акцентом и незнанием той самой матчасти. И совсем не думая о последствиях, я ляпнул в раздражении. 

— Я б на твоем месте ментол не курил. Он на сердце плохо влияет. Особенно после тридцати. Так и копыта под любовником откинуть недолго.

Лапуля обиженно скуксился, приготовился вякнуть что-нибудь колкое алаверды, а я… буквально через секунду прикусил язык. Потому что за спиной ходячей рекламы закона о запрете гей — пропаганды нарисовался бритый качок, ростом метров так два с гаком и в два раза шире меня в плечах. И в его взгляде ясно читалась, а если кто обидел/клеил мою «девочку» (а выражение лица дражайшей половины как раз об этом свидетельствовало похлеще госдепа США против России), то сейчас немедленно будет наказан расстрелом через повешенье. 

— Веня, все в порядке? Какие-то проблемы, молодой человек? Переведи иностранному мудаку, — процедил клон боксера Валуева на отдыхе, играя мышцами и небрежно отодвигая в сторону одной рукой два здоровенных чемодана (видимо, семейный багаж) и самого Венечку.

— Валерочка, не начинай, — засуетилось «это», отмирая от поисков ответа Чемберлену и повисая на любовнике наподобие моськи, — я просто попросил на английском у молодого человека зажигалку. А вышло, что он тоже русский и просто и не знает языков. Не понял, но дал. Ну, я в смысле, что он тоже прилетел с нами. 

— Очень приятно. Ты хочешь сказать, что этот русский придурок приставал к тебе? И не надо мне тут юлить со своим инглишем.

— Да ты что, нет, конечно. 

В свою очередь, я тоже интенсивно и подтвердительно закивал головой, ретируясь задом ближе к автобусу, который должен был отвезти нас в гостиницу. Как раз в этот момент меня начала разыскивать по мобиле потерявшаяся в аэропорту мать, а семейный багаж сладкой парочки неудачно толкнул кто-то из туристов, так что внимание Валерия успешно переключилось. И вроде бы, на первый взгляд, инцидент казался исчерпанным и не имеющим дальнейшего развития…

…Но ровно до тех пор, пока я, потерявший бдительность и усыпленный бесконечной восторженной трескотней матери, не выглянул из окна нашего автобуса, вот-вот готового тронуться, и не приметил чешущих прямиком к нему в спешном порядке Венечку и Валеру с вещами. Поверить в такое сказочное жлобство судьбы я отказывался еще минут тридцать, пока мы перебирались из аэропорта в наш курортной район Арграсси (всего их на Закинфе еще два — бюджетный Цивили и элитно-тусовочный Лаганасс), и до последнего надеялся, что они поселятся хотя бы в другом месте. 

Но когда мы подъехали к нашему отелю Венечка с Валериком, как и еще с десяток человек, тоже начали собираться на выход. К слову, экстравагантная парочка на контрасте уже успела привлечь внимание других туристов, в основном женщин, и те, кто хищно, кто недоуменно, поглядывали на двух столь разных попутчиков. Заценила в полной мере Венечку и моя собственная мать. 

— Славочка, посмотри, какой худенький молодой человек, хоть и твоего роста. На его фоне ты выглядишь вполне упитанным. Мне кажется, или у тебя наконец-то наметился небольшой животик, — проворковала она, дергая меня за рукав рубашки, как раз, когда я ловил наши сумки при выгрузке из автобуса. — И я всегда говорила, что розовый идет всем и в любом возрасте. Он так освежает цвет лица, а ты много куришь. Давай купим и тебе такую же футболочку. 

— Не надо мне ничего розового, — выпалил я, демонстративно не замечая лыбящегося мне Вениамина и смотрящего как солдат на вошь Валерия, — мам, я сам в состоянии подобрать себе вещи. Пойди лучше займи очередь на вселение.

Мать на удивление послушно удалилась в холл, а Венечка, тут же пробздив ситуацию, тем более, что его половина тоже поплелась вселяться, подлетел повторно знакомиться. 

— Приветы, неудачно в аэропорту вышло. Но теперь мы соседи, да, в этой гостинце и, значит, стоит дружить? Ты сюда насколько? — пропел он, характерно растягивая гласные. — Меня зовут Вениамин, а моего друга Валерий. Я хороший мальчик. А тебя как величать?

— Слава. Не сомневаюсь, Вень, — злобно буркнул я, а потом уточнил по наитию, — ты из Москвы, да?

— Да, — гордо выдохнул он, — а что? 

— Ну, так вот, а я из Питера. Я сюда с матерью приехал, и палево мне с вами, ребятки, нахрен не надо, — припечатал я, туша окурок, — так что давайте, у вас своя песочница, а у меня своя. 

— А ты что хочешь сказать — так видно? — немного озадачился моим тоном Вениамин. — И правду про вас говорят, что вы, питерцы, совсем не общительные. А я считал, что таким, как мы, лучше держаться вместе.

— Да вы б еще с транспарантом в руках «научная организация «ВСЕГЕИ» вышли, — хмыкнул я. — Вень, держаться у своего Валеры будешь, сам знаешь, за что. 

И если по чесноку, то хаманул я тогда нарочно, дабы отвадить все попытки на отдыхе тусоваться со мной. Во-первых, я действительно боялся окончательно спалиться перед матерью. А во-вторых, успел в своей жизни прекрасно изучить таких вот «хороших мальчиков» и, черт подери, не ошибся в своей чуйке. Потому что из-за Венечки все постояльцы отеля огребли столько приключений на пятые точки, что хватит на несколько историй. 

Номера нам с матерью достались на разных этажах, чему я искренне обрадовался, а она огорчилась.

— Мам, ты всегда сможешь прийти ко мне в гости, — заверил ее я, мягко подталкивая на выход из своего, который она успела обследовать вдоль и поперек, — только обязательно звони. 

— Ну, что ты. Конечно же, я все помню, — неохотно потянулась она к двери, а потом замерла: — Славочка, что это?

Звук действительно был очень необычным и напоминал короткий, но достаточно громкий хлопок. Потом раздался еще один, а из соседнего номера, занятого тоже русскими, в раскрытый балкон полетело характерное:

— Б*!

— Не знаю, — опешил я, — может, соседи уронили что-нибудь. И, если честно, то мне надо посетить комнату задумчивости и почитать там книгу.

— Так разве ж я тебе мешаю? — захлопала мать глаза, находя еще один повод задержаться. — Иди, конечно, а я пока у тебя на балконе подышу. У тебя море с него шикарно видно. И горы, а у меня… Но мне ничего не нужно. Лучше пусть все будет у тебя. 

— Зато у меня сломанный телевизор, а у тебя три русскоязычных канала и четыре стула,- огрызнулся я, исчезая в заданном организмом направлении. И уже начал закрывать за собой дверь, как вдруг ее словно притянуло сильным ветром, и раздался тот самый хлопок. Почесав задумчиво в башке, я водрузился на белого друга, и тут мне по хребтине со всей дури ударило крышкой от унитаза.

— Б*! — сорвалось само с губ. 

— Слава, ты в порядке? — влетела в номер мать. — Ну, вот опять те самые звуки.

Потом мы слышали их регулярно на протяжении всех двух недель. Особенно феерично они звучали в ночи, когда все пытались мучительно заснуть. А происхождение хлопков объяснилось просто. Мать, инженер по образованию, обследовала деревянное полотно и обнаружила установленный в нем замок-магнит, способный со зверской силой притягивать к себе дверь практически из любого положения. Но уже через два дня моя родительница нашла на пляже два клиновидных камня и притащила их в номера. В итоге дверной проем получился вполне приличным, а от бесконечных хлопков хотя бы «дома» мы были избавлены. 

— Ну, вот лоси тупые. Что ж они так бьются копытами и не могут включить мозги, — злилась она, слушая звуки на других этажах. Всех своих ближайших соседей антимагнитными девайсами мать, естественно, снабдила. 

А в первый день, пока она отходила от длительного перелета, успел я немного познакомиться и с курортным поселением, в котором мы остановились.